Электронная библиотека имени Усталого Караула

Часть V. Роль анархистов в политике республиканской Испании

24. Общий обзор

Революция, стихийно вспыхнувшая вслед за подавлением военного мятежа более чем на половине территории Испании, поставила перед анархистами первую проблему из тех, с которыми им пришлось столкнуться во время Гражданской войны. Они могли полностью захватить власть в Каталонии и Арагоне и, возможно, в некоторых других частях лоялистской зоны. Но они не могли выиграть Гражданскую войну в одиночку.

Предложение установить «анархическую диктатуру» было отклонено в Каталонии, а следовательно, и в остальной Республике. Им необходимо было сотрудничать с социалистами, коммунистами, ПОУМ, республиканскими партиями и Всеобщим союзом трудящихся (ВСТ), чтобы победить Франко. Поэтому анархисты приняли фундаментальное решение разделить власть, которое стало первым компромиссом в отношении основных принципов их философии.

Тем не менее анархистам в значительной степени удалось установить контроль над городской экономикой лоялистской Испании, особенно в Каталонии. То же произошло в сельской экономике той части Арагона, которую их войска отвоевали у мятежных сил. В других регионах, прежде всего в Леванте и Астурии, они сотрудничали с левыми социалистами, осуществляя контроль над экономикой и местной администрацией.

В первые недели после начала Гражданской войны анархисты столкнулись ещё с одной большой проблемой, с необходимостью пересмотреть свой фундаментальный принцип – отрицание участия в любом создаваемом правительстве. Конечно, с момента подавления мятежа в лоялистской Испании анархисты участвовали в органах власти, де-факто созданных на местном и региональном уровне. Но они могли сказать, что это – революционные учреждения, которые в действительности передают власть в руки рабочих и крестьян и помогают проложить путь к либертарному коммунизму.

Участие анархистов в официальных местных, региональных органах и, в конечном счёте, национальном правительстве являлось чем-то новым. Тем не менее через два с небольшим месяца после начала войны они согласились войти в правительство Каталонии и положить конец режиму Совета милиции, де-факто установленному 21 июля. Спустя полтора месяца они также согласились войти в республиканское правительство премьер-министра Франсиско Ларго Кабальеро, где они оставались в течение семи с половиной месяцев. Даже после того, как их исключили из национального и каталонского правительств, они продолжали отстаивать своё право на участие и отчасти добились этого в апреле 1938 г., когда астурийский лидер НКТ Сегундо Бланко стал министром образования в кабинете премьер-министра Хуана Негрина.

На местном уровне анархисты также участвовали в деятельности законных органов власти. Они занимали должности алькальдов (мэров) в таких городах, как Валенсия и Хихон, а также членов муниципальных советов во многих городах, посёлках и сёлах.

Советское вмешательство в Гражданскую войну

Анархисты вскоре столкнулись с ещё более серьёзной проблемой – стремительным усилением власти сталинистов. Коммунисты вначале были немногочисленной партией в коалиции, поддерживавшей Республику в Гражданской войне. Но, благодаря их дисциплине, готовности принять логику войны и обращению к антиреволюционным элементам в республиканском лагере, их влияние быстро стало расти.

Однако решающим фактором возвышения сталинистов в лоялистской Испании стало то обстоятельство, что сталинский Советский Союз был единственной державой, оказывавшей материальную помощь Республике во время Гражданской войны. Мексика была ещё одной страной, которая открыто поддержала лоялистские силы и по мере возможности была готова помочь им в приобретении оружия. Однако есть указания на то, что лоялистское правительство не воспользовалось преимуществом, которое оно могло получить, используя Мексику в качестве канала для получения оружия.

Гордон Орда́с, испанский посол в Мексике в начале Гражданской войны (и годы спустя председатель республиканского правительства в изгнании), подтвердил, что в первые месяцы войны он получал конкретные предложения о поставках оружия от фирм Соединённых Штатов, Канады и Японии, но когда он передавал эти предложения республиканскому правительству, он либо не получал ответа, либо на это отказывались выделить деньги. В эти предложения входили бомбардировщики, гидросамолёты, пулемёты, винтовки и прочее вооружение¹. Андрес Суарес предполагает, что отказ правительства Ларго Кабальеро от предложений, переданных послом, объяснялся тем фактом, что в это были вовлечены министры Хулио Альварес дель Вайо и Хуан Негрин, попутчики сталинистов, которые не стремились к тому, чтобы Республика перестала зависеть от СССР как зарубежного источника оружия².

Западные демократии начали разыгрывать позорный фарс невмешательства меньше чем через месяц после начала Гражданской войны. Формально провозглашённая правительством Народного фронта во Франции, во главе с социалистом Леоном Блюмом, политика невмешательства, вне всякого сомнения, проводилась в интересах консервативного правительства Великобритании премьер-министра Стэнли Болдуина и при попустительстве СССР.

Можно было ожидать, и имеются некоторые указания на это, что французское правительство Народного фронта готово было помочь своим испанским коллегам. Э. Х. Карр отмечает: «Хираль обратил взор к Парижу. Он сделал звонок Блюму 20 июля 1936 г., прося помощи в получении оружия и самолётов из Франции, и получил сочувственный ответ»³.

Хулиан Горкин записал беседу, состоявшуюся у него в то время с Жюлем Моком, лидером социалистов, который тогда был государственным субсекретарём в правительстве Блюма. Мок сказал Горкину:

Следуя соглашению о невмешательстве, практически все страны Европы решили не оказывать помощи ни одной из сторон в испанской Гражданской войне. Однако нацистское правительство Германии и фашистский режим Италии с самого начала игнорировали соглашение, которое они подписали, и можно не сомневаться в том, что оружие и транспорт, которые они предоставили для переброски марокканских войск и Иностранного легиона Франко в южную Испанию, как и действия германских и итальянских морских и воздушных сил, помешавших лоялистскому флоту сорвать эту переброску, спасли мятежников в первые недели войны, когда они стояли на грани полного поражения⁵.

Великобритания и Франция, со своей стороны, блокировали большинство попыток Республики получить оружие из Западной Европы. Хотя Луис Фишер упоминает, что французский министр авиации Пьер Кот оправил Испанской республике 100 самолётов⁶, правительство Блюма вскоре наложило эмбарго на поставки оружия, которое отнюдь не было полным, но тем не менее оказало значительный эффект. Французское правительство перехватило груз оружия, который каталонцы отправили через Францию, чтобы помочь осаждённым лоялистским силам в Ируне и Сан-Себастьяне (см. главу 8). Правительство Блюма зашло настолько далеко, что арестовало золото, хранившееся на счетах испанского правительства во французских банках⁷. Всё это противоречило договорам между Францией и Испанской республикой, которые, как предполагалось, гарантировали право Республики на получение оружия и даже обязывали Францию помочь Республике в случае мятежа против неё.

Хотя США не участвовали в соглашении о невмешательстве, администрация Рузвельта фактически поддерживала его. Она препятствовала попыткам Республики приобрести оружие в Соединённых Штатах и даже оказывала давление на мексиканское правительство, чтобы предотвратить транзит некоторых материалов, которые Республика могла получить из США через Мексику. В этом вопросе Рузвельт уступил сильному давлению со стороны католической церкви в США, которая на протяжении всей войны рьяно отстаивала дело Франко⁸.

Гэбриел Джексон показал, что, несмотря на предполагаемый нейтралитет Соединённых Штатов во время испанской Гражданской войны, крупные американские компании активно поддерживали Франко. Он приводит в качестве примера действия Международной телефонной и телеграфной корпорации, которая предоставила военным выделенные линии связи на последних стадиях заговора, и компании «Тексако», которая в течение войны продавала мятежникам нефть в кредит⁹.

Советский Союз формально также придерживался пакта о невмешательстве. 28 августа 1936 г. нарком иностранных дел издал распоряжение, которым запрещался «экспорт, реэкспорт или транзит в Испанию всех видов вооружений, боеприпасов, военных материалов, самолётов и кораблей». Это распоряжение повергло в ужас испанских коммунистов, поэтому Пальмиро Тольятти и Жак Дюкло срочно отправились в Испанию, чтобы объяснить ситуацию своим товарищам. Тольятти изложил их аргументы: «СССР должен прежде всего заботиться о своей безопасности. Необдуманные действия могли нарушить равновесие и спровоцировать войну на Востоке»¹⁰.

Коммунистическая история Гражданской войны более подробно обосновывала первоначальное присоединение Сталина к невмешательству. Признавая, что оно было официально провозглашено французским правительством Народного фронта и вначале даже принято республиканским правительством Хираля, авторы утверждали:

Наконец, авторы доказывали, что, если бы политика невмешательства при участии Советского Союза возымела действие, это «создало бы новую ситуацию с двумя возможными исходами: первый – отступление фашистских диктаторов… и второй – возвращение спустя весьма непродолжительный срок Испанской республике её права на приобретение оружия». В любом случае, заключали они, советское участие разоблачило «истинные намерения Англии и Франции, предложивших политику “невмешательства”»¹¹.

Испанские коммунисты не сообщили о том, насколько усердно СССР в начале Гражданской войны соблюдал принцип невмешательства. Много лет спустя республиканец Клаудио Санчес-Альборно́с в издании «Indice» от 1 ноября 1972 г. писал: «Новости о русской помощи. Мы слышали от Гордо́на Орда́са в Буэнос-Айресе историю о том, как он приобрёл североамериканские самолёты для правительства Республики в первый период гражданской войны и как ему удалось, с огромными стараниями и трудностями, отправить их из Мексики в Европу через Архангельск. Гордон Ордас в конце своего рассказа заявил, что эти самолёты не прибыли в Испанию: русские задержали их и отправили такое же количество старых машин»¹².

После двух месяцев колебаний, Сталин всё-таки решил вмешаться, более или менее скрытно, в Гражданскую войну на стороне республиканцев. Однако он не предпринимал никаких действий, чтобы помочь Республике, пока не убедился, что получит бо́льшую часть её золотого запаса, в то время одного из самых крупных в мире.

Сталинистская история Гражданской войны отмечает: «Что касается Банка Испании… то он на практике был преобразован в орган, управляемый и контролируемый Министерством финансов Республики. Правительство, таким образом, могло поставить золото, хранившееся в Банке, на службу войне, на службу высшим национальным интересам Испании»¹³. Авторы доказывают, цитируя мемуары нескольких членов правительства Ларго Кабальеро (но не давая никаких комментариев от себя), что золото Испанской республики передали Советскому Союзу для того, чтобы оно не попало в руки Франко¹⁴.

Индалесио Прието писал, что во время этой операции первая партия испанского золота, отправленная в Одессу, включала 13 тысяч ящиков, «весивших восемьсот пятьдесят одну с половиной тонну – круглое число, если не считать тары… Остальные триста сорок с половиной тонн были разделены на две равные партии: первая, ещё до одесской, была отправлена в Марсель, а вторая, намного позже, в Барселону. Эти суммы, вместе с депозитом в Мон-де-Марсане – депозитом, захваченным Франко, – который был размещён в 1931 г., чтобы покрыть кредит Банка Франции Банку Испании, представляли собой все золотые резервы последнего»¹⁵. Жозеп Мария Брикаль подсчитал, что в Советском Союзе было «депонировано» золото на сумму 1 592 млн песет, из общей суммы золотого запаса 2 202 млн песет в начале Гражданской войны¹⁶.

Так или иначе, вследствие полной зависимости Республики от Советского Союза в плане вооружений, в частности самолётов, танков и другой военной техники, советские дипломаты, военные, сотрудники госбезопасности и другие официальные лица, а также представители Коммунистического Интернационала, подчинявшиеся руководству ВКП(б) и советскому правительству, смогли приобрести огромное влияние на испанское республиканское правительство, особенно после отстранения премьер-министра Франсиско Ларго Кабальеро и назначения на его место попутчика коммунистов в Социалистической партии Хуана Негрина, после Майских дней 1937 г. в Каталонии.

Стремление сталинистов к абсолютной власти

Хосе Бульехос, некогда бывший генеральным секретарём испанской Коммунистической партии, так оценивал её роль во время Гражданской войны: «Действия Коммунистической партии были направлены на то, чтобы установить её полную гегемонию в правительстве и республиканской армии; в отношениях с Социалистической партии она стремилась к её поглощению, вдохновляясь недавним завоеванием “Социалистической молодёжи”. Ларго Кабальеро и его друзья, прежде чем объединиться с коммунистами, отреагировали на их манёвр, и в этот момент началась ожесточённая борьба между социалистами и анархистами с одной стороны и коммунистами с другой, борьба, которая, набирая обороты с каждым днём, продолжалась в течение всей войны»¹⁷.

Конечно, сталинисты рассматривали анархистов как главное препятствие на пути к завоеванию власти в Республике. Это недвусмысленно обозначил Пальмиро Тольятти, важнейший представитель Коминтерна в Испании во время Гражданской войны:

Безусловно, намерениям сталинистов способствовало то, что Бернетт Боллотен назвал «попустительством, беспечной доверчивостью и глупостью других». Он процитировал в связи с этим статью военачальника Валентина Гонсалеса (Эль Кампесино), опубликованную в анархическом эмигрантском издании после его выхода из рядов коммунистов:

Джеральд Бренан дал хорошую картину неустанного стремления коммунистов к власти внутри Республики и его последствий:

Очевидно, что анархисты стали жертвами этого оппортунизма сталинистов. По словам Хосе Пейратса, «благодаря своим ловким манёврам коммунисты постоянно брали верх над неумелым оппортунизмом анархистов, которые лишь недавно занялись хитросплетениями политки»²¹.

Конечно, во время Гражданской войны и в дальнейшем сталинисты и их попутчики категорически отрицали, что они стремились полностью захватить власть в Республике. Типичные образцы их аргументации можно найти в работах Луиса Фишера, который во время войны был зарубежным корреспондентом «The Nation» и близким союзником коммунистов, хотя впоследствии он обратился против них.

В брошюре, опубликованной в 1937 г., Фишер писал о советском вмешательстве в Гражданскую войну: «…Большевики не верят в то, что революцию можно экспортировать. Они настаивают, что необходимость революции вызревает на национальной почве. Они убеждены, что в конечном счёте Испания станет коммунистической. Но они не хотят вмешиваться во внутренние испанские дела, потому что они знают, какое глубокое негодование вызвало бы это у испанцев…»²²

В отношении испанских же коммунистов Фишер писал: «Лозунг демократии означает, что у коммунистов нет никакого желания установить в Испании диктатуру одной партии, как в России. Коммунисты не хотят подавлять анархистов, социалистов, левых республиканцев или любую другую антифашистскую группу…»²³ Это было написано уже после того, как они добились объявления вне закона и преследования ПОУМ.

Однако, возможно невольно (а возможно нет), сталинистская история Гражданской войны, опубликованная через 30 лет после начала конфликта, приоткрыла истинные намерения испанских коммунистов и их советских хозяев, которым препятствовали анархисты: «И если эти положения анархистов противоречили нуждам антифашистской войны, то не в меньшей степени они противоречили и развитию революции, консолидации в Испании народной демократии»²⁴. В 1966 г., и в течение предыдущих 20 лет, «народная демократия» была любимым определением коммунистов, которое использовалось для описания режимов, установленных Сталиным в Восточной Европе после Второй мировой войны.

Даже во время самой Гражданской войны лидеры испанских коммунистов делали заявления, указывавшие на цели их стремления к власти. Вскоре после формирования правительства Негрина коммунист Хесус Эрнандес, министр образования, заявил на митинге в Барселоне: «Кто не принимает наших лозунгов, тот агент фашизма и контрреволюционер». Ла Пасионария, со своей стороны, примерно в это же время обещала «разоблачать, безо всяких колебаний и сентиментальности, всех, кто, по нашему мнению, испытывает подозрительное недовольство нашим режимом…»²⁵

Отношения между испанскими коммунистами и сталинским руководством

Во время Гражданской войны в Испании было четыре основных сталинистских организации. Первой была Коммунистическая партия Испании (КПИ), которая действовала на всей лоялистской территории, кроме Каталонии и Страны Басков. Второй была Объединённая социалистическая партия Каталонии (ОСПК), которая была сформирована в этом регионе через несколько дней после начала войны, путём объединения каталонских отделений Коммунистической и Социалистической партий и двух небольших региональных организаций. И КПИ, и ОСПК входили в состав Коммунистического Интернационала. Третьей была Коммунистическая партия Страны Басков, которая, очевидно, имела организацию, формально независимую от КПИ²⁶.

Четвёртой организацией сталинистов, пользовавшейся значительным влиянием, была «Объединённая социалистическая молодёжь» (ОСМ), которая была создана в апреле 1936 г. путём объединения Федерации социалистической молодёжи (до того находившейся под влиянием фракции Социалистической партии, возглавлявшейся Франсиско Ларго Кабальеро) и Союза коммунистической молодёжи. После своего создания ОСМ присоединилась к Коммунистическому интернационалу молодёжи, и до окончания войны большинство её высших руководителей (хотя далеко не все региональные и местные) вступили в КПИ.

Испанские коммунисты издавна следовали указаниям Москвы. Благодаря непосредственному вмешательству одного из секретарей раннего Коминтерна, швейцарца Жюля Эмбер-Дро, произошло объединение двух разных коммунистических партий, которые первоначально были сформированы в Испании. Впоследствии, в начале 1930-х гг., он стал постоянным представителем Коминтерна в Испании²⁷.

Коминтерн по крайней мере дважды требовал сменить руководство Коммунистической партии Испании. Группа, возглавлявшая партию к моменту начала Гражданской войны, – в которую входили Хосе Диас (генеральный секретарь), Хесус Эрнандес, Висенте Урибе, Долорес Ибаррури (во время войны ставшая известной как «Ла Пасионария») и прочие – была выдвинута Коминтерном²⁸.

К началу Гражданской войны постоянным представителем Коминтерна в Испании являлся италоаргентинец Викторио Кодовилья, долгое время бывший генеральным секретарём Коммунистической партии Аргентины. Энрике Кастро Дельгадо, один из главных коммунистических военачальников во время войны, отмечал фактическую роль Кодовильи в руководстве партии: «Политическое бюро заседало за большим прямоугольным столом. Во главе Хосе Диас, далее остальные члены Политбюро. И напротив них – Кодовилья, действительный глава Партии в качестве делегата Коммунистического Интернационала»²⁹.

К Кодовилье вскоре присоединились остальные: Борис Степанов, которого называли то болгарином, то русским и который в действительности носил имя Стоян Минев; венгр Эрнё Герё, курировавший Объединённую социалистическую партию Каталонии; и Франц Далем, член Центрального комитета Коммунистической партии Германии, который с декабря 1936 г. входил в политическую комиссию, руководившую интернациональными бригадами³⁰.

Пальмиро Тольятти, в то время и до самой своей смерти возглавлявший Коммунистическую партию Италии, являлся главным коминтерновским «советником» испанских коммунистов во время Гражданской войны. Бернетт Боллотен говорит, что, сменив Кодовилью, «он стал фактическим главой партии, вырабатывавшим стратегию и писавшим многие речи Хосе Диаса и Ла Пасионарии. Действуя под псевдонимами Эрколе Эрколи и Альфредо, Тольятти оставался в Испании вместе со Степановым до конца Гражданской войны».

Боллотен также процитировал Джона Гейтса, коммуниста из США и главного комиссара XV Интернациональной бригады, который говорил, что «Тольятти был самой влиятельной фигурой коммунистов в Испании. Вся политика испанских коммунистов находилась под его ответственностью…»³¹

Среди тех, кто писал о деятельности Тольятти в Испании, имеются разногласия по поводу того, когда он туда прибыл. Как мы увидим с одной из следующих глав, Хесус Эрнандес, член испанского Политбюро, много лет спустя рассказывал об участии Тольятти в заседаниях Политбюро весной 1937 г., на которых была предрешена отставка премьер-министра Ларго Кабальеро. С другой стороны, Паоло Сприано, редактор книги, в которой были собраны сообщения Тольятти Коминтерну, писал, что он прибыл в Испанию «в конце июля 1937 г.»³².

Кажется маловероятным, чтобы Эрнандес не знал Тольятти и не знал, когда последний присутствовал на заседаниях Политбюро. Но верно и то, что первый из отчётов Тольятти, опубликованных синьором Сприано, очевидно, был написан в Париже в начале июля 1937 г., а первый, непосредственно затрагивающий испанские дела, датирован 30 августа. Единственное разумное объяснение, которое можно предложить: Тольятти находился здесь не позднее первых месяцев 1937 г., выехал для участия в совещании по испанскому вопросу между представителями Коммунистического Интернационала и Социалистического Рабочего Интернационала, о котором он сообщает в своём меморандуме Коминтерну от 8 июля 1937 г., и затем вернулся в Испанию, где пробыл значительную часть оставшегося периода войны.

В своих докладах Коминтерну Тольятти часто критиковал других коминтерновских представителей в Испании. Кодовилья, Герё, Степанов и Далем – все они в то или иное время давали Тольятти поводы для жалоб³³.

Прямое советское вмешательство в дела лоялистской Испании

Однако делегаты Коминтерна были не единственными представителями сталинского режима, которым подчинялись «лидеры» Коммунистической партии Испании. Более широкий перечень советников, к которым они должны были прислушиваться, приводится Хесусом Эрнандесом, тогда министром образования в правительстве Ларго Кабальеро, в описании заседания Политбюро КПИ в марте 1937 г.: «Присутствовали все делегаты от Москвы: Степанов, Кодовилья, Герё, Тольятти, Марти – в роли организатора интернациональных бригад – и, первый раз, также Орлов из ГПУ и Гайкинс [Гайкис], советник советского посольства»³⁴.

Но не одни коммунисты получали указания от представителей сталинского режима в Испании. Советский посол Марсель Розенберг и генконсул в Барселоне Владимир Антонов-Овсеенко в первый год войны неоднократно, в частном порядке, а иногда даже публично, указывали, какой политике должны были следовать правительства, при которых они были аккредитованы, и какие действия им следовало предпринимать. Премьер-министр Ларго Кабальеро однажды был настолько возмущён этим, что буквально выставил посла Розенберга из своего кабинета.

Было два других вида открытого вмешательства советских должностных лиц, при котором они действовали совершенно независимо от испанских властей. Мы видели в первых частях этой книги, что советские офицеры осуществляли широкие командные функции в Народной армии, не обладая формальным правом на это; что советские военные отвечали за распределение оружия и военных материалов, прибывавших из СССР, поддерживая при этом части, контролируемые коммунистами, и не обеспечивая в достаточной мере части, находившиеся под командованием их противников.

Кроме того, всё более масштабным становилось вмешательство советской секретной полиции – ГПУ^34a. Вальтер Кривицкий писал, что, когда в начале сентября 1936 г. Сталин решил отправить в Испанскую республику оружие и продовольствие, он одновременно приказал Ягоде, главе ГПУ, создать агентуру в Испании. На совещании 14 сентября в штаб-квартире ГПУ на Лубянке было объявлено, что это задание поручено Александру Орлову.

Кривицкий говорит: «Это совещание на Лубянке также передало советской секретной полиции руководство действиями Коминтерна в Испании. Было решено “координировать” работу Коммунистической партии Испании с работой ОГПУ»³⁵.

Кривицкий прокомментировал действия ГПУ в Испании. Он говорит, что в самом начале 1937 г. «с неумолимой серьёзностью была начата работа по сталинизации Испании. Отвечало за неё ОГПУ… Были арестованы тысячи человек, включая многих иностранных добровольцев, которые приехали сражаться с Франко. Любая критика методов, любой нелестный отзыв о сталинской диктатуре в России, любая связь с людьми еретических политических взглядов – становились предательством. ОГПУ применяло все известные в Москве методы выбивания признаний и массовых казней…»³⁶

Цели Сталина в Испании

Хотя очевидно, что Сталин, прямо и косвенно, играл важную роль во внутренней политике Испанской республики во время Гражданской войны, знание этого факта ещё не даёт нам ответа на вопрос о том, к чему он стремился в данной роли. Сейчас, спустя 60 лет после описываемых событий, вероятно, не осталось никого, кто мог бы ответить на этот вопрос с уверенностью. Однако поведение Советов по отношению к Республике, как и поведение испанских сталинистов, позволяет сделать некоторые предположения.

Я думаю, для начала мы можем принять заключение Хесуса Эрнандеса, вынесенное им после ухода из рядов сталинистов: «В испанской войне Москва играла за Москву. Ни больше ни меньше. Дело нашего народа было для них всего лишь пешкой на игровой доске их расчётов. Если бы можно было выиграть игру благодаря нашей победе, они не раздумывая направили бы нас к победе… Не было ни ненависти, ни симпатии к испанскому народу, ни сентиментальности, ни принципов, ни сомнений. Для Сталина все эти слова не имели никакого значения или содержания»³⁷.

Вальтер Кривицкий выразил своё понимание того, чего пытался достичь в Испании Сталин:

Испанский историк Сальвадор де Мадарьяга, который во время Гражданской войны придерживался «нейтральной» позиции, в целом согласен с анализом Кривицкого. Он пишет, что целью Сталина было «приобрести, в обмен на свою помощь, аванпост на Западе для защиты от угроз, которые, разрастаясь, маячили на европейском горизонте». И для этого:

Кривицкий подчёркивал осторожность Сталина в испанской ситуации:

Кривицкий также обратил внимание на контекст, в котором Сталин рассматривал Гражданскую войну в Испании:

Советский историк Рой Медведев в основном подтверждает выводы Кривицкого:

Бернетт Боллотен подчёркивает, что для достижения целей, поставленных Сталиным, было необходимо принижать и даже отрицать революцию, которая началась после подавления июльского мятежа военных на большей части Испании. Было необходимо свести Гражданскую войну в Испании к борьбе между «демократией» с одной стороны и «фашизмом» с другой. Признание каких бы то ни было революционных трансформаций в испанской республиканской экономике, произошедших после начала Гражданской войны, оттолкнуло бы влиятельные экономические круги Франции, Великобритании и других демократических стран, которые продолжали бы поддерживать политику «невмешательства», что на практике означало эмбарго на поставки оружия Республике⁴³.

Виктор Альба предполагает, что отношение Сталина к Гражданской войне в Испании менялось по мере того, как победа Франко становилась всё более очевидной: «После Мюнхенской конференции Сталин хотел провести переговоры с Гитлером. Он считал, что отказ от Испании будет воспринят в Берлине как доказательство добрых намерений. В результате русские военные советники навязали сражение на Эбро, которое за два месяца поглотило 70 000 солдат Республики и все материальные резервы правительства»⁴⁴.

Антиреволюционная политика испанских сталинистов

Испанские сталинисты – члены Коммунистической партии, каталонские социалисты и «Объединённая социалистическая молодежь» – с самого начала Гражданской войны придерживались политики, целью которой было ослабить и, если возможно, убить революцию, развернувшуюся после подавления военного путча 19 июля 1936 г.

Нигде об этом не говорилось более явно, чем в сообщении о мартовском пленуме КПИ 1937 г., опубликованном в англоязычном бюллетене ОСПК: «Народный фронт был той силой, которая сокрушила фашистский мятеж… Поэтому Коммунистическая партия Испании и Объединённая социалистическая партия Каталонии признали, что Испанская республика, и только она, должна быть правительством, в котором представлены все силы, борющиеся против фашизма. Борьба может закончиться лишь со становлением нового вида демократического и парламентского правительства с высокой социальной сознательностью, где реакция и фашизм должны быть окончательно повержены. Не отказываясь от своей программы социализации, Партия заняла позицию энергичного и серьёзного сопротивления всем скороспелым начинаниям псевдореволюционеров…»⁴⁵

Хуан Коморера в своём выступлении на том же пленуме отмечал: «Ещё до того, как посыпались советы от некоторых людей, идеей которых было осуществить революцию прежде всего остального, Объединённая социалистическая партия Каталонии с самого своего основания заявляла, что важнейшей задачей является победа в войне. Спустя семь месяцев мы начинаем исправлять грубые ошибки, допущенные нами»⁴⁶.

Эта политика испанских сталинистов имела по крайней мере две причины. Прежде всего, антиреволюционная позиция коммунистов полностью соответствовала стратегии самого Сталина в испанской Гражданской войне. Но у испанских сталинистов определённо имелись и иные мотивы. Правда заключалась в том, что они не играли практически никакой роли в революции, которая началась вместе с войной. Эта революция по большей части была делом рабочих и крестьянских союзов, на которые сталинисты в начале конфликта имели мало влияния. НКТ была всецело анархо-синдикалистской, и коммунистам не удавалось в неё проникнуть.

Всеобщий союз трудящихся почти повсеместно контролировался фракцией Ларго Кабальеро из Социалистической партии, и хотя коммунисты не так давно распустили свою профсоюзную конфедерацию и позволили её организациям влиться в ВСТ, к началу войны они не добились больших успехов в распространении своего влияния в нём.

Поэтому в ситуации, когда они не могли контролировать революцию, они были решительно настроены против неё. Ещё в 1930 г. Дмитрий Мануильский, тогда глава Коминтерна, предвосхищал эту позицию своих испанских товарищей. Он говорил, что «частная стачка (в любой стране) имела бы для международного рабочего класса бо́льшую важность, чем такая “революция” в испанском стиле, осуществлённая без Коммунистической партии и пролетариата, выполняющих руководящую функцию»⁴⁷.

Ясно, что в представлении сталинистов целью революции было установление «диктатуры пролетариата», то есть диктатуры Коммунистической партии. Конечно, это была отнюдь не та революция, что происходила после 19 июля 1936 г.

Коминтерн рано обозначил свою оппозицию по отношению к революции в лоялистской Испании. Согласно Э. Х. Карру, его Исполнительный комитет 19 октября 1936 г. выпустил заявление, «осуждавшее “манию” искусственных проектов, тенденций по “созданию нового общества”, которые угрожали разрушить Народный фронт»⁴⁸.

Коммунисты, как им было положено, обосновали свою позицию с теоретической точки зрения. Вероятно, наиболее авторитетно это сделал Пальмиро Тольятти:

Сталинистская оппозиция революции принимала разные формы. Одной из них было отрицание революции как таковой. Франц Боркенау столкнулся с этим во время своей первой поездки по республиканской территории в августе 1936 г.:

Уже 29 июля 1936 г. Долорес Ибаррури утверждала: «Наша страна сейчас проходит стадию демократически-буржуазной революции». Она добавляла: «Эта борьба есть демократическая революция, которая в других странах, таких как Франция, была совершена более века назад»⁵¹.

Типичным для позиции испанских сталинистов в то время является обращение, сделанное от их имени Французской коммунистической партией: «Центральный комитет Коммунистической партии Испании просил нас сообщить широкой общественности, в ответ на пристрастные и фантастические сообщения некоторых изданий, что испанский народ в своей борьбе против мятежников не стремится к установлению диктатуры пролетариата и имеет лишь одну цель: защита республиканского порядка и уважение к собственности»⁵².

В марте 1937 г. Хосе Диас, генеральный секретарь КПИ, заявил: «Мы сражаемся за демократическую Республику, за демократическую и парламентскую республику нового типа и глубоко социального характера…»⁵³

Атаки на революцию предпринимались сталинистами и с другой стороны: они выступали за национализацию предприятий вместо их коллективизации рабочими. Согласно Бернетту Боллотену: «Коммунисты знали, что государственный капитализм или национализация в конечном счёте позволят центральной власти не только организовать производство в антифранкистском лагере в соответствии с нуждами войны, не только контролировать распределение продукции и военных материалов, которые часто передавались профсоюзами местным жителям или их собственным частям милиции, но и ослабить левое крыло революции, лишив его одного из основных источников его силы. Конечно, они не признавали политический мотив своего требования национализации открыто и выдвигали для этого только военные и экономические основания»⁵⁴.

Характерные аргументы коммунистов приводились в заявлении Хосе Диаса в марте 1937 г. Он говорил о «преждевременных экспериментах по коллективизации и социализации», говорил, что «если вначале эти эксперименты оправдывались тем обстоятельством, что крупные промышленники и помещики оставили свои заводы и поместья и было необходимо продолжать производство, то позднее всё стало иначе… Сегодня, когда существует правительство Народного фронта, в котором представлены все силы, участвующие в борьбе против фашизма, подобные вещи не только нецелесообразны, но и оказывают эффект, противоположный ожидаемому. Сегодня мы должны как можно скорее скоординировать производство и интенсифицировать его под единым руководством, чтобы обеспечить фронт и тыл всем необходимым»⁵⁵.

Коммунистический министр сельского хозяйства Висенте Урибе реализовал стремление коммунистов к национализации на практике, издав знаменитый декрет об аграрной реформе от 7 октября 1936 г. Этот закон провозглашал все земельные владения, принадлежавшие мятежникам, собственностью государства, хотя и предоставлял крестьянам право на пользование землёй, которую они обрабатывали, либо индивидуальное, либо коллективное⁵⁶.

Сталинисты как защитники частной собственности

Главная тактика сталинистов, направленная на прекращение революции, заключалась в том, что они взяли на себя роль основных защитников мелких и средних собственников. Поступая так, они занимали нишу, освободившуюся на начальных этапах Гражданской войны.

Бернетт Боллотен подчеркнул неэффективность республиканских партий, которые были главными выразителями интересов мелкой буржуазии до начала Гражданской войны, после 19 июля: «Не могли они [собственники] обратиться и к либеральным республиканским партиям, таким как “Левые республиканцы”, Республиканский союз и “Левые республиканцы Каталонии”… сильнейшая партия среднего класса в том регионе, поскольку большинство их лидеров либо приспособились к радикализму ситуации, либо впали в инерцию от страха»⁵⁷.

КПИ и ОСПК отреагировали на эту ситуацию. Их позицию выразило обращение, опубликованное в «Рабочем мире», мадридском ежедневнике КПИ:

Большинство экономических организаций среднего класса исчезли с началом Гражданской войны, и сталинисты поспешили организовать новые. Вскоре после начала войны ОСПК организовала Каталонскую федерацию гильдий и предприятий мелких торговцев и промышленников (Federación Catalana de Gremios y Entidades de Pequeños Comerciantes e Industriales), в которую за которое время вошло 18 тысяч собственников⁵⁹. Эта федерация стала частью каталонского ВСТ, который находился под контролем ОСПК⁶⁰.

В главе 14 мы отмечали инициативу коммунистов по организации землевладельцев Валенсийского региона в новую крестьянскую федерацию. Она заменила собой довоенную крестьянскую организацию, контролировавшуюся правыми партиями, которые после 19 июля поддерживали мятежников, и включила в свой состав большинство членов этой организации.

Позиция сталинистов как защитников мелкой собственности вскоре отразилась и на составе КПИ и ОСПК. Франц Боркенау, повторно посетив Испанию в середине января 1937 г., увидел, что численность КПИ увеличилась с 3 тысяч перед мятежом до 220 тысяч. Однако он отмечал: «С июля коммунисты не отвоевали, ни у анархистов, ни у социалистов, ни одной профсоюзной секции рабочих, ни одного крупного завода, ни одного промышленного района. Зато они завоевали государственные ведомства, союзы частных собственников и значительное число деревень и сельских округов». Боркенау добавлял, что изменений в политической ориентации рабочих, «похоже, произошло очень мало»⁶¹.

Вследствие того, что сталинистские партии быстро расширяли свои ряды, но не могли изменить политическую ориентацию рабочих, по наблюдению Боркенау, «Коммунистическая партия сегодня является, прежде всего, партией военных и административных кадров, во-вторых – партией мелкой буржуазии и некоторых зажиточных слоёв крестьянства, в-третьих – партией служащих (“белых воротничков”) и лишь в последнюю очередь – партией промышленных рабочих. Присоединившись к движению, она не имела практически никакой организации, и в ходе гражданской войны она привлекла к себе те элементы, взглядам и интересам которых отвечала её политика»⁶². Эта ситуация не менялась существенным образом до конца Гражданской войны.

Единственный обнаруженный мной пример, когда сталинистам удалось взять под контроль профсоюз, ранее входивший в НКТ, представляла собой оппозиционная организация НКТ в Сабаделе, в Каталонии. Местная оппозиция осталась в стороне во время воссоединения НКТ на майском конгрессе 1936 г. в Сарагосе. В одном из докладов на этом конгрессе отмечалось, что лидеры сабадельской группы «полностью продались Коммунистической партии и большевизированному ВСТ». В результате «для НКТ была потеряна некогда сильная федерация, насчитывавшая 12 тысяч членов»⁶³.

Пальмиро Тольятти часто сообщал в Москву об отсутствии у испанских коммунистов опоры в рабочем классе и преобладании непролетарских элементов в их собственных рядах. Он, например, признавал, что ОСПК была «по преимуществу мелкобуржуазной»⁶⁴.

В другом месте он отметил, что у КПИ «слаба связь с фабриками»⁶⁵. Он также сообщал своему начальству в Коминтерне: «Нельзя забывать… что связь с массами, особенно во внутренних районах, всегда была одной из слабейших сторон партии»⁶⁶и что в Мадриде партия была «оторванной от масс, крайне сектантской… с весьма сильной тенденцией к бюрократизации»⁶⁷. Наконец, Тольятти отмечал, что, в противоположность Социалистической партии, исполком которой в большинстве своём состоял из профсоюзных активистов, в политбюро КПИ не было профсоюзных работников⁶⁸.

Особенно в этом отношении Тольятти критиковал руководство ОСПК. Он осуждал отказ этой партии бороться против легальных сельских синдикатов, которые должны были обладать монополией на продажу выращенных крестьянами продуктов и которые, по его утверждению, наживались на этих продуктах за счёт крестьян: «Многие местные руководители партии, бывшие члены реакционных организаций, спекулировали, как и все остальные. Так же поступали и в руководстве»⁶⁹.

Говоря о ситуации на республиканской территории в центральной Испании, оставшейся после захвата Каталонии силами Франко, Тольятти отмечал, что «гонения» на коммунистов «подпитывались снизу вспышкой ненависти к нашей партии и мстительности со стороны кабальеристов, анархистов, провокаторов и прочих». Он вновь подчёркивал слабость партийных «контактов с массами»⁷⁰.

Использование сталинистами силы против революции

Сталинисты с готовностью использовали против революции силу, когда для этого представлялся удобный случай. Их растущее влияние в военной иерархии и реорганизованных полицейских силах Республики, наряду с расширением агентуры ГПУ в лоялистской Испании, открывало для них много возможностей в этом плане.

В предыдущих главах мы рассматривали нападения на сельские коллективы, произведённые весной 1937 г. под руководством сталинистов военными и полицейскими частями в Леванте и Кастилии. Мы также говорили о разгоне коллективов в Арагоне коммунистическими войсками под командованием Листера, одновременно с отстранением от власти Совета Арагона.

Но сталинисты применяли силу против своих противников не только в сельских районах. После Майских дней в Барселоне прошла волна арестов, исчезновений, убийств и даже состоялся большой показательный процесс, организованный с подачи сталинистов. Методы, которые Сталин использовал в ходе Большой чистки в Советском Союзе, в заметной степени были перенесены на республиканскую Испанию и применялись всю оставшуюся часть Гражданской войны. Поумистский лидер Хулиан Горкин писал: «В течение тех полутора лет, которые мне пришлось провести в тюрьмах Мадрида, Валенсии и Барселоны… я столкнулся с тысячами левых социалистов, анархо-синдикалистов из НКТ и ФАИ, поумистов, бывших милиционеров и интербригадовцев. Иначе говоря, это были антифашисты и антисталинисты. В тюрьмах можно было воочию увидеть – лучше, чем на улицах, – хладнокровное убийство испанской революции…»⁷¹

Политическая борьба между сталинистами и их революционными оппонентами

В своём стремлении к абсолютной власти в Испанской республике сталинисты неизбежно должны были встретить сильное сопротивление. Против них выступали анархисты из НКТ–ФАИ, представлявшие собой наиболее многочисленный политический элемент на лоялистской территории; фракция Социалистической партии, возглавляемая Франсиско Ларго Кабальеро; Рабочая партия марксистского единства (ПОУМ), действовавшая в Каталонии, Валенсии и некоторых других местах. Коммунистам противостоял даже значительный сегмент правого крыла Социалистической партии, который если и не относился к революции положительно, то всё же не хотел установления просталинской диктатуры в Республике.

Сталинисты мудро решили в первую очередь атаковать самого слабого противника – ПОУМ. Вначале они развязали против неё яростную кампанию, в результате которой она в декабре 1936 г. была выведена из правительства Каталонии, а затем с ещё большей ожесточённостью продолжили своё наступление, стремясь поставить ПОУМ вне закона – чего им удалось добиться после Майских дней 1937 г. в Барселоне.

Следующей жертвой в борьбе сталинистов за власть стало левое крыло Социалистической партии во главе с Ларго Кабальеро. Вначале он был вынужден оставить должности премьер-министра и военного министра. Далее сталинистам удалось расколоть Всеобщий союз трудящихся и вновь воссоединить его уже под руководством противников Ларго Кабальеро. Сам «Старик» фактически оставался под домашним арестом до окончания Гражданской войны.

Затем пришла очередь Индалесио Прието и его сторонников в рядах Социалистической партии. Хотя он сотрудничал с коммунистами при отстранении Ларго Кабальеро и был за это награждён должностью министра обороны, он пытался ограничить влияние коммунистов – как испанских, так и советских – в республиканских вооружённых силах, что привело к его уходу из правительства в марте 1938 г. и фактической высылке из страны.

Даже основные регионалистские партии, баскские националисты и каталонские левые республиканцы, были вытеснены из республиканского правительства за несколько месяцев до окончания войны, в результате политики, навязанной сталинистами и их верным слугой, премьер-министром Хуаном Негрином.

Наконец, были анархисты. Они во всех отношениях оставались наиболее серьёзными соперниками сталинистов, и победа над ними оказалась далеко не такой полной, как над ПОУМ, социалистами Ларго Кабальеро и Прието и регионалистами. Открытой конфронтации с анархистами, как с другими антисталинскими группами, не происходило вплоть до последнего месяца войны. Как мы видели в предшествующих главах, анархистам удалось сохранить контроль над значительной частью сельской и городской экономики лоялистской Испании до окончания конфликта. Они продолжали контролировать значимую долю вооружённых сил Республики и оставались силой, с которой приходилось считаться, в политике Республики.

Конечно, в течение 32 месяцев Гражданской войны положение анархистов резко менялось от одного периода к другому. С июля по декабрь 1936 г. они были доминирующей силой в Каталонии, а также в Арагоне, где их преобладание сохранялось и после Майских дней 1937 г. Они разделяли с левыми социалистами власть в Леванте в первый год войны и в Астурии до окончания боевых действий. Они не участвовали во власти в Стране Басков, после создания здесь автономной республики, а в Мадриде их влияние было существенно слабее, чем у сталинистов и их союзников, в течение большей части войны, хотя в некоторых других районах Центра оно было более широким. Кроме того, с ноября 1936 г. по май 1937 г. они входили в республиканское правительство Франсиско Ларго Кабальеро и поддерживали премьера в его борьбе против растущего влияния сталинистов.

С декабря 1936 г. до Майских дней 1937 г. анархисты находились в обороне в Каталонии и подвергались усиливавшимся нападкам сталинистов по всей лоялистской Испании. После Майских дней они были выведены из республиканского и каталонского правительств, а в августе был уничтожен их режим в Арагоне. Можно сказать, что после Майских дней им пришлось вести отчаянную борьбу за сохранение хотя бы минимального влияния в политических делах и упорно защищать свой ослабевающий контроль над экономикой.

Тем не менее можно не сомневаться в том, что борьба между сталинистами и анархистами была важнейшим фактором во внутренней политике Испанской республики в период Гражданской войны. Герберт Мэттьюс, корреспондент «The New York Times» на лоялистской территории во время войны, подтвердил это ещё в августе 1937 г.: «Важно то, что коммунисты здесь ведут мощную пропагандистскую кампанию против анархистов, а анархисты, после трёхмесячного затишья, теперь подают признаки сопротивления. Политическое развитие республиканской Испании можно почти полностью объяснить с точки зрения этого соперничества; даже исход гражданской войны может зависеть от её результатов»⁷².

Одним из наиболее пагубных – с точки зрения анархистов – последствий длительной борьбы со сталинистами был усиливающийся раскол в самом анархическом движении. Национальный комитет НКТ по-прежнему был готов идти на одну уступку за другой, очевидно, надеясь сохранить то, что можно было сохранить. Руководство Федерации анархистов Иберии и «Либертарной молодёжи», с другой стороны, к середине 1938 г. считало, что уступок уже достаточно, и призывало всеми силами сопротивляться наступлению коммунистов и премьер-министра Хуана Негрина. В итоге, хотя в рядах либертариев не произошло формального раскола, в последние месяцы войны внутри движения велась жаркая полемика.

Финальное столкновение между сталинистами и анархистами произошло в начале марта 1939 г., когда было свергнуто правительство Негрина и создан Национальный совет обороны. Именно анархические в своей основе войска защищали Совет от нападений коммунистических сил. Анархисты сыграли важную роль в планировании и осуществлении переворота, направленного на смещение Негрина и получившего поддержку практически всех остальных политических групп – социалистов, республиканцев и прочих, – а также многих оставшихся кадровых офицеров, включая генерала Миаху, одно время состоявшего в Коммунистической партии⁷³.

Заключение

Анархисты были важными участниками политических событий в республиканской Испании во время Гражданской войны. На начальном этапе войны они де-факто обладали властью в Каталонии и Арагоне, а в Леванте и Астурии они делили её с социалистами. В этот же период они на местном уровне осуществляли власть и в других регионах Республики.

Решив в первые дни войны не пытаться осуществлять власть самостоятельно, проделав значительную переоценку ценностей, они в итоге решили войти в конституционные правительства на региональном и национальном уровнях. Этот шаг, без сомнения, представлял собой фундаментальный разрыв с основами их философии, но он стал необходимостью в условиях войны и стремления сталинистов к абсолютной власти в Республике. Мы уже рассматривали второй важнейший идейный компромисс, на который они пошли примерно в это же время, – превращение милиционеров в солдат новой регулярной армии.

Анархисты были самым значительным элементом среди тех, кто сопротивлялся продвижению сталинистов к установлению их собственной диктатуры в лоялистской Испании. Хотя действия сталинистов смогли вызвать разногласия в рядах анархистов, им не удалось окончательно сокрушить либертариев. Они продолжали вести арьергардные бои, чтобы защитить свои сельские и городские коллективы, своё (заведомо ограниченное) место в командовании вооружёнными силами и свой голос в национальной политике.

Можно лишь размышлять о том, как подействовал на окончательный исход Гражданской войны этот порыв сталинистов к власти, на отражение которого анархистам пришлось потратить столько сил и времени. Анархический автор Ласарильо де Тормес, писавший в конце 1937 г., так прокомментировал действия правительства Негрина:

Конечно, жестокие гонения сталинистов на сельские коллективы в Арагоне и их попытки сделать то же в Леванте и Кастилии неизбежно должны были дезориентировать крестьян – не говоря уже о том, что было сорвано выполнение ими задач по обеспечению Республики необходимым продовольствием. Аналогично, постоянные попытки сталинистов уничтожить, правительственными постановлениями, хитростью и иногда силой, городские коллективы, созданные рабочими в первые недели войны, не могли иметь другого результата, кроме снижения энтузиазма членов коллективов по отношению к республиканскому режиму и срыва выполнения экономических задач коллективов.

К концу 1938 г. помощь Республике со стороны Советского Союза – которая считалась главной заслугой сталинистов и которую они если не явно, то намёками угрожали прекратить, если их требования не будут выполняться, – уже почти не оказывалась. Во второй половине 1938 г. советские поставки сократились до тонкой струйки, интернациональные бригады, сформированные Коминтерном, были отозваны, и Испанской республике оставалось надеяться только на собственные ресурсы.

К тому времени Сталин утратил интерес к поддержке испанского республиканского дела. Он шёл к «соглашению» с гитлеровской Германией, которого наконец достиг на третьей неделе августа 1939 г. Однако даже на последнем этапе Гражданской войны, после захвата Каталонии войсками Франко, Сталин, действуя через Коминтерн и Коммунистическую партию Испании, продолжал затягивать эту, к тому времени безнадёжную, борьбу, ожидая, что Испанская республика ещё сможет послужить пешкой в той сложной игре, которую он вёл с Великобританией и Францией, с одной стороны, и Адольфом Гитлером – с другой.

25. Анархисты в правительстве Каталонии (июль – декабрь 1936 г.)

Начиная с подавления военного мятежа в Каталонии 20 июля 1936 г. и до начала декабря того года политическое влияние НКТ–ФАИ в Каталонии было преобладающим. В первые несколько недель они занимали ведущее положение в Центральном комитете антифашистской милиции, который являлся действующим правительством региона, хотя Хенералидад Каталонии, возглавляемый президентом Луисом Компанисом, продолжал существовать в качестве теневого режима. В дальнейшем, после формального вхождения в правительство Хенералидада в конце сентября, анархисты продолжали господствовать в региональном правительстве до того, как оно было реорганизовано в декабре 1936 г. После этого анархистам пришлось перейти к обороне.

Первая встреча анархических лидеров с Компанисом

Едва затихли бои на улицах Барселоны, как, ближе к вечеру 20 июля, президент Каталонии Луис Компанис позвонил в региональную штаб-квартиру Национальной конфедерации труда и попросил прислать делегацию во дворец Хенералидада. Группа, состоявшая из Хосе Асенса из Регионального комитета, Аурелио Фернандеса, Буэнавентуры Дуррути, Хуана Гарсии Оливера и Диего Абада де Сантильяна, отправилась во дворец и встретилась с президентом.

В своих мемуарах Хуан Гарсия Оливер изложил содержание дискуссии между Компанисом и лидерами НКТ:

Они согласились, что он останется главой Хенералидада.

Далее Компанис сказал, что, если анархисты не возражают, он займётся созданием Комитета антифашистской милиции, «который возьмёт на себя руководство борьбой в Каталонии». Он добавил, что, имея в виду такую возможность, он уже пригласил к себе лидеров других партий и организаций, участвовавших в борьбе против мятежных войск 19–20 июля².

По версии коммунистов, анархисты сами предложили создать этот комитет³. Это представляется весьма маловероятным, так как позднее многие в рядах НКТ говорили о нежелательности создания такого органа вместо официального провозглашения власти анархистов в Каталонии, фактически существовавшей на тот момент, причём сам Гарсия Оливер стоял во главе группы, выступавшей против Центрального комитета милиции. Версия, представленная Гарсией Оливером, который находился в центре событий, кажется более заслуживающей доверия, чем версия коммунистических лидеров, которых там не было.

После этого Компонис провёл лидеров НКТ в соседнюю комнату, где находились Хуан Коморера из Социалистического союза Каталонии, Рафаэль Видьелья из каталонского отделения Испанской социалистической рабочей партии, Вентура Гасоль из «Левых республиканцев Каталонии», Рамон Пейпок из «Каталонского республиканского действия», Андрес Нин из Рабочей партии марксистского единства (ПОУМ) и Хосе Кальвет из крестьянской организации – Союза рабасайрес⁴. Коммунистическая история Гражданской войны утверждает, что собравшиеся политики договорились о создании нового правительства Народного фронта в Каталонии, в котором должны были участвовать все представленные на встрече партии и организации⁵. Однако нет никаких указаний на то, что тогда анархическим лидерам было сделано такое предложение. Их встреча с собравшимися политиками свелась к рукопожатиям и обмену любезностями.

Затем анархические лидеры удалились и провели короткое совещание. После этого Гарсия Оливер от имени делегации сообщил Компанису, что они пришли только для того, чтобы выслушать его, а не чтобы вести какие-либо переговоры, поскольку они не имели представления о том, что́ он собирается предложить. Гарсия Оливер сказал президенту, что они вернутся в региональную штаб-квартиру НКТ и обсудят его предложения с Региональным комитетом.

После недолгого заседания Регионального комитета было решено телефонировать Компанису о том, «что учреждение Комитета антифашистской милиции Каталонии одобрено в принципе, если достигнуто соглашение о его составе, и что для окончательного ответа нужно дождаться решения Пленума местных и комаркальных организаций, который должен пройти 23-го…» Было решено, что Аурелио Фернандес, Буэнавентура Дуррути и Хуан Гарсия Оливер будут продолжать переговоры о характере создаваемого Комитета милиции с Компанисом и представителями различных партий и групп, пока НКТ не вынесет окончательное решение об участии или неучастии в нём⁶.

Пленум 23 июля 1936 года

Через три дня после встречи анархических лидеров с президентом Компанисом состоялся судьбоносный пленум анархистов. Это собрание делегатов от всех местных и комаркальных организаций НКТ и ФАИ в Каталонии приняло решение, определявшее направление и политику либертарного движения на протяжении следующих двух с половиной лет. По существу, практически все политические шаги движения вплоть до падения Республики вытекали из основополагающего решения, принятого на пленуме 23 июля 1936 г.

Заседание проходило в здании, которое анархисты конфисковали под свою барселонскую штаб-квартиру. Это был особняк ведущей каталонской организации собственников – «Развитие национального труда» (Fomento del Trabajo Nacional), располагавшийся на улице Лаетана, в полутора кварталах от кафедрального собора в центре города; теперь здесь разместились местные комитеты НКТ и ФАИ, их региональные комитеты, а также Полуостровной комитет ФАИ и комитеты «Либертарной молодёжи» и Союза свободных женщин.

Основной вопрос пленума сводился к тому, должны ли анархисты взять власть в Каталонии и установить либертарный коммунизм или им следует утвердить решение об участии в Комитете антифашистской милиции и тем самым согласиться разделить власть (в большей или меньшей степени, смотря по обстоятельствам) с другими организациями и партиями, объединившимися против военных мятежников и вставшими на защиту Республики. Безусловно, это был самый значительный вопрос из тех, что могли волновать каталонских – и испанских – анархистов.

Первой в пользу взятия власти высказалась комаркальная делегация Бахо-Льобрегата. Её представитель, как он сам заявил, «понял, что с Комитетом милиции продвижение к социальной революции будет остановлено… Он предложил отозвать делегатов НКТ и ФАИ и продолжать революцию вплоть до установления либертарного коммунизма, что соответствует решениям организации и её принципам и идеологическим целям».

Хуан Гарсия Оливер поддержал предложение делегации Бахо-Льобрегата, утверждая, что Компанис и другие партии и группы смотрят на Комитет антифашистской милиции как на «второсортный полицейский комиссариат». Он доказывал, что «ошибки могут и должны быть исправлены», и добавил: «…Революционный процесс приобрёл такую глубину, что это обязывает НКТ весьма серьёзно задуматься, так как, будучи главным элементом в революционном лагере, она не может оставить революцию без контроля и руководства, поскольку это создаст обширный вакуум, как в России в 1917 г., которым воспользуются марксисты всех направлений, чтобы взять на себя руководство революцией и уничтожить нас».

В заключение Гарсия Оливер сказал: «Настал момент с полной ответственностью завершить то, что было начато 18 июля, отбросить Комитет милиции и подтолкнуть события, чтобы, впервые в истории, анархо-синдикалистские профсоюзы пошли до самого конца и построили либертарно-коммунистическую жизнь по всей Испании».

Федерика Монсень, Диего Абад де Сантильян, Мариано Васкес («Марианет») выступили против позиции Бахо-Льобрегата и Гарсии Оливера, каждый со своими аргументами. Монсень сказала, что «её совесть анархиста не позволит ей согласиться… идти до конца, как предложил Гарсия Оливер, поскольку это означало бы установление анархической диктатуры, которая не могла бы быть анархической именно потому, что это была бы диктатура».

Диего Абад де Сантильян утверждал, что любая попытка анархистов «пойти до конца» оказалась бы недолговечной. Он говорил, что зарубежные державы непременно организуют блокаду Каталонии, и упомянул о нахождении британских кораблей в гавани Барселоны, что указывало на возможность вооружённой интервенции. Он призвал продолжить сотрудничество в Комитете милиции, «воздержавшись на данный момент от осуществления либертарного коммунизма на практике».

Марианет также высказался за то, чтобы продолжать участие в Комитете милиции, «не прекращая фактического правления с улиц». Он сходным образом выступил против «компрометирования организации диктаторскими методами, как произойдёт в случае, если НКТ пойдёт до конца…»

Делегат из Бахо-Льобрегата и Гарсия Оливер, в свою очередь, ответили на аргументы Монсень, Абада де Сантильяна и Марианета. Однако они больше ни от кого не получили поддержки. Многие обратили внимание, что Буэнавентура Дуррути, который также присутствовал, не участвовал в дебатах ни на одной стороне, хотя до тех пор он был весьма близок к Гарсии Оливеру.

Наконец вопрос был поставлен на голосование. Единственной делегацией, которая проголосовала за предложение Бахо-Льобрегата выйти из Комитета милиции и немедленно приступить к установлению либертарного коммунизма, была сама делегация Бахо-Льобрегата. За предложение продолжить участие в Комитете милиции, внесённое затем Диего Абадом де Сантильяном, проголосовали все остальные делегации.

Однако драма июльского пленума на этом не закончилась. После его окончания члены группы «Мы» ФАИ, включавшей таких видных анархистов, как Гарсия Оливер, Дуррути, Грегорио Ховер, Рикардо Санс, Антонио Орти́с, Доминго и Хоакин Аскасо и Мигель Гарсия Виванкос, собрались в штаб-квартире Комитета милиции. На этом собрании Хуан Гарсия Оливер предложил, чтобы милиционеры, которых Дуррути был должен возглавить на следующий день, немедленно захватили главные правительственные здания и объекты инфраструктуры Барселоны и провозгласили либертарный коммунизм. Буэнавентура Дуррути выступил против, говоря, что до возвращения Сарагосы и установления анархического контроля над Арагоном это будет несвоевременным. Очевидно, никто из остальных присутствующих не поддержал предложение Гарсии Оливера, и возможность «идти до конца» более не рассматривалась.

Вероятно, лучше всего значение решения, принятого анархистами 23 июля 1936 г., выразил сам Гарсия Оливер: «Между социальной революцией и Комитетом милиции организация выбрала Комитет милиции. Время должно было рассудить, кто был прав: большинство Пленума… или комарка Бахо-Льобрегат, которая вместе со мной настаивала на продолжении социальной революции в условиях как никогда многообещающих»⁷.

Безусловно, решение каталонских анархистов является лучшим опровержением утверждения некоторых их оппонентов, в особенности сталинистов, о том, что во время Гражданской войны анархисты стремились установить собственную диктатуру. Такие утверждения встречаются и в коммунистической истории Гражданской войны под редакцией Долорес Ибаррури и других: «Побуждаемые желанием осуществить свою “революцию”, анархисты, вместо того чтобы полностью включиться в войну против фашизма, готовились установить свою гегемонию над остальными рабочими и демократическими силами, накапливая и скрывая в тылу огромное количество оружия; там, где они могли установить диктатуру комитета ФАИ, они отказывались признавать Народный фронт и существование республиканского правительства». По словам Ла Пасионарии и её коллег, они стремились к «установлению анархической диктатуры по всей Испании»⁸.

Франк Еллинек, который в целом больше сочувствовал сталинистам, чем анархистам, опровергал это утверждение испанских коммунистов. Он писал в середине 1937 г.: «У анархистов была власть. Они не стали её использовать. Они ещё стояли на распутье и, отказываясь от предложенной Компанисом ведущей роли в Хенералидаде, они тем не менее не стали уничтожать Хенералидад»⁹.

Учреждение Центрального комитета антифашистской милиции

Тем временем, прежде чем анархисты приняли окончательное решение об участии в Комитете антифашистской милиции, этот орган уже принял свою форму. Фактически его первое заседание состоялось поздним вечером 20 июля, и на нём, по-видимому, присутствовали Хуан Гарсия Оливер, Буэнавентура Дуррути и Аурелио Фернандес от НКТ, Хосе Таррадельяс, Артемио Айгуадер и Хайме Миравильес от «Левых республиканцев Каталонии» (ЭРК), Рамон Пейпок от «Каталонского республиканского действия», Хуан Коморера от Социалистического союза Каталонии, Рафаэль Видьелья от ВСТ и Испанской социалистической партии и Хулиан Горкин от Рабочей партии марксистского единства (ПОУМ). На этом заседании Хосе Таррадельяс предложил исключить из Комитета экстремистскую партию «Эстат Катала», поскольку её лидер Хосе Денка́с (который сыграл ведущую роль в восстании в октябре 1934 г.) проявил фашистские симпатии, найдя себе убежище в Риме. По предложению Гарсии Оливера было решено официально образовать Комитет милиции в составе трёх представителей НКТ, трёх – ВСТ, трёх – ЭРК, двух – ФАИ и по одному – от «Каталонского действия», ПОУМ, социалистов и крестьянской организации рабасайрес¹⁰.

Однако президент Луис Компанис, невзирая на то, что он говорил лидерам НКТ 20 июля, не собирался допустить, чтобы Комитет антифашистской милиции стал второй властью наряду с каталонским Хенералидадом. Это ясно давал понять декрет, опубликованный в официальном бюллетене Хенералидада 22 июля. Декрет провозгласил создание «гражданской милиции для защиты Республики», назначил Энрике Переса Фарраса командующим милицией, а Луиса Пруне́са – уполномоченным по обороне Каталонии и объявил, что «создаётся комитет гражданской милиции по координации и управлению, состоящий из делегата, назначенного советником по внутренним делам, другого делегата, назначенного генеральным комиссаром общественного порядка, и представителей профессиональных и политических организаций, участвующих в борьбе против фашизма»¹¹. Очевидно, что в представлении Компаниса Комитет милиции должен был быть полностью подчинён правительству Хенералидада.

Однако анархисты были категорически несогласны с этим. Они ясно дали понять это на заседании Центрального комитета антифашистской милиции, которое прошло позднее в тот же день – и участники которого, за исключением анархистов, были более низкого ранга в своих организациях, чем те, кто присутствовал на первом заседании двумя днями ранее. Когда Луис Прунес попытался руководить ходом заседания, Гарсия Оливер незамедлительно бросил ему вызов: «Я сухо оборвал его, сказав, что собравшиеся здесь пришли не для того, чтобы обсуждать гражданскую милицию, о которой мы ничего не знаем, а чтобы организовать Комитет антифашистской милиции Каталонии, что было в принципе решено после краткого обмена мнениями между представителями НКТ и президентом Хенералидада, с согласия лидеров остальных антифашистских секторов Каталонии».

После этого Гарсия Оливер представил проект декрета о Комитете антифашистской милиции, состоявший из семи пунктов. После продолжительного обсуждения этот декрет был принят делегатами. В первом пункте говорилось: «Устанавливается революционный порядок, поддерживать который обязуются все организации, входящие в этот комитет». Последующие пункты декрета определяли, какие революционные полицейские силы будут находиться в подчинении комитета, и уполномочивали все группы, участвующие в комитете, открыть «центры вербовки и обучения» милиционеров. Заключительный пункт гласил: «Комитет надеется, что, принимая во внимание необходимость установить революционный порядок для противостояния фашистским формированиям, ему не потребуется прибегать к дисциплинарным мерам, чтобы добиться подчинения»¹².

Когда эта резолюция была принята, собрание обратилось к другим текущим делам. Прежде всего, нескольким членам Комитета были поручены определённые функции. Хуан Гарсия Оливер был назначен главой Военного отдела; Аурелио Фернандес, также член НКТ, был назначен главой Отдела внутренней безопасности; Дуррути был назначен руководителем транспорта. Хайме Миравильеса из ЭРК назначили главой пропаганды; Хосе Торренса из Союза рабасайрес сделали ответственным за снабжение. Одновременно Хосе Ансенс из НКТ и Тома́с Фа́брегас из партии «Каталонское действие» были прикреплены к Отделу внутренней безопасности, а Диего Абад де Сантильян стал помощником в Военном отделе, отвечавшем за организацию милиции.

Затем перешли к обсуждению угрозы, которую создавал захват мятежниками большей части Арагона. Было решено, что первой военной задачей Комитета станет отправка колонны милиции в Арагон, для возвращения Сарагосы и Уэски. Буэнавентура Дуррути вызвался организовать и возглавить эту колонну, и Комитет согласился с этим, также назначив майора Энрике Переса Фарраса техническим советником колонны. Вследствие этого Региональный комитет НКТ должен был избрать на место Дуррути нового члена Комитета милиции, и он выбрал Маркоса Алькона из синдиката стекольной промышленности¹³.

Таким образом, по инициативе анархистов, входивших в него, Центральный комитет антифашистской милиции де-факто конституировался как действующее правительство Каталонии. Это положение сохранялось до 27 сентября 1936 г.

Характеристика Центрального комитета антифашистской милиции

Нет сомнений в том, что с 20 июля по 27 сентября реальная власть в Каталонии находилась в руках Центрального комитета милиции. Хотя правительство президента Компаниса продолжало действовать и издавать декреты, его решения не имели никакой силы, если не были утверждены Комитетом милиции.

Я лично убедился в этом при одном случае, который был незначительным, но тем не менее показательным. Примерно через месяц после начала Гражданской войны я несколько дней пробыл в Барселоне. У меня был небольшой ящичный фотоаппарат, и мы с моим гидом считали, что будет неплохо получить официальное разрешение на его использование. Вначале мы отправились за этим в городской совет Барселоны. Там нам сказали, что они не уполномочены давать такие разрешения, и посоветовали пойти в Хенералидад. Там нам также ответили, что у них нет соответствующих полномочий, и предложили обратиться в Центральный комитет милиции.

В Центральном комитете милиции ни секунды не сомневались в том, что у них есть полномочия разрешить мне использовать мою фотокамеру. После того, как я согласился передать им через своего гида использованную мной плёнку – которую они обещали отослать мне после проявки (и они выполнили это обещание), – я получил документ, подписанный Хайме Миравильесом как заведующим пропагандой Комитета милиции, дававший мне право использовать фотокамеру когда угодно.

Первые два месяца Гражданской войны именно Центральный комитет милиции выполнял практически все правительственные функции в Каталонии. Диего Абад де Сантильян говорил: «Комитет милиции одновременно был военным министерством в условиях войны, министерством внутренних дел и министерством иностранным дел и вдохновлял аналогичные органы в экономическом и культурном секторах»¹⁴.

Именно Комитет организовывал и отправлял на фронт в Арагоне – а также Леванте и Мадриде – формирования милиции, обеспечивал их снабжение и стремился централизовать руководство ими. Именно Комитет взял на себя инициативу создания Совета экономики Каталонии, пытавшегося упорядочить экономическую жизнь региона и реорганизовать его школьную систему. В предыдущих главах мы рассматривали военный, экономический и образовательный аспекты деятельности Комитета антифашистской милиции, некоторые решения которого получили правовую основу в декретах Хенералидада Каталонии.

Другой первоочередной заботой Комитета было поддержание общественного порядка. Для анархистов это было особенно трудной задачей, в силу укоренившегося неприятия государственной власти, которую им фактически пришлось осуществлять.

Хотя Штурмовая и Гражданская гвардия бок о бок с рабочими боролась против мятежа 18–20 июля и некоторые её части сохранили свой личный состав, она в значительной степени была деморализована и дезорганизована. Полицейские функции в первые месяцы Гражданской войны в основном ложились на так называемые контрольные патрули (patrullas de control), созданные профсоюзами и политическими группами, участвовавшими в уличных боях¹⁵.

В этих патрулях находилось 700 человек, среди которых 325 были из НКТ, 145 – из ВСТ, 45 – из ПОУМ и 185 – из ЭРК. Они действовали под наблюдением 11 секционных делегатов (четырёх от НКТ и ЭРК и трёх от ВСТ), а Хосе Асенс из НКТ был генеральным секретарём организации. Контроль над работой патрулей осуществлял Аурелио Фернандес, член Комитета милиции, отвечавший за общественный порядок. Довольное долгое время существовали также полицейские отряды, сформированные различными партиями и профсоюзными группами.

Вскоре была организована и судебная система. В Барселоне были созданы Комитет юстиции Каталонии и Юридическое бюро, возглавляемые Эдуардо Барриоберо и Анхелем Самбланкой, двумя адвокатами, входившими в НКТ. В Таррагоне, Хероне и Ле́риде были учреждены революционные трибуналы, состоявшие из непрофессионалов, обычно рабочих. Сесар Лоренсо отмечает: «Эти органы оформляли браки и разводы, рассматривали гражданские и коммерческие споры, призывали к ответу нарушителей и заведовали тюрьмами, судили мятежников, подозреваемых и безответственных людей и т.д.»¹⁶.

Аналогичным образом была организована охрана порядка на местах в остальной Каталонии, стараниями новых муниципальных властей, созданных после 20 июля. В том, что касалось полицейских функций, полномочия Комитета антифашистской милиции не выходили далеко за границы столичного города¹⁷.

В то время и впоследствии, стремясь дискредитировать анархистов и особенно их роль в Каталонии в первые месяцы войны, коммунисты рисовали работу этих патрулей самыми мрачными красками. Так, Хесус Эрнандес пишет о «зловещем окрике “стой!” контрольного патруля, арестах, тщательном поиске среди документов билета ОСПК или ВСТ с целью расправы», пишет, что «по утрам в предместьях города находили трупы убитых», и утверждает, что более 200 работников трамвая и автобусного транспорта были убиты патрульными¹⁸.

Сами анархисты опровергали подобные заявления. Диего Абад де Сантильян говорил об этой импровизированной полиции:

Абад де Сантильян настаивал, что Комитет милиции и, в частности, анархисты подвергали наказаниям тех патрульных, которые злоупотребляли своей властью. Он ссылается по крайней мере на два случая, когда анархисты, пользовавшиеся известностью на местах, были казнены за подобные злоупотребления²⁰.

Влияние анархо-синдикалистов в Комитете милиции было всецело преобладающим. Франц Боркенау в своих дневниковых записях о первом посещении революционной Испании в августе 1936 г. отмечал: «В Барселоне правит, кроме прежней региональной администрации каталонского Хенералидада, новый Центральный комитет милиции… составленный, на основе паритета, из представителей всех антифранкистских политических партий и профсоюзов, но фактически в нём преобладает влияние анархистов…»²¹

Разумеется, президент Компанис не был доволен тем, что Хенералидад был оттеснён на задний план Центральным комитетом милиции, что он и демонстрировал при случае. Хуан Гарсия Оливер вспоминал, как однажды Компанис без предупреждения явился на заседание Комитета и обвинил его в неспособности поддерживать общественный порядок: «Я обязан заявить вам, что если вы неспособны восстановить порядок… то я сделаю это средствами, находящимися в моём распоряжении».

Как отмечает Гарсия Оливер, стоял вопрос: «…Кто отныне будет управлять, правительство Хенералидада со своими штурмовыми гвардейцами или Комитет милиции со своими милиционерами». Он сам, не вставая с места, ответил: «Нам лучше сделать вид, что мы не слышали тебя, Компанис. У нас много работы. Враг у ворот Каталонии. Всего хорошего!» Компанис «стоял ошеломлённый. С этого момента было чётко установлено, что именно Комитет антифашистской милиции будет направлять судьбы Каталонии»²².

1 августа, с явной целью расколоть Комитет милиции, президент Компанис назначил новый кабинет во главе с Хуаном Казановасом, спикером каталонского парламента, включавший представителей вновь образованной Объединённой социалистической партии Каталонии, а также рабасайрес. Однако, хотя Мариано Васкес, региональный секретарь НКТ, дал предварительное согласие на эти изменения в каталонском правительстве, Хуан Гарсия Оливер и другие анархисты в Комитете милиции отреагировали крайне негативно. Они потребовали провести повторную реорганизацию кабинета, исключив из него членов ОСПК. Новое правительство, созданное 6 августа и действовавшее до 27 сентября, включало девять советников от «Левых республиканцев Каталонии», одного – от «Каталонского действия», одного – от Союза рабасайрес и одного военного, полковника Фелипе Диаса Сандино²³.

В какой-то момент президент Компанис и другие лидеры его партии, очевидно, подумывали о возможности задействовать полицейские силы и вырвать контроль над Каталонией из рук анархистов. Согласно Рональду Фрейзеру: «Обсуждалось предложение собрать все подразделения Гражданской гвардии, остававшиеся в сёлах. До анархистов дошли слухи об этом плане: Миравильес и Таррадельяс от имени Хенералидада встретились с Дуррути, Гарсией Оливером и Мариано Васкесом из НКТ; те пришли вооружёнными».

По словам Хайме Миравильеса, которые приводит Фрейзер, анархисты сказали на этой встрече: «Если вы попытаетесь собрать Гражданскую гвардию, мы немедленно объявим всеобщую забастовку; Хенералидаду и лидерам ЭРК устроят бойню». Миравильес добавил: «Они хорошо понимали, что план направлен против них, что эти силы будут использованы для борьбы с ними, чтобы отнять у них контроль над ситуацией, и они были готовы выполнить свою угрозу. Естественно, приказ Гражданской гвардии не был отдан»²⁴.

Эти политические манёвры подчёркивали проблему, которая сохранялась значительную часть войны: отношения между анархистами и каталонскими националистами. Противостояние достигло кульминации в первые дни мая 1937 г., когда во время вооружённого конфликта Компанис и его соратники поддержали сталинистов в их борьбе с НКТ, которая закончилась отстранением анархистов от контроля над региональной политикой. Но, по иронии судьбы, это же сделало лидеров ЭРК фактическими заложниками сталинистов и привело к почти полному уничтожению автономии каталонского режима, которая была самым заветным стремлением каталонских лидеров.

Местные власти в Каталонии

Пока в Барселоне создавался Комитет милиции, разумеется с расчётом на то, что его контроль будет распространяться на всю Каталонию, новые революционные власти фактически были организованы на местном уровне по всему региону. Согласно Виктору Альбе:

Однако Лерида являлась исключением. Сесар Лоренсо отмечает: «В целом, революционные комитеты формировались из представителей всех политических и профсоюзных групп, но либертарное влияние было преобладающим». Он говорит, что в некоторых случаях комитет полностью состоял из членов НКТ, а иногда НКТ даже не была представлена.

В качестве примера Лоренсо приводит местные комитеты Вика, Вальса и Бадалоны. В первый из них входили два члена от НКТ, один от ФАИ, по одному от ЭРК, ВСТ, ПОУМ и Союза рабасайрес. В Вальсе было пять членов комитета от НКТ, по два от ЭРК и Социалистического союза Каталонии и по одному от ВСТ и ПОУМ. Наконец, в Бадалоне в комитет входили пять либертариев (два от НКТ, два от ФАИ и один от железнодорожного союза), по одному представителю от Социалистической партии, Коммунистической партии и ВСТ (фактически три коммуниста), по одному от Союза рабасайрес, «Каталонского действия», «Эстат Катала» и ПОУМ и двое от ЭРК²⁶.

В теории предполагалось, что местные комитеты будут уведомлять о своих решениях комаркальные комитеты, которые, в свою очередь, будут уведомлять о них Центральный комитет милиции в Барселоне, а Центральный комитет аналогичным образом будет передавать свои распоряжения через комаркальные комитеты местным. Однако, как замечает Сесар Лоренсо: «На деле власть Центрального комитета милиции была не слишком прочной. Местные комитеты подчинялись лишь самим себе, отношения между ними и Центральным комитетом оставались весьма неопределёнными…»²⁷

Народная юстиция в революционной Каталонии

Во время существования Центрального комитета милиции и впоследствии, по крайней мере до майских событий 1937 г., в Каталонии действовала система народной юстиции. Санкционированная каталонским правительством, она заменила собой доиюльскую судебную систему в регионе.

Французская анархистка Рене Ламбере описывала народный суд Таррагоны, под юрисдикцией которого находилась данная провинция. Председательствовало в нём лицо, назначенное Хенералидадом Каталонии, было двое заседателей (хурадо), а также два обвинителя при суде. Заседатели и обвинители «назначались НКТ и ВСТ и политическими партиями. После утверждения Хенералидадом члены суда приступали к исполнению обязанностей». Им помогали секретари старого провинциального суда.

Следствие начиналось с того, что обвинители допрашивали обвиняемого, после чего выносили своё заключение перед судом, и этот орган классифицировал дело как «серьёзное, срочное и т.д.». Затем информация передавалась в антифашистский комитет того места, откуда был обвиняемый, и «запрашивались детали о его политико-социальной деятельности». После этого обвинитель и секретарь отправлялись на место, проводили заседание антифашистского комитета, изучали детали, относящиеся к делу, и просили двух членов каждой организации, представленной в антифашистском комитете, дать письменное заключение по делу. Когда они возвращались в суд, проводилось слушание с участием адвоката, выбранного обвиняемым.

Ламбере приводит два дела, которые были рассмотрены Таррагонским народным судом. По первому проходили три священника, которые обвинялись в содействии организации мятежа в Таррагоне; они были приговорены к смерти, но позднее помилованы. Вторым было дело старика, который совершил вооружённое ограбление в одном из городов провинции и утверждал, что взятые им деньги принадлежали местным землевладельцам, которые организовали в своём селе синдикат и от его имени собирали оброк с крестьян; суд признал его невиновным²⁸.

Образование Объединенной социалистической партии Каталонии

В период Центрального комитета милиции произошло одно политическое событие, которое в будущем должно было получить большое значение, – создание новой сталинистской партии, Объединённой социалистической партии Каталонии (ОСПК). Она возникла через несколько дней после 19 июля, в результате объединения каталонских отделений испанских Социалистической и Коммунистической партий и двух небольших региональных партий – Социалистического союза Каталонии (ССК) и Каталонской пролетарской партии (КПП).

Первые попытки объединить в одну организацию марксистские и полумарксистские партии Каталонии были предприняты уже в марте 1935 г., вслед за поражением октябрьского восстания 1934 г. Тогда Рабоче-крестьянский блок (РКБ) – диссидентская коммунистическая партия, более или менее тесно связанная с Международной правой оппозицией и возглавлявшаяся Хоакином Маурином, – провёл с этой целью конференцию. На встрече присутствовали не только четыре группы, которые в конечном счёте сформировали ОСПК, но также сам РКБ и «Левые коммунисты Испании» (ИСЭ), возглавлявшиеся Андресом Нином и незадолго до этого ставшие испанской секцией Международной левой оппозиции Льва Троцкого.

Виктор Альба говорил, что единственными участниками этой мартовской конференции 1935 г., которые действительно заслуживали названия партии, являлись РКБ и ССК. Остальные были «крошечными группами».

Эти первые переговоры об объединении закончились провалом. С одной стороны, Социалистический союз Каталонии, возглавляемый Хуаном Коморерой, поддерживал тесную связь с «Левыми республиканцами Каталонии» Луиса Компаниса – Коморера входил в кабинет Компаниса – и поэтому не хотел участвовать в объединении, которое могло составить серьёзную конкуренцию ЭРК. С другой стороны, сталинисты не собирались объединяться ни с Блоком, ни с «Левыми коммунистами», так как и тех, и других они считали «отступниками» и «предателями».

Как следствие, единственное, чего удалось достичь до начала Гражданской войны, было объединение в октябре 1935 г. РКБ и ИСЭ, сформировавших новую Рабочую партию марксистского единства (ПОУМ)²⁹.

Переговоры между четырьмя другими партиями продолжались в довольно вялой манере. Главным камнем преткновения в этих дискуссиях, очевидно, являлась интернациональная ориентация создаваемой партии. По понятным причинам, Коммунистическая федерация Каталонии хотела, чтобы новая партия вступила в Коммунистический Интернационал, тогда как председатель Каталонской федерации Испанской социалистической рабочей партии Рафаэль Видьелья, в то время убеждённый сторонник Ларго Кабальеро, считал, что она должна присоединиться к Социалистическому Рабочему Интернационалу, куда входила ИСРП.

Хуан Коморера, основная фигура в ССК, выступал против присоединения новой каталонской партии к какому бы то ни было Интернационалу. В свете последующего поведения Комореры как главы ОСПК, довольно любопытно, что, согласно Бернетту Боллотену, он, «как утверждали, говорил членам исполнительного комитета своей партии, что важно помешать коммунистам захватить новую организацию».

Несколько факторов в итоге привели к прекращению споров и формальному объединению четырёх небольших каталонских партий. Бернетт Боллотен наверняка прав, когда пишет, что «под действием революции их различия стирались. Лидеры четырёх партий понимали, что превращение НКТ и ФАИ в хозяев положения оставляет им мало надежды на выживание, если они не объединят свои силы». Он добавляет: «После жарких дебатов Хуан Коморера и Рафаэль Видьелья… сняли свои возражения против вступления в Коммунистический Интернационал, и новая партия была создана»³⁰.

Даже после сведения всех четырёх групп в одно целое ОСПК изначально не была крупной партией. Боллотен подсчитал, что ко времени слияния ССК имел от 1 200 до 1 500 членов, Каталонская федерация ИСРП – от 600 до 700, Коммунистическая партия – «менее 400» и КПП – всего около 80. Однако он добавляет, что, по словам Луиса Кабо Хиорлы, члена Центрального комитета, ОСПК при своём создании насчитывала 5 000 членов³¹.

Тем не менее после создания партии её ряды стали расти быстрыми темпами. К марту 1937 г. ОСПК утверждала, что в неё входит 50 тысяч членов, что, по заключению Бернетта Боллотена, «не представляется большим преувеличением»³². Хосе Пейратс отмечает, что среди первых новобранцев ОСПК были боевики военизированного крыла экстремистской партии «Эстат Катала», так называемые эскамотс, которые «вступили в блок» с новой партией³³.

Было по крайней мере три причины стремительного роста ОСПК. Во-первых, свою роль, бесспорно, сыграло то, что в первые месяцы Гражданской войны все политические и профсоюзные организации, поддерживавшие Республику, переживали наплыв новых сторонников. Некоторые организации были более осторожными в отборе новых членов, тогда как другие (включая коммунистов) проявляли меньше щепетильности в этом вопросе.

Но другим фактором заметного роста ОСПК, конечно, стало то, что анархисты в начале войны допустили большую стратегическую ошибку. Следуя принципу «единства рабочих», анархисты были склонны относиться ко Всеобщему союзу трудящихся как к равноправному партнёру: и в Комитете милиции, и в новых революционных администрациях муниципалитетов, и в организации промышленных и других предприятий, конфискованных рабочими.

Хотя на большой части республиканской Испании такой паритет был полностью оправдан, так как существовало равновесие сил между двумя рабочими организациями, это определённо было не так в Каталонии, где НКТ после 19 июля пользовалась абсолютным превосходством в профсоюзном движении, а ВСТ, по словам Хосе Пейратса, «практически не существовало»³⁴. «Великодушие» анархистов по отношению к ВСТ сослужило весьма хорошую службу сталинистам, позволив им быстро распространить своё влияние.

Перед тем, как была сформирована ОСПК, ВСТ в Каталонии контролировался Каталонской федерацией Испанской социалистической партии. С созданием новой партии ВСТ автоматически перешёл под её контроль, фактически превратившись в орудие сталинистов. Далее, вскоре после формирования ОСПК, Всеобщий союз рабочих синдикатов Каталонии (ВСРСК), который откололся от ВСТ в 1934 г. и находился под контролем ССК, вернулся в его состав. Кроме того, 2 августа Автономистский центр служащих торговли и промышленности (КАДСИ), профсоюз «белых воротничков», который контролировался КПП, также присоединился к ВСТ³⁵.

11 августа 1936 г. НКТ и ФАИ усугубили свою ошибку, подписав соглашение с каталонским ВСТ и ОСПК о создании координационного комитета, включавшего по два представителя от НКТ и ВСТ и по одному от ОСПК и ФАИ. Этот комитет должен был «иметь своей задачей поиск точек соприкосновения, которые существуют между этими организациями, их обсуждение и согласование, чтобы в дальнейшем издавать ориентировки и публиковать лозунги». Пятый из девяти пунктов соглашения добавлял: «Данный комитет будет призывать входящие в него организации создавать на всех предприятиях фабричные комитеты, с пропорциональным представительством отделений НКТ и ВСТ». Шестой пункт провозглашал «взаимное уважение между профсоюзами обеих центральных организаций и свободное право для рабочих вступать в профсоюзы одной из двух центральных групп», а седьмой – «отказ от любых нападок и агрессивной критики…»³⁶

Примечательно, что ПОУМ и контролируемая ею профсоюзная организация – Рабочая федерация синдикального единства (ФОУС) не были включены в состав комитета, несмотря на то, что в тот момент они были более многочисленными и более влиятельными, чем сталинистские организации. Этот факт отражал упрощённое представление анархистов о том, что рабочее движение делится на «либертариев» и «марксистов» и если представлена одна марксистская группа, то нет необходимости привлекать другую. Это был не последний раз, когда анархисты оказались неспособны понять, что их логическим союзником в Каталонии является ПОУМ, а не сталинисты.

25 октября 1936 г. между НКТ–ФАИ и ВСТ–ОСПК был подписан новый пакт. В нём провозглашалась цель обеспечить поддержку новому правительству – Совету Хенералидада и его решениям. Также были обещаны «коллективизация средств производства», при «уважении» к мелким собственникам; муниципализация жилья; формирование Народной армии; «контроль над внешней торговлей»; национализация банков; рабочий контроль на частных предприятиях, но без принуждения по отношению к мелкой промышленности; поддержка Объединённой новой школы; полное сотрудничество с республиканским правительством, поскольку анархисты стали его частью; отказ двух профсоюзных организаций от посягательств на права друг друга; и наконец, «совместные действия по устранению безответственных групп, которые могут, из-за недобросовестности или непонимания, поставить под угрозу выполнение этой программы»³⁷.

Поумисты критически относились к соглашению НКТ–ФАИ–ВСТ–ОСПК. Их англоязычное периодическое издание «Испанская революция» сообщало: «Нам кажется, что программа, которая принята ими, ставит своей целью усилить Совет Генералитета и привязать к нему решения и действия профсоюзных организаций… Проблемы новых органов власти и новой структуры социального порядка забыты. Пакт находится в вызывающем противоречии с позицией, которую занимала НКТ; с другой стороны, он напрямую согласуется со взглядами ОСП, суть которых в том, чтобы сдерживать революционные порывы рабочих масс в границах буржуазно-демократической республики»³⁸.

Быстрый рост числа членов ОСПК и контролируемого ею ВСТ происходил не счёт перетягивания рабочих из НКТ. Лидер коммунистов Хесус Эрнандес в своей едко полемической книге, направленной против анархистов (которая была написана позднее в СССР по заданию Коминтерна), утверждал, что в первые месяцы войны «начался массовый выход из рядов НКТ, и ОСПК и ВСТ привлекли… огромные пролетарские контингенты в Барселоне и во всей Каталонии»³⁹. В действительности ничего подобного не происходило.

Франц Боркенау примерно в середине января 1937 г. писал, что если задаться вопросом, не объясняется ли рост ОСПК и ВСТ переходом рабочих из НКТ, то «таких случаев, кажется, очень мало… Противоречие между числом членов и влиянием среди рабочих, по-видимому, объясняется тем, что Коммунистическая партия изменила свой социальный характер. Наиболее очевидно это в случае каталонской ОСПК… Немногие промышленные рабочие являются членами ОСПК, но тем не менее она насчитывает 46 тысяч членов, большинство которых составляют государственные и частные служащие, владельцы небольших заведений, торговцы, офицеры, сотрудники полицейских сил, интеллектуалы, как в городе, так и в деревне, и определённое количество крестьян»⁴⁰.

Массовую опору ОСПК получила за счёт вербовки среднего класса и консервативных элементов. Согласно Бернетту Боллотену: «Чтобы защитить интересы городского среднего класса в этом регионе, коммунисты организовали восемнадцать тысяч мелких предпринимателей в Каталонскую федерацию гильдий и предприятий мелких торговцев и промышленников (сокращённо ХЭПСИ), некоторые члены которой, по выражению “Рабочей солидарности”, органа НКТ, являются “непримиримыми эксплуататорами, яростными врагами рабочих”, включая Гурри, бывшего председателя Ассоциации пошива одежды»⁴¹.

Что было верно для ОСПК, также было верно для ВСТ в Каталонии, который контролировали сталинисты. В брошюре НКТ, изданной по поводу майских событий 1937 г., отмечалось: «Рабочие в большинстве своём были организованы в синдикалистскую НКТ, мелкая буржуазия за месяцы, минувшие после 19 июля, организовалась в ВСТ… В ВСТ вступали не только рабочие, но и торговцы, владельцы мелких предприятий и заведений, продавцы на рынках и т.п.»⁴².

Поумистский лидер Хуан Андраде взглянул на этот факт с несколько иной стороны. Он сказал, что «НКТ была причиной» роста ОСПК. По его словам, она «насколько затерроризировала многих людей, что вызвала у них реакцию и заставила считать коммунистов партией порядка»⁴³.

Бесспорным является тот факт, что ОСПК была сталинистской партией. Согласно Бернетту Боллотену:

Наконец, Боллотен отмечал прямую связь между ОСПК и КПИ: «В течение нескольких месяцев Коморера и Рафаэль Видьелья… укрепили свою связь с Коммунистической партией Испании, став членами её Центрального комитета»⁴⁴.

Советы рабочих и солдат

В период Центрального комитета антифашистской милиции анархисты ввели ещё один институт, имевший большое значение в этот революционный период. Это был ряд советов рабочих и солдат, которые, согласно Хосе Пейратсу, «имели те же задачи, что и созданные в первой фазе Российской революции»⁴⁵.

Основным вдохновителем этих советов был Хуан Гарсия Оливер, который, как представитель НКТ, отвечал за военные вопросы в Центральном комитете милиции. Существовали опасения, что офицеры Гражданской гвардии, Штурмовой гвардии и карабинеров, хотя и выступая на словах против мятежа Франко, могут тайно готовиться перейти на его сторону вместе со своими военизированными частями. Гарсия Оливер собирался помешать этому.

Прежде всего он вызвал к себе двух лидеров синдиката текстильщиков НКТ, Дионисио Эролеса и Альфонсо Мигеля. Как писал сам Гарсия Оливер много лет спустя:

Вскоре после этого Гарсия Оливер встретился с сержантом и двумя капралами Гражданской гвардии, присланными по его запросу майором Гуарнером, одним из его важнейших сотрудников среди кадровых военных. Он, не откладывая, повысил сержанта до майора, а капралов – до капитанов. Затем он спросил у них, верно ли то, что некоторые командующие Гражданской гвардии ведут скрытую подрывную деятельность, и они подтвердили это.

Тогда Гарсия Оливер сказал трём новоиспечённым офицерам: «Это состояние мятежа немедленно должно быть прекращено. Вы сами положите ему конец, при содействии ответственных членов НКТ, товарищей Дионисио Эролеса и Альфонсо Мигеля, которые находятся здесь. Если у вас нет возражений, создавайте советы рабочих и солдат… и далее приступайте к созданию советов казарм, которые немедленно арестуют мятежных офицеров».

Когда вновь произведённый майор спросил, должны ли советы расстрелять этих офицеров, Гарсия Оливер ответил, что их следует отправить на тюремное судно «Уругвай», где они будут переданы в распоряжение военных трибуналов.

Гарсия Оливер подводит итог: «Чистка в казармах Гражданской гвардии была полной. Но не многие из офицеров были отправлены на “Уругвай”. Не обостряя ситуацию, Центральный комитет Советов рабочих и солдат (Comité Central de los Consejos de Obreros y Soldados) предоставил самим офицерам решать, хотят ли они продолжать свою службу, признав советы, или быть отправленными в качестве арестованных на “Уругвай”».

Советы рабочих и солдат были упразднены в середине 1937 г., после того как к власти пришло правительство премьер-министра Хуана Негрина⁴⁶.

Планы сотрудничества с марокканскими националистами

Анархисты, заседавшие в Центральном комитете милиции, также пытались разжечь восстание в тылу Франко в Испанском Марокко. Гарсии Оливеру и здесь принадлежала главная роль. Незадолго до начала Гражданской войны он опубликовал брошюру, где утверждал: «…Когда начнётся революция в Испании, следует попытаться, в качестве средства интернациональной защиты, вызвать восстание народов Северной Африки».

Гарсия Оливер вызвал к себе Хосе Мархели́, лидера Синдиката графических искусств НКТ, чтобы расспросить о некоем сеньоре Архиле, белом уроженце Египта, с которым Мархели познакомил его за пару месяцев до начала войны. Этот человек, как оказалось, представлял Панисламский комитет и имел контакты с марокканскими националистами. Архила предложил отправить каталонскую делегацию в Женеву для встречи с КАМ – Комитетом марокканского действия (Comité de Acción Marroquí).

Когда каталонская делегация вернулась из Женевы, с ней прибыли три члена КАМ. Каталонцы предложили оружие и другую помощь марокканским повстанцам, но их представители колебались, опасаясь вмешательства французов, контролировавших бо́льшую часть Марокко, в случае восстания в испанской зоне. Они хотели, чтобы республиканское правительство приняло участие в переговорах и постаралось получить от Франции согласие на действия в Испанском Марокко.

Гарсия Оливер и другие каталонские представители обещали, что, если КАМ подпишет соглашение с Центральным комитетом милиции, каталонцы обратятся к испанскому правительству и уговорят его обсудить этот вопрос с французами. Пакт, составленный в трёх экземплярах – для КАМ, для Центрального комитета и для испанского правительства, – был подписан в резиденции Центрального комитета. Когда Гарсия Оливер сообщил о соглашении премьер-министру Хосе Хиралю, тот отправил в Барселону одного из своих министров, Хулио Хуста, который подробно обсудил этот вопрос с каталонцами и забрал третий экземпляр пакта для передачи Хиралю. Но, как пишет Гарсия Оливер: «Несколько дней спустя правительство, возглавляемое Хиралем, ушло в отставку, и я больше ничего не слышал о том, что случилось с пактом. Полагаю, они даже не решились поднять этот вопрос перед французским правительством»⁴⁷.

Мне удалось выяснить, что Карлос де Барайбар, важная фигура в новом правительстве Франсиско Ларго Кабальеро, также интересовался возможностью восстания марокканских националистов, среди которых у него были друзья. Однако ему не удалось преодолеть опасения Ларго Кабальеро, что выступление в Марокко вызовет враждебную реакцию у Франции, которая, как всё ещё надеялся премьер-министр, могла бы помочь республиканскому правительству в Гражданской войне⁴⁸.

Вхождение анархистов в каталонское правительство

Двоевластие Хенералидада и Центрального комитета милиции сохранялось в Каталонии больше двух месяцев. Коммунистическая история Гражданской войны верно отмечает: «Здесь существовало две власти: законная, официальная власть, которая принадлежала правительству… и реальная, действующая власть, которая принадлежала Комитету милиции и, фактически, анархистам»⁴⁹. Это поразительно напоминало ситуацию в России с марта по октябрь 1917 г., когда Советы представляли собой вторую власть по отношению к Временному правительству, – о чём коммунисты не стали говорить в своём труде, поскольку на этот раз «реальная» власть не попала в их руки.

Такое положение сохранялось до 27 сентября 1936 г. В этот день НКТ и ФАИ, а также ОСПК и ПОУМ вошли в правительство Каталонии, и через несколько дней Комитет милиции был распущен.

Авторы давали разные объяснения этому радикальному разрыву анархистов с их идеологией и традицией. Сесар Лоренсо, чей отец Орасио Прието в то время был национальным секретарём НКТ, утверждал, что лидеры анархистов осознали необходимость прекратить беспорядочную ситуацию, существовавшую в Каталонии на протяжении первых двух месяцев войны, когда каждый революционный комитет осуществлял практически суверенную власть в своём населённом пункте и каждые партия и профсоюз имели свои собственные военные и полицейские силы⁵⁰.

Диего Абад де Сантильян, с другой стороны, связывает решение каталонских анархистов с их растущей убеждённостью в том, что, пока Комитет милиции де-факто является правительством региона, республиканское правительство в Мадриде не станет предоставлять Каталонии финансовую помощь и военное снаряжение, необходимые для ведения войны в Арагоне; это же обстоятельство, как считалось, было одной из главных причин очевидной враждебности демократических государств, в особенности Великобритании и Франции, по отношению к республиканскому делу. Согласно Абаду де Сантильяну, анархические лидеры надеялись, что эти препятствия для продолжения войны и революции могут быть преодолены, если они создадут общекаталонское правительство, где будут представлены все антифашистские силы, и ликвидируют Комитет милиции⁵¹.

Со своей стороны, Хуан Гарсия Оливер объяснял решение анархистов не столь благородными побуждениями. Он утверждал, что руководство НКТ и ФАИ «бюрократизировалось». В ходе этого процесса «определённые, анархические на вид группы лишись сна, выискивая предлог покончить с Комитетом милиции и стремясь во что бы то ни стало взять на себя правительственные функции»⁵².

Официальное обращение Полуостровного комитета ФАИ и нескольких групп НКТ так объясняло вхождение анархистов в каталонское правительство: «Это был первый шаг. Если бы организация не решилась на это, новое правительство было бы создано без НКТ, и сторонники Объединённой социалистической партии Каталонии… усилили бы свои позиции; фактически они уже использовали в своих интересах ожидаемую помощь из России и замышляли военные проекты, против которых нам пришлось выступить по идейным причинам… Мы оказались бы в невыгодном положении, если бы оставались вне правительства. Мы были хозяевами улиц, бо́льшая часть оружия находилась в наших руках. Но разве могли мы использовать это оружие преступным образом и развязать на этих улицах братоубийственное сражение, которое поставило бы под угрозу исход борьбы на фронте?..»⁵³

Были каталонские и испанские анархисты, которые выступали против вхождения представителей их движения в каталонское правительство и впоследствии правительство Республики. Хосе Пейратс, в то время лидер «Либертарной молодёжи», который сам выступал против этих шагов, говорил: «В начале периода правительственного соглашательства НКТ активисты из Бахо-Льобрегата, верные анархическому радикализму, составляли оппозицию против участия НКТ–ФАИ в правительствах и милитаризации милиции. В Оспиталет-де-Льобрегате они издавали “Идеи” (Ideas), в которых подвергали критике либертарный уклонизм»⁵⁴.

Однако Пейратс также прокомментировал трудности, встававшие перед теми, кто выступал против этого фундаментального компромисса в отношении анархической теории и философии: «По прошествии многих лет я думаю, что те из нас, кто последовательно выступал против правительственного тезиса, не могли предложить никакого решения проблем того времени, кроме стоического и героического жеста. Я также думаю, что тогда имело место негласное соучастие многих активистов, выступавших против сотрудничества, которые разражались праведным гневом и в то же время позволяли этому происходить. И всё же они были искренними в своей позиции, искренними в своём бессилии. Они не могли предложить иного выхода…»⁵⁵

Независимо от того, какими были мотивы анархических лидеров, предложение войти в правительство, по всей видимости, поступило от президента Компаниса в конце августа. За этим приглашением последовал региональный пленум всех местных и комаркальных групп каталонских НКТ, ФАИ и «Либертарной молодёжи». Сесар Лоренсо в своём описании данного пленума (о котором Гарсия Оливер не упоминает в своих мемуарах) отмечает, что Гарсия Оливер решительно выступал за то, чтобы анархисты взяли всю власть в свои руки, упразднили Хенералидад и сделали Комитет милиции правительством региона. Однако пленум отклонил этот вариант и в принципе одобрил идею о вхождении НКТ в каталонское правительство. Любопытным образом, на том же пленуме было решено, что ФАИ как таковая не должна входить в правительство: это было до некоторой степени приемлемо для НКТ как профсоюзной организации, хотя и анархо-синдикалистской ориентации, однако неприемлемо для ФАИ, идейной анархической группы⁵⁶.

Переговоры относительно формального вхождения НКТ в Хенералидад, очевидно, продолжались несколько недель. Наконец, 24–26 сентября состоялся региональный конгресс синдикатов НКТ, официально созванный для обсуждения экономической ситуации в регионе. На весьма нетипичном закрытом заседании конгресса было утверждено соглашение о передаче НКТ трёх постов в новом правительстве, которое стало называться Советом Хенералидада (Consejo de la Generalidad); изменение названия, как впоследствии признала ФАИ, было «детской уступкой чувствам анархистов»⁵⁷.

Новыми министрами, представлявшими НКТ в кабинете, возглавляемом Хосе Таррадельясом из ЭРК, были Хуан П. Фа́брегас, советник по экономике; Хосе Х. Доменек, советник по снабжению; и Антонио Гарсия Бирлан, советник по здравоохранению и социальному обеспечению⁵⁸. Интересно, что Гарсия Бирлан входил в ФАИ, но не являлся членом НКТ с 1917 г., а Фабрегас вступил в НКТ уже после начала Гражданской войны⁵⁹.

Однако с объявлением о включении министров от НКТ процесс интеграции анархистов в правительство Каталонии ещё не был завершён. Резолюция регионального конгресса синдикатов НКТ, одобрившая вхождение этих трёх представителей в Хенералидад, не призывала к роспуску Комитета милиции, который продолжал существовать.

Четверо из пяти анархистов в Комитете милиции – Гарсия Оливер, Аурелио Фернандес, Маркос Алькон и Хосе Асенс – испытывали серьёзные сомнения по поводу вхождения в правительство. Особые подозрения вызывали у них те ведомства, которые были отведены НКТ и которые, по словам Гарсии Оливера, были «похожи на три департамента городского совета Барселоны». После оглашения состава нового кабинета эти четыре лидера встретились, чтобы обсудить дальнейшие действия.

Они решили, что, поскольку не было никакого официального постановления о роспуске Комитета милиции, следует продолжать каждый вечер проводить его заседания, как было принято. Только когда президент Компанис и премьер-советник Таррадельяс согласились ввести в департаментах обороны и внутренней безопасности должности генеральных секретарей, назначив на них, соответственно, Гарсию Оливера и Аурелио Фернандеса (которые занимались данными вопросами в Комитете милиции) и признав, что они «фактически будут управлять этими департаментами», – только после этого они согласились на упразднение Комитета милиции.

В соответствии с их решением, Комитет милиции заседал по вечерам с 27 по 30 сентября. Хотя на этих заседаниях не рассматривалось много вопросов, присутствовали все постоянные члены. Наконец, 30 сентября Артемио Айгуадер, член ЭРК и вновь назначенный советник по внутренней безопасности, посетил кабинет Аурелио Фернандеса, который всё ещё осуществлял обязанности заведующего внутренней безопасностью Комитета милиции, и предложил ему должность генерального секретаря в Департаменте внутренней безопасности, со всеми полномочиями по управлению им. Вскоре после этого полковник Фелипе Диас Сандино, новый советник по обороне, вместе с премьер-советником Таррадельясом посетил Гарсию Оливера и сделал ему аналогичное предложение.

Фернандес и Гарсия Оливер ответили согласием, и 1 октября 1936 г. об их назначениях было объявлено в официальном бюллетене каталонского правительства. В тот же вечер Комитет милиции провёл своё последнее официальное заседание. Гарсия Оливер, который фактически являлся его председателем, произнёс прощальную речь, подводя итоги работы Комитета милиции за два с небольшим месяца его существования. Было решено, что члены Комитета милиции продолжат регулярно проводить заседания в качестве совещательной коллегии при генеральном секретаре Департамента обороны⁶⁰.

Роль анархистов в Хенералидаде (сентябрь – декабрь 1936 г.)

В предыдущих главах я обсуждал деятельность Хуана П. Фабрегаса на посту советника по экономике и Хосе Х. Доменека на посту советника по снабжению. Я также рассматривал руководство каталонскими вооружёнными силами при Хуане Гарсии Оливере (и позднее Хуане Мануэле Молине), как генеральном секретаре обороны, и полицейскими силами при Аурелио Фернандесе, как генеральном секретаре внутренней безопасности. Кроме того, мы отмечали ту важную роль, которую играли анархисты в реорганизации системы народного образования Каталонии.

Достаточно сказать, что начиная с их вхождения в Хенералидад и до правительственного кризиса в декабре 1936 г. анархисты осуществляли в каталонском кабинете ключевые функции. Вопросы экономики – связанные с распределением товаров между потребителями и легализацией коллективов, организованных рабочими в большинстве городов Каталонии, – по большей части оставались под контролем НКТ. Вооружённые силы каталонского режима, как в самой Каталонии, так и в Арагоне и других местах, где сражались каталонские войска, также в основном находились под ответственностью анархистов.

Аналогичным образом, поддержание общественного порядка осуществлялось контрольными патрулями под контролем анархистов. Однако в последние месяцы 1936 г. произошла значительная перегруппировка старых полицейских сил, Гражданской гвардии (которая теперь называлась Национальной республиканской гвардией) и Штурмовой гвардии, что впоследствии должно было вызвать большие проблемы для анархистов⁶¹.

Одной из мер Хенералидада, с которой согласились его члены от НКТ и которая в будущем также обернулась для анархистов неприятностями, был роспуск местных революционных комитетов, созданных по всему региону с началом Гражданской войны. Кампания против ревкомов направлялась ОСПК и в частности Хуаном Коморерой, который призывал «законную власть противостоять диктатуре комитетов». Премьер-советник Таррадельяс также требовал изменений в муниципальном управлении, утверждая, что если Комитет милиции на региональном уровне уступил место Совету Хенералидада, то и ныне действующие муниципальные органы должны уступить место законно созданным⁶².

В соответствии с новым декретом, аюнтамьенто (муниципальные советы) должны были заменить собой революционные комитеты. Места в каждом аюнтамьенто должны были распределяться между партиями и профсоюзами, представленными в правительстве Хенералидада. Каждая организация получала по три места в аюнтамьенто на каждое место в Совете Хенералидада⁶³.

НКТ приняла эту договорённость. Как утверждает Виктор Альба, она поступила так потому, что это «давало ей в аюнтамьенто силу, которой ей недоставало на местах». Сопротивление данному нововведению оказывала в первую очередь ПОУМ, по крайней мере на местном уровне, особенно в Лериде, где партия полностью преобладала в революционном комитете⁶⁴.

Виктор Альба указывает, что ОСПК больше всего выиграла от реорганизации муниципальных властей. До того ОСПК имела небольшое представительство в комитетах, и она смогла расширить его в новых аюнтамьенто⁶⁵.

Эта реорганизация муниципалитетов предвещала возможное существенное ослабление политической власти анархистов в будущем. Пока у них были сильные позиции в правительстве Каталонии, они пользовались соответствующим влиянием и в местных органах. Но ситуация должна была измениться, как только они оказались бы за пределами Хенералидада.

Согласно Жозепу Марии Брикалю, «…роспуск комитетов не был мгновенным, новые советы создавались постепенно в соответствии с политикой нового режима, который, со своей стороны, предоставил им значительные преимущества и расширенные полномочия»⁶⁶.

В целом, с 27 сентября до середины декабря 1936 г. в Совете Хенералидада три члена от НКТ и Андрес Нин от ПОУМ, как правило, находились на одной стороне, а представители ОСПК–ВСТ и каталонских республиканских партий – на другой. Иногда побеждала точка зрения НКТ–ПОУМ, но часто они терпели поражение.

Одним из проваленных предложений НКТ–ПОУМ было установление монополии во внешней торговле региона, что для регионального правительства было единственным практически осуществимым способом получить доступ к иностранной валюте, необходимой для приобретения оружия, техники для военной промышленности и сырья. Тем не менее сталинисты и каталонисты – несмотря на их предполагаемую горячую поддержку каталонской автономии – отклонили эту идею.

Другим вопросом, по которому столкнулись две стороны, был декрет, легализовавший каталонские рабочие коллективы. Когда он впервые был поставлен на обсуждение, Хуан Коморера от имени ОСПК предложил провести национализацию промышленности региона вместо её коллективизации. Только столкнувшись с угрозой отставки представителей НКТ и ПОУМ в Хенералидаде, ОСПК и каталонисты отозвали это предложение⁶⁷. Как мы отмечали ранее, закон о коллективизации хотя и был далёк от совершенства по мнению анархистов, но в общем оказался для них приемлемым.

Жозеп Мария Брикаль обратил внимание на значение участия анархистов в правительстве для каталонской автономии: «Можно сказать, что правительство Каталонии стало единственным обладателем политической власти… Лидеры сэнэтистов выразили намерение верно сотрудничать в Хенералидаде и в политике, проводившейся его правительством в этот период, которая была призвана необычайно усилить власть Хенералидада, перед лицом новой ситуации в отношениях между автономным регионом и центральным правительством, преодолеть проблемы общественного порядка и власти местных комитетов, установить контроль над новой экономикой через кредит и казначейство»⁶⁸.

Анархисты и Антонов-Овсеенко

1 октября 1936 г. в Барселону прибыл назначенный сюда, впервые за всё время, советский генеральный консул. Им был Владимир Антонов-Овсеенко. Следующие несколько месяцев он играл весьма важную роль в политике Каталонии, стремясь, с одной стороны, усилить ОСПК, а с другой – ослабить (и затем уничтожить) ПОУМ и далее подорвать позиции анархистов.

Согласно Хулиану Горкину, Антонов-Овсеенко был «подлинный герой Октября, выдвинутый Троцким как председателем Петроградского Совета и Военно-революционного комитета… Верный друг и приверженец Троцкого с 1923 по 1927 год, в 1928 году он вынужден был написать, что признаёт свои прошлые ошибки…»⁶⁹ Антонов-Овсеенко и Андрес Нин, глава ПОУМ к началу Гражданской войны в Испании, тесно сотрудничали в прошлом, будучи членами «левой оппозиции» в Советском Союзе⁷⁰.

Иронично, ввиду последующих событий, что именно Андрес Нин приветствовал Антонова-Овсеенко от имени каталонского правительства на церемонии аккредитации, через несколько дней после прибытия генконсула. Причина была в том, что он являлся единственным членом каталонского правительства, который говорил по-русски⁷¹.

Советский историк Рой Медведев обрисовал значение миссии Антонова-Овсеенко в Каталонии: «Наделённый чрезвычайными полномочиями, он должен был организовать ликвидацию анархистских групп в Каталонии, крайне левой организации ПОУМ, которую тогда называли “троцкистской” или “полутроцкистской” партией, и всех других “троцкистов”. И хотя анархисты и левые группы в Каталонии активно боролись против фашизма, их быстро ликвидировали не без участия Антонова-Овсеенко. А через год он сам был вызван в Москву и расстрелян как “троцкист”»⁷².

Вскоре почти всем стало ясно, что Антонов-Овсеенко был прислан в Барселону с политической задачей. Однако очевидно было и то, что Сталин и его соратники не слишком доверяли новому генконсулу. Бернетт Боллотен отмечает, что Эрнё Герё, агент Коминтерна и ГПУ, основной задачей которого было контролировать ОСПК, также «наблюдал за действиями В. А. Антонова-Овсеенко, советского генерального консула в Барселоне»⁷³.

Генконсул, не теряя времени, включился в каталонскую политику. Вскоре после прибытия он встретился с региональными лидерами НКТ. Годы спустя Диего Абад де Сантильян сообщил Виктору Альбе: «Я помню, как бедный Антонов начал свою дипломатию с того, что сказал нам, что присутствие Нина в Хенералидаде вызывает у Сталина великую печаль». Сантильян добавил: «Этого было достаточно, чтобы мы сдружились с ним (Нином)»⁷⁴.

Хотя Антонов-Овсеенко и публично, и «конфиденциально» давал понять, что является непримиримым врагом ПОУМ, он не предпринимал открытых нападений на анархистов. Так, он был одним из ораторов на похоронах Буэнавентуры Дуррути 22 ноября, вместе с лидерами НКТ Хайме Магриньей и Хуаном Гарсией Оливером и президентом Компанисом⁷⁵.

К концу ноября Антонов-Овсеенко вступил в открытую полемику с ПОУМ. Официальная нота генконсульства, опубликованная 22 ноября в ответ на передовицу в «Борьбе» (La Batalla), ежедневнике ПОУМ, гласила: «…Среди органов каталонской прессы есть листок, который взялся поддержать фашистскую кампанию. В своём номере от 13 ноября “Борьба” попыталась предоставить материал для фашистских инсинуаций. Генеральное консульство СССР в Барселоне с презрением отвергает прискорбные измышления этого листка»⁷⁶.

После того, как 9 декабря президент Компанис призвал к «сильному правительству», фактически спровоцировав правительственный кризис, Антонов-Овсеенко 12 декабря провёл встречу с лидерами НКТ и затем с лидером ОСПК Хуаном Комомерой. Позднее, в этот же день, премьер-советник Хосе Таррадельяс также встретился с советским генконсулом, после чего сообщил журналистам: «Нет смысла отрицать, что возникла проблема общеполитического характера»⁷⁷.

Однако, даже приложив руку к декабрьскому кризису в каталонском правительстве, Антонов-Овсеенко не стал демонстрировать свою враждебность, как представителя советского правительства, к каталонским анархистам. Более того, 22 декабря, по окончании кризиса, «Manchester Guardian» опубликовала интервью с ним, в котором он «выражал восхищение анархо-синдикалистами»⁷⁸.

Гарсия Оливер утверждает, что Антонов-Овсеенко в течение своего пребывания Барселоне проявлял к испанским анархистам двойственное отношение. Он вспоминал последнюю встречу с советским генконсулом, незадолго до того, как Антонов-Овсеенко вернулся в Советский Союз, уверенный, что будет расстрелян по приказу Сталина. На том ужине они вели дискуссию на политико-философские темы, и Антонов-Овсеенко признал: «…Я вспоминал сцены, пережитые мной в другое время, в начале революции в России. Три вещи особенно поразили меня, когда я приехал в Барселону, и все три были вашей работой: мобилизация военной промышленности, Совет рабочих и солдат и Народная военная школа»⁷⁹.

Анархисты и декабрьский правительственный кризис 1936 г. в Каталонии

Бесспорно, хотя анархисты в течение нескольких месяцев после формального вхождения в правительство Каталонии продолжали контролировать основные источники власти в регионе – вооружённые силы, экономику и по крайней мере часть полиции, – можно не сомневаться в том, что их относительное влияние в этот период убывало. В то же время позиции сталинистов из ОСПК значительно усилились, благодаря тому, что их партия стала точкой притяжения мелкобуржуазных и консервативных элементов, боявшихся анархической революции, а также благодаря прямой поддержке со стороны советских и коминтерновских агентов, прибывших в регион после реорганизации каталонского правительства в сентябре 1936 г.

Общая расстановка сил в Каталонии пока не позволяла сталинистам вступить в открытую борьбу с НКТ–ФАИ (которая началась лишь в середине 1937 г.). Однако к середине ноября ОСПК почувствовала себя достаточно сильной для того, чтобы попытаться исключить из каталонского правительства диссидентскую коммунистическую партию ПОУМ, тем самым лишив анархистов потенциального союзника.

Франц Боркенау несколько месяцев спустя писал о ПОУМ: «Трудно сказать, чем в большей степени вызывалась ненависть к ней ОСПК, её антисталинизмом в русских делах или же её крайне левыми тенденциями в испанских вопросах»⁸⁰. Пресса ПОУМ осудила Первый Московский процесс, прошедший в августе 1936 г., основными жертвами которого стали Григорий Зиновьев и Лев Каменев. Кроме того, незадолго до декабрьского кризиса Андрес Нин разговаривал с президентом Компанисом о возможности предоставления убежища Льву Троцкому, который под давлением советского правительства был вынужден покинуть Норвегию⁸¹. На местах ПОУМ стремилась сохранить новые революционные институты, созданные после 19 июля, и, как мы уже отметили, особенно сопротивлялась роспуску муниципальных революционных комитетов.

По-видимому, первым шагом ОСПК, направленным на устранение ПОУМ, стал документ, переданный 24 ноября членам кабинета от НКТ, в котором предлагалось исключить Нина и создать новое «полновластное» правительство. В следующие недели не только ОСПК, но и каталонисты, с президентом Компанисом во главе, призвали к «сильному правительству, наделённому всеми полномочиями и способному утвердить свою власть над каждым»⁸².

Бернетт Боллотен отмечает, что «более трёх недель анархо-синдикалистские лидеры решительно выступали против требований ОСПК»⁸³. Франц Боркенау также писал, что лидеры НКТ «понимали, что их самих затрагивает это нападение», предпринятое ОСПК на ПОУМ⁸⁴.

Однако есть причины считать, что лидеры анархистов не осознавали в полной мере долгосрочных последствий этой безжалостной атаки сталинистов. Они были склонны воспринимать конфликт ОСПК и ПОУМ как семейную ссору среди марксистов, которая напрямую не затрагивает интересы анархистов.

Это отношение было отражено в обращении Регионального комитета НКТ, изданном 13 декабря, в разгар правительственного кризиса. В нём проблема была обрисована как «текущий конфликт между двумя секторами ВСТ – ПОУМ и ОСПК, – представленными в Совете Хенералидада, борьба, обострённая попытками сместить или быть смещёнными с постов, которые они занимают в этом Совете».

Это обращение говорило, что НКТ останется верна своему «обещанию уважать договор, заключённый между всеми антифашистскими организациями при создании Совета Хенералидада Каталонии. Мы не требовали и не требуем представительства, которое соответствовало бы силе несомненного большинства». Однако не давалось никаких комментариев по поводу требования исключить ПОУМ из состава правительства⁸⁵.

Виктор Альба прав, когда пишет: «Лидеры НКТ и ФАИ не видели, что проблемой момента были не идеологические разногласия между марксистами и анархистами, а столкновение революции и контрреволюции. Если бы они осознали, что в реальности спор идёт не между либертариями и марксистами, а между революционерами и контрреволюционерами, тогда они поняли бы, что между НКТ и ПОУМ было гораздо больше общего, чем между НКТ и ВСТ, контролировавшимся коммунистами…»⁸⁶

Но анархисты усвоили этот тяжёлый урок лишь тогда, когда было слишком поздно. «Всё время, пока они пользовались превосходством, анархисты довольно грубо обращались с ПОУМ», – отмечал Франц Боркенау⁸⁷. Наиболее очевидно этот факт проявился в отношении сэнэтистов к проблеме профсоюзного движения в Каталонии.

В этом регионе существовало три профсоюзных организации, лояльных Республике, что контрастировало с ситуацией на большей части лоялистской Испании, где действовали только НКТ и контролируемый социалистами ВСТ. Под контролем ПОУМ находилась так называемая Рабочая федерация синдикального единства (ФОУС), созданная в начале 1936 г., которая пользовалась влиянием в Лериде и Хероне и имела значительное число сторонников в Таррагоне⁸⁸. Как сообщают источники, ко времени начала Гражданской войны она была более крупным и значительным объединением, чем ВСТ в Каталонии⁸⁹.

Анархисты, упрощённо делившие рабочее движение на либертарное и марксистское, не смогли найти в своей модели места для третьей центральной профсоюзной организации в Каталонии. Когда, при поддержке НКТ–ФАИ, каталонское правительство издало декрет, гласивший, что все работники должны состоять либо в профсоюзах НКТ, либо в профсоюзах ВСТ^89a, ФОУС тем самым была обречена на исчезновение, без каких-либо возражений со стороны анархистов.

В этих обстоятельствах НКТ отказалась принимать профсоюзы ФОУС – или её членов – в свои ряды, на том основании, что они были марксистами. Вследствие этого ФОУС была вынуждена самораспуститься, а её организации вошли в состав ВСТ. Хотя в бывших профсоюзах ФОУС недолгое время сохранялись отголоски влияния ПОУМ, оно вскоре подошло к концу. По мере того, как происходило усиление и централизация каталонского ВСТ под руководством сталинистов, поумистские лидеры были вытеснены со всех ответственных постов в региональном ВСТ и его отделениях.

Игнасио Иглесиас, вероятно, прав, когда определяет решение анархистов в отношении профсоюзов ФОУС как одну из четырёх главных политических ошибок НКТ–ФАИ в первый год Гражданской войны⁹⁰. Это решение означало разрушение профсоюзной базы ПОУМ, не к выгоде НКТ, а в интересах сталинистов.

Хотя с августа по декабрь 1936 г. каталонские анархисты, возможно, несколько изменили свой взгляд на реалии, стоявшие перед ними, они всё ещё не были готовы на большее, чем пассивное сопротивление исключению ПОУМ из Совета Хенералидада. Франц Боркенау говорит, что для того, чтобы переубедить анархистов и других несогласных с изменениями в каталонском правительстве, русские задержали некоторые поставки оружия и других материалов, которые должны были прийти по графику⁹¹. Бернетт Боллотен приписывает такое же утверждение Рудольфу Роккеру⁹². В конце концов НКТ–ФАИ пошла на компромисс, позволявший ей сохранить лицо. Было решено, что реорганизованное правительство будет непартийным. Официально из правительства исключалась не только ПОУМ, но и ОСПК. Однако Хуан Коморера и другие члены ОСПК из прежнего кабинета оставались на своих местах, теперь в качестве представителей ВСТ, что, конечно, не имело для них никакого значения⁹³.

Лидерам НКТ ещё было чему поучиться, о чём можно было судить по передовой статье в «Рабочей солидарности»: «При таком решении кризиса мы видим, что ни у кого нет причин для какого-либо недовольства или упрёков. Два соперника, ПОУМ и ОСПК, чей конфликт привёл нас к нынешним переменам, были исключены из Совета Хенералидада. Обе они представлены в ВСТ… обе вырастают из одной идеологической ветви, хотя их разделяют незначительные различия в позиции и тактике. По нашему мнению, ни одна из них не имеет права на крики протеста»⁹⁴.

Однако ежедневная газета ПОУМ «Борьба» в своём отзыве на произошедшие события оказалась ближе к истине: «Теперь, когда ОСПК решила свою первоочередную задачу, верит ли кто-нибудь в то, что она откажется от своих намерений?.. Устранив нас, она достигла своей предварительной цели. В настоящий момент она не чувствует себя достаточно сильной, чтобы идти дальше»⁹⁵.

Должно было пройти ещё пять месяцев, прежде чем ОСПК почувствовала себя достаточно сильной, чтобы бросить вызов своему настоящему врагу, анархистам, и положить начало кровавым Майским дням 37-го. Тем временем советская «Правда» в номере от 17 декабря 1936 г. раскрыла их планы на будущее: «В Каталонии чистка троцкистских и анархо-синдикалистских элементов уже началась, и она будет проводиться с той же энергией, что и в СССР»⁹⁶.

26. Анархисты в правительстве Каталонии (декабрь 1936 г. – май 1937 г.)

Хотя до декабрьского кризиса анархисты по большей части определяли политику каталонского правительства, контролируя его вооружённые силы, основную часть экономического аппарата и значительную часть полиции, после его реорганизации в декабре 1936 г. они очевидным образом перешли к обороне. Сталинисты получили значительный выигрыш от реорганизации Хенералидада, и в следующие месяцы они непреклонно и безжалостно продолжали двигаться к своей двойной цели: полному уничтожению ПОУМ и ликвидации анархического контроля над экономикой, войсками и полицией.

С исключением ПОУМ анархисты лишились союзника внутри регионального правительства. В то же время сталинистам всё более успешно удавалось настраивать каталонистские партии, в особенности «Левых республиканцев Каталонии» президента Луиса Компаниса, против НКТ–ФАИ.

Франц Боркенау во время своего второго визита в военную Испанию в январе – феврале 1937 г. отмечал: «В действительности на каталонской политической остаётся только два действующих лица – анархисты и ОСПК. И именно ОСПК теперь делает очевидные успехи»¹.

Хуан Коморера – советник по снабжению

Хуан Комомера, глава ОСПК и советник по снабжению после декабрьской реорганизации каталонского правительства, играл ведущую роль в атаке сталинистов на НКТ. Как мы отмечали в главе 17, сэнэтист Хуан Доменек, который был советником по снабжению до декабрьского кризиса, считал это серьёзной политической ошибкой НКТ – отдать сталинистам контроль над департаментом, отвечавшим за обеспечение потребителей Каталонии продовольствием и другими товарами.

Коморере не понадобилось много времени, чтобы доказать правоту Доменека. В своём первом интервью прессе после вступления в новую должность лидер ОСПК «публично заявил о некомпетентности его предшественника… одновременно с преувеличенным пафосом указав на тревожную ситуацию, возникшую в связи с дефицитом продовольствия. Коморера сделал вид, что нашёл продовольственные склады для населения совершенно пустыми»². Хосе Пейратс подозревал, что Коморера намеренно скрывал продовольствие, чтобы создать дефицит, ответственность за который могла быть возложена на «ненадлежащее руководство» его предшественника-анархиста³.

Хотя пресса НКТ сразу же опровергла обвинения Комореры и указала, что Доменек договорился о поставках продовольствия из других частей лоялистской Испании, это не остановило кампанию против анархистов. Коморера начал разрушать то, что было создано его предшественником.

Он быстро заполнил высшие уровни своего ведомства членами ОСПК. Напротив, Хуан Доменек утверждал, что при подборе кадров руководствовался способностями людей, а не их политической ориентацией⁴. Комомера также приступил к демонтажу системы распределения, организованной Доменеком. Согласно Бернетту Боллотену, «в попытке восстановить свободу торговли Хуан Коморера… декретировал роспуск революционных комитетов, которые взяли на себя контроль над оптовой торговлей продовольствием в начале революции». Коморера доказывал, что они действовали «в ущерб интересам общества» и «были ответственны за чрезмерный рост цен на продукты питания». Хотя Боллотен указывает, что даже поумистская и анархическая пресса критиковала «тысячу и одно злоупотребление» некоторых из этих комитетов, он добавляет, что «на самом деле вопрос заключался не столько в злоупотреблениях, сколько в политической и экономической власти комитетов»⁵.

Одним из непосредственных эффектов этой политики стало то, что многие контролируемые анархистами коллективы и муниципалитеты, которые готовы были покупать, продавать и обменивать товары через Департамент снабжения, когда он возглавлялся сэнэтистом, не собирались делать это через организацию, подконтрольную сталинистам, и поэтому вернулись к прямой торговле и обмену друг с другом.

Даже в тех случаях, когда контролируемые анархистами муниципалитеты продолжали поддерживать отношения с Департаментом снабжения, Коморера пытался вмешиваться в налаженную работу системы снабжения. Но это ему не всегда удавалось. К примеру, человек, отвечавший за снабжение в городе Оспиталет-де-Льобрегат, имел возможность получать товары через департамент, потому что он был хорошо знаком с низшими служащими этого учреждения и те, как он сам говорил, часто предоставляли ему необходимые вещи даже вопреки приказам советника.

Снабженцы Оспиталета добились определённого успеха в получении товаров из Франции. Здесь также не обошлось без вмешательства Комореры. Однажды колонна из 40 грузовиков, направлявшаяся из Франции в Оспиталет, была по его требованию остановлена полицией Хенералидада. Утверждалось, что этот груз был ввезён в Испанию нелегально. Однако после того, как муниципальный совет направил протест президенту Компанису, колонне позволили продолжать свой путь до Оспиталета. Это был лишь один из случаев, когда Коморера пытался помешать Оспиталету делать закупки во Франции⁶.

Политические последствия борьбы между Коморерой и анархистами в этот период описаны Джоном Брадимасом. Отметив растущую нехватку пшеницы в Каталонии, он пишет: «Коморера немедленно обвинил своего предшественника… в том, что он создал данную ситуацию, и связал нехватку хлеба с коллективистской системой распределения, организованной в начале войны на основе крестьянских комитетов. Коморера приватизировал торговлю хлебопекарной продукцией, чем вызвал возмущение НКТ, которая напала в ответ, обвиняя его в дефиците, очередях и последующих беспорядках»⁷.

Один анархический источник говорит: «Политика Комореры была направлена на то, чтобы сломить силу профсоюзов. С этой целью он стремился передать продовольственное дело кооперативам – в данном случае мелким собственникам, мелким торговцам и мелким арендаторам, которые обеспечивали себе большую прибыль, поднимая цены. Нехватка хлеба стала постоянной. Инфляция росла, а с ней и недовольство масс. Из-за этой коммерции и политики накапливался горючий материал, который готов был вспыхнуть общественным пожаром от искры демагогии»⁸.

Дальнейшие изменения, которые Коморера произвёл практически немедленно, должны были аннулировать решение Доменека о том, чтобы каталонские войска не имели собственной службы снабжения. Доменек опасался, что конкуренция с гражданским аппаратом снабжения приведёт к росту цен⁹.

Ещё один анархический источник комментирует: «Коморера отменил монополию снабжения. Он вернул свободную торговлю. Этим был открыт путь к повышению цен. Процесс коллективизации в этом секторе был прерван. Своего рода НЭП в миниатюре»¹⁰.

Хосе Пейратс отметил роль, которую сыграло в продовольственной кампании сталинистов прибытие в Барселону советского судна снабжения в январе 1937 г.: «Если принять во внимание прибытие в порт Барселоны около 20 января 1937 г. нового советского судна, груз которого, по официальным данным, состоял из 901 тонны пшеничной муки, 882 тонн сахара и 568 тонн сливочного масла – “дар русских рабочих и крестьян испанским антифашистам”, то можно спросить, не предназначалась ли кампания коммунистов по поводу дефицита продуктов для того, чтобы придать блеск этому событию или, иначе говоря, придать этой поставке судьбоносное значение… одновременно упрочив позиции Коммунистической партии…»¹¹

Жозеп Мария Брикаль так прокомментировал действия Хуана Комореры на посту советника по снабжению: «Основной его политикой было ограничение полномочий синдикатов в распределении, чтобы стимулировать создание распределительных кооперативов и до некоторой степени устранить контроль над ценами, установленный его предшественником»¹².

При Коморере, в январе 1937 г., в Барселоне была введена карточная система. Первоначально по норме распределялись только картофель, хлеб, сахар и ещё один или два продукта. По мере продолжения войны в этот список добавилось много других пунктов. После выхода анархистов из каталонского правительства система нормирования в Каталонии перешла под контроль правительства Республики¹³. Наконец, в январе 1938 г. Департамент снабжения был упразднён, и его функции перешли к Национальной комиссии снабжения (Comisión Nacional de Abastos) республиканского правительства¹⁴.

Нападки сталинистов на коллективы НКТ

Сталинисты также начали полномасштабную пропагандистскую атаку на каталонские сельские коллективы. 23 января каталонский ВСТ провёл свой первый конгресс земледельцев, на котором присутствовало 40 делегатов, представлявших, как утверждалось, 30 000 крестьян. Перед залом заседаний был вывешен огромный транспарант: «Меньше коллективистских экспериментов и больше продуктов!» Лидер ОСПК Виктор Коломе́ (в прошлом член ПОУМ) заявил конгрессу: «Необходимо как можно скорее прекратить беспорядочную – в некоторых районах хаотичную – ситуацию, которая существует сегодня в каталонской сельской местности, и это обязательное условие победы над фашизмом. Хотя верно то, что вы сами должны решать, проводить коллективизацию или нет, мы обязаны сказать вам, что мы не являемся её сторонниками, поскольку не считаем её своевременной»¹⁵.

Аналогичным образом, сталинисты повели мощную кампанию против контролируемых НКТ городских коллективов. Согласно Джону Брадимасу, сорвать промышленную коллективизацию было гораздо сложнее, и ОСПК воздерживалась от систематического вмешательства в неё до апреля – мая 1937 г. Однако ещё до этого ОСПК начала критиковать рабочие комитеты, управлявшие каталонским военным производством. Коммунисты настаивали, что необходимо подчинить их централизованному контролю республиканского правительства, чтобы сделать возможным общее экономическое планирование¹⁶.

В этот период ОСПК обращала значительное внимание на противодействие попыткам анархистов рационализировать промышленные производства, находящиеся под их контролем, создавая более крупные и, как они надеялись, более эффективные предприятия. Они взывали к бывшим владельцам небольших мастерских и фабрик, вступившим в коллективы в начале революции. Эти люди были напуганы тем, что после слияния предприятий у них не останется и следа того, что раньше являлось их собственностью¹⁷.

Решительная защита мелких капиталистов сторонниками ОСПК серьёзно подрывала позиции ЭРК – партии, которая до 19 июля была основным выразителем интересов среднего класса Каталонии. Это было вызвано той осторожной позицией, которую данная партия первоначально заняла перед лицом возглавляемой НКТ революции.

Бернетт Боллотен отмечает, что первой реакцией Луиса Компаниса и других лидеров ЭРК была попытка приспособиться к революции, наладить сотрудничество с анархистами и в конечном счёте интегрировать НКТ–ФАИ в правящий режим. Однако результатом этого стало отчуждение многих их сторонников, несколько лет поддерживавших ЭРК:

Доменек в Департаменте общественных служб

Экономическим органом большой важности, который анархисты продолжали контролировать с декабря 1936 г. по май 1937 г., был Департамент общественных служб (Consejería de Servicios Públicos), в ведении которого находились коммунальное хозяйство и железные дороги. Хосе Хуан Доменек в эти месяцы занимал должность его советника.

На этом посту Доменек посеял семена многих начинаний, которые принесли свои плоды позже. Он быстро обнаружил, что гидроэнергетическая система Каталонии была способна производить намного больше электроэнергии, чем она давала в то время. Поэтому он стремился заменить электричеством уголь, который был в дефиците. Он представил правительству проект по замене угольных и газовых плит на электрические во всех домах, где это было возможно. Кроме того, он добился определённого прогресса в электрификации региональной железнодорожной системы и смог приобрести некоторое количество новых электричек.

Он также пытался обеспечить Каталонию собственной нефтью. Рассказывая об этом много лет спустя, Доменек сказал, что правительство не снабжало и не собиралось снабжать очистительные заводы в Каталонии достаточным количеством нефти. Вследствие этого он провёл переговоры с представительством компании «Шелл» во Франции и заключил соглашение, полностью удовлетворявшее потребность Каталонии в нефти. «Шелл» пошла на это, надеясь проникнуть на испанский рынок нефтепродуктов, который до того был монополизирован государственной компанией КАМПСА. Доменек представил этот контракт на рассмотрение Совета Хенералидада, но прежде, чем он был утверждён, произошли майские события, а вскоре после них НКТ была вытеснена из правительства¹⁹.

Незадолго до того, как покинуть пост советника по общественным службам, Доменек опубликовал подробный отчёт о своей программе и деятельности. Кроме информации о расширении гидроэнергетической системы и увеличении использования электричества на железных дорогах и в других областях, здесь рассказывалось о проведённом в Реусе эксперименте по использованию метана, полученного из органического сырья, и о планах применения этого опыта в других частях региона. Кроме того, говорилось о расширении телефонной сети региона при содействии Доменека²⁰.

Усилия сталинистов по получению контроля над полицией

Ещё более опасным, чем наступление в области экономики, с точки зрения анархистов, было стремление сталинистов получить исключительный контроль над полицейскими силами Каталонии. С первых недель революции они имели двойную структуру: с одной стороны, продолжали существовать силы Гражданской (теперь Национальной республиканской) гвардии и Штурмовой гвардии, подчинявшиеся советнику по внутренней безопасности Хенералидада, с другой – действовали контрольные патрули, находившиеся под руководством Хунты внутренней безопасности (Junta de Seguiridad Interior), возглавлявшейся анархистом Аурелио Фернандесом.

Сталинисты и их союзники пытались уменьшить влияние анархистов в «силах порядка» и увеличить своё собственное. Первым серьёзным шагом нового советника по внутренней безопасности Артемио Айгуадера, прокоммунистического лидера ЭРК, стало назначение Эусебио Родригеса Саласа комиссаром полиции, отвечающим за старые силы. Родригес Салас начинал в годы Первой мировой войны как анархист, и на этом этапе своей карьеры он потерял руку при налёте на Банк Таррагоны. В дальнейшем он вступил сначала в Рабоче-крестьянский блок Хоакина Маурина, затем в небольшое каталонское отделение Коммунистической партии, а после создания ОСПК стал в ней одной из ведущих фигур. Анархистам он решительно не нравился²¹.

Так же как Коморера пытался убедить всех и каждого в том, что анархисты за время своего господства привели в расстройство экономику Каталонии, Родригес Салас рисовал их творцами «ада, земли, наводнённой убийцами, где царит самый ужасный хаос». Однажды он выступил с осуждением «тайных тюрем и кладбищ» Барселоны²², естественно, не упоминая о тех, что были созданы испанскими сталинистами и тем более их советскими коллегами, о тех, что были неподконтрольны не только ни одному правительству в Испании, но и испанцам вообще.

Однако сталинисты не ограничивались словесными нападками на участие анархистов в поддержании общественного порядка. Виктор Альба отмечает, что для того, чтобы сталинисты получили контроль над полицией, «они должны были отобрать власть у представителей НКТ. С этой целью они, посредством закулисных манёвров, натравили штурмовых гвардейцев на контрольные патрули и тем самым добились поглощения последних». Он говорит, что Родригес Салас «организовывал демонстрации гвардейцев против Эролеса и прибегал к другим интригам». (Дионисио Эролес был представителем НКТ в комиссариате полиции²³.)

Члены нового каталонского правительства от ВСТ (то есть от ОСПК) предложили объединить все полицейские силы – патрули, штурмовых гвардейцев и национальных республиканских гвардейцев. Анархисты резко возражали, говоря: «Патрули следует не только сохранить, но и увеличить… Все эти атаки, предпринимаемые против них, направлены в самое сердце нашей революции».

Несмотря на эти возражения, правительством были приняты декреты о слиянии различных сил в новый корпус внутренней безопасности, «командные посты в котором… должны были занимать главным образом офицеры из числа расформированных штурмовых и национальных республиканских гвардейцев».

Эти декреты вызвали значительные разногласия в обществе, и, по сообщению НКТ, правительство согласилось отложить рассмотрение этого вопроса. Премьер-советник Таррадельяс в ответ заявил, что было отложено только назначение офицеров, а не создание нового полицейского корпуса. Согласно Бернетту Боллотену, «фактически, из-за возникшего ажиотажа, назначения, которые должны были ограничиваться главным образом служащими Штурмовой и Национальной республиканской гвардии, так и не были произведены, и закон упокоился на страницах “Официальных ведомостей”, оставив двойную полицейскую власть в регионе неизменной»²⁴. Таким образом, к началу Майских дней анархисты сохраняли контроль над важным элементом полицейских сил Каталонии, хотя, как мы увидим, это принесло им мало пользы в Барселоне и других городах, где разгорелся конфликт в первые дни мая 1937 г.

Попытки сталинистов отстранить анархистов от руководства вооружённым силами

Наиболее серьёзной из всех, с точки зрения анархистов, была нарастающая кампания сталинистов с целью лишить анархистов контроля над каталонскими войсками. Бернетт Боллотен отмечает, что ещё до правительственного кризиса в декабре 1936 г. каталонское правительство официально одобрило мобилизацию резервистов призыва 1934–1935 гг., что было предметом непрекращающихся споров, но это решение фактически осталось мёртвой буквой. Анархисты утверждали: было бы «чистым ребячеством передать наши силы под неограниченный контроль правительства». Даже после декабрьского кризиса, когда к НКТ перешло каталонское министерство обороны, она продолжала настаивать на том, чтобы анархисты, призванные на службу, направлялись только в либертарные формирования милиции. ПОУМ в целом поддерживала позицию анархистов.

С другой стороны, ОСПК «добивалась переплавки милиции в регулярную армию на службе республиканского правительства – разумеется, имея в виду армию и правительство, подчинённые её воле…»

В рамках своей кампании сталинисты организовали Комитет за Народную армию и планировали в конце февраля провести масштабную демонстрацию в Барселоне. Анархисты потребовали распустить этот комитет, и советник по обороне, сэнэтист Франсиско Исглеас, угрожал подать в отставку. Однако в итоге был достигнут компромисс, и комитет был превращён во «вспомогательный орган Департамента обороны», с Луисом Компанисом в качестве его председателя и Исглеасом в качестве заместителя председателя, – изменение, которое, как настаивает Боллотен, «тем не менее являлось победой для ОСПК».

Республиканское правительство тем временем продолжало свою политику недоснабжения каталонских сил на Арагонском фронте оружием и военным снаряжением, одновременно оставляя каталонское правительство без финансовых средств, на которые оно могло бы приобрести военные материалы. Вследствие этого 18 марта, после долгих переговоров премьер-советника Таррадельяса и Франсиско Исглеаса с республиканским правительством, Хенералидад наконец согласился назначить даты мобилизации резервистов 1932–1935 гг. Но через день после того, как первые призывники стали являться на призывные пункты, анархисты вышли из Хенералидада, вызвав очередной правительственный кризис²⁵.

В этой борьбе за контроль над каталонскими вооружёнными силами между анархистами и сталинистами сохранялось неустойчивое равновесие до начала майского кризиса. Значительное большинство каталонских частей на Арагонском фронте и в других районах боевых действий оставались анархическими и находились под командованием анархистов.

Восстановление муниципалитетов

Важным изменением в период декабря 1936 г. – мая 1937 г. было воссоздание муниципальных органов власти по всей Каталонии. Мы уже отмечали, что решение о замене комитетов, стихийно возникших после 19 июля, созданными на законных основаниях муниципальными советами было принято Хенералидадом в предшествующий период, но проводилось в жизнь медленно. Теперь этот процесс ускорился.

Изданные в январе 1937 г. декреты, согласно Жозепу Марии Брикалю,

Этот процесс, насколько известно Брикалю, продолжался и после майских событий: «На 31 мая 1937 г. двадцать важных советов Каталонии были лишены преимуществ, установленных этими декретами, и, следовательно, являлись незаконно созданными. К концу 1937 г. власть Хенералидада была полностью установлена. Хенералидад фактически отменял решения муниципальных органов, которые противоречили другим, принятым в соответствии с законом о муниципалитетах; Департамент финансов назначал инспекторов-делегатов в тех советах, которым были предоставлены займы, а правительство направляло муниципальных комиссаров, наделённых абсолютной властью, в те, которые были созданы незаконным путём»²⁷.

Хотя события, описываемые Брикалем, произошли уже после того, как анархисты были полностью устранены из каталонского правительства, они сами помогли заложить основу этих изменений, согласившись на принятие декретов о реорганизации муниципальных властей во второй период своего участия в Хенералидаде.

Кампания сталинистов против ПОУМ

Стремясь подорвать позиции анархистов в каталонской экономике, полиции и вооружённых силах, сталинисты одновременно настойчиво шли к другой своей цели, уничтожению ПОУМ. Вытеснив её из каталонского Хенералидада, они начали массированную пропагандистскую кампанию, призванную в конечном счёте поставить её вне закона и ликвидировать.

Типичным образцом сталинистских нападок на ПОУМ была карикатура, опубликованная в газете дивизии ОСПК «Карл Маркс», где лидер ПОУМ Андрес Нин был изображён обнимающим Франко; её сопровождала статья, пояснявшая, что «Нин никогда не работал, потому что он всегда жил на деньги Гитлера»²⁸.

В своей кампании против ПОУМ сталинисты не скрывали конечных целей. К примеру, в коммунистическом издании Валенсии «Красный фронт», в номере от 6 февраля 1937 г., на ПОУМ навешивался ярлык «троцкизма» и далее шла статья, где говорилось: «День, когда нужно устроить суд над троцкистами в Испании – потому что мы, вместе с нашим братским органом “Рабочий мир”, просим Народный трибунал судить фашистских членов этой организации…»²⁹ Меньше чем через месяц Хосе Диас, генсек Коммунистической партии Испании, говоря о том, что он считает необходимым для победы в войне, заявил: «Нужно положить конец терпимости и попустительству определённых пролетарских организаций, которые идут на сотрудничество с контрреволюционным троцкизмом, с бандой из ПОУМ, считая её фракцией рабочего движения… Нужно бороться до тех пор, пока фашисты, троцкисты и “неконтролируемые” не будут устранены из политической жизни нашей страны»³⁰.

ПОУМ осудила эту кампанию сталинистов против неё и потребовала, чтобы они предъявили независимому органу неоспоримые доказательства своих обвинений (что поумисты якобы сотрудничали с фашистами и замышляли убить Мануэля Асанью, Ларго Кабальеро, Долорес Ибаррури и Хосе Диаса). По предложению русского эмигранта Виктора Сержа партия призвала создать международную следственную комиссию для рассмотрения выдвинутых обвинений.

Согласно англоязычному изданию ПОУМ, данный орган должен был «включать представителей от каждой из следующих организаций: Коммунистического Интернационала, Социалистического Рабочего Интернационала, Четвёртого Интернационала, Международной ассоциации трудящихся и Международного бюро революционного социалистического единства. Эта комиссия должна провести независимое и свободное расследование конкретных обвинений, выдвинутых против ПОУМ. И оно, по нашему мнению, должно начаться с требования представить доказательства этих обвинений»³¹. Коммунисты, естественно, проигнорировали этот вызов.

Однако кампания против ПОУМ принимала не только форму массовой пропаганды. 23 февраля операция на Арагонском фронте, в ходе которой 29-я дивизия ПОУМ должна была взять город Вивель-дель-Рио при поддержке 27-й дивизии ОСПК на фланге, закончилась провалом из-за того, что 27-я дивизия отказалась поддержать 29-ю. Когда газета ПОУМ «Борьба» сообщила об этом инциденте, правительство по настоянию ОСПК приостановило её издание на четыре дня³².

Сталинистам также удалось лишить ПОУМ представительства в Совете экономики, вскоре после того, как она была исключена из каталонского кабинета³³.

Отношение анархистов к соперничеству сталинистов и ПОУМ

Анархисты не скоро осознали, что агрессивное наступление сталинистов на ПОУМ было лишь первым шагом в кампании, целью которой было установление абсолютного контроля ОСПК над экономикой и политикой Каталонии и, конечно же, полное уничтожение НКТ–ФАИ. Некоторые анархисты, в частности молодёжь, пришли к этому выводу быстрее других.

Согласно Виктору Альбе, «ПОУМ четыре месяца пыталась разъяснить, что антипоумистская кампания является первым шагом к устранению НКТ. Сэнэтисты, введённые в заблуждение своей численностью, всё ещё настолько убеждены в своей силе, что с большим опозданием осознают действительность. Они в правительстве и не верят, что без них могут обойтись»³⁴.

Альба отмечает, что ПОУМ часто отзывалась об анархистах в покровительственном тоне, что мешало последним понять нарастающую опасность их собственного положения. Типичной в этом отношении была статья, опубликованная 15 апреля Хуаном Андраде, одним из основных лидеров ПОУМ, в которой тот доказывал: «Проблема в том, чтобы марксисты помогли НКТ–ФАИ преодолеть её предрассудки и дали ей ориентир»³⁵.

Тем не менее в середине марта 1937 г. «Рабочая солидарность», ежедневная барселонская газета анархистов, уже заявила о том, что антипоумистская кампания «разделит антифашистский фронт». Этот комментарий вызвал яростную критику в «Правде», органе советской Коммунистической партии³⁶.

Поумисты в этом период призывали к революционному фронту между ними и анархистами. В качестве примера можно привести статью Хуана Андраде, появившуюся в англоязычном издании ПОУМ в конце марта: «…Две тенденции, которые традиционно были несовместимыми, революционные марксисты (из ПОУМ) и бакунисты (из ФАИ) теперь придерживаются сходных идей по поводу надежд и перспектив революции… При существующих обстоятельствах неотложной необходимостью является образование Революционного фронта двумя наиболее передовыми рабочими организациями: ПОУМ и ФАИ… В Испании проблема Революционного фронта заключается не в простой перегруппировке всех рабочих в одну партию, а в создании единого фронта двух организаций, взгляды которых на текущие события, по сути, в значительной степени совпадают»³⁷. Однако ФАИ оставила это обращение без ответа.

«Либертарная молодёжь», анархическое молодёжное движение, больше всего было расположено к тому, чтобы работать с поумистами и защищать их. Ещё в декабре 1936 г. были сделаны шаги к сотрудничеству между «Либертарной молодёжью» и молодёжным движением ПОУМ, и 11 февраля 1937 г. был сформирован Революционный молодёжный фронт (Frente de la Juventud Revolucionaria) с участием молодёжных групп анархистов и поумистов, а также кооперативной молодёжи, «Свободных женщин» и молодёжи малочисленной Синдикалистской партии. Три дня спустя «он представил себя массам на огромном митинге на Пласа-де-Каталунья».

Хотя в ретроспективе Фидель Миро́, секретарь «Либертарной молодёжи» времён войны, понимал, что этот фронт «не был большим делом», он добавлял, что им удалось провести многолюдные митинги в разных городах Республики. Кроме того, Виктор Альба отмечал, что в мае планировалось провести конференцию в Валенсии, чтобы организовать этот фронт на национальной основе, чему помешали майские события в Барселоне и последующий разгром молодёжной организации поумистов, как и самой ПОУМ³⁸.

Виктор Альба хотя и подчёркивает, что анархисты не стали бросать все свои силы на защиту ПОУМ, когда партия подвергалась массированной пропагандистской атаке сталинистов весной 1937 г., но тем не менее признаёт: «Единственными, кто протестовал время от времени, были сэнэтисты». Он цитирует комментарий анархической молодёжной газеты «Путь», которая говорила: «Мы не намерены заявлять о своей солидарности с теми, кто постыдным образом пытается погубить некоторых товарищей, просто чтобы удовлетворить политические амбиции, обрушивая на них гигантские волны клеветы и позора, прекрасно зная, что всё это ложь, как поступают с КМИ. Довольно! Нельзя ради удовлетворения нездоровых амбиций пытаться уничтожить организацию, которая боролась и продолжает бороться, вместе с другими, за победу испанской революции». (КМИ – Коммунистическая молодёжь Иберии была молодёжной организацией ПОУМ.)

Альба также отмечает, что итальянец Камилло Бернери, который в то время жил в Барселоне и был тесно связан с испанским анархическим движением, был «анархистом, лучше всех понимавшим позицию ПОУМ»³⁹.

По крайней мере в некоторых случаях анархисты прямо вмешивались, чтобы защитить членов ПОУМ. Многие поумисты тогда под разными предлогами задерживались полицией, находившейся под контролем ОСПК. Однажды четверо поумистов из рабочего района Барселоны были арестованы и удерживались в штаб-квартире ОСПК – отеле «Колон» на Пласа-де-Каталунья. Анархисты этого района города отправили в отель делегацию из четырёх человек, чтобы добиться их освобождения. В данном случае им сопутствовал успех, поскольку сталинисты на тот момент не были готовы к открытому столкновению с анархистами⁴⁰.

Инциденты в ходе борьбы сталинистов с анархистами

Сталинисты атаковали словом и делом не только ПОУМ. После декабрьского правительственного кризиса ОСПК почувствовала себя достаточно сильной, чтобы начать наносить удары анархистам, которые до тех пор безраздельно господствовали на каталонской сцене. Их отношения в этот период были отмечены серией значительных инцидентов.

Один из них произошёл в посёлке Ла-Фатарелья, в провинции Таррагона, где крестьяне, выступавшие против коллективизации, подняли восстание. Согласно Хосе Пейратсу, оно было «жестоко подавлено контрольными патрулями, своего рода мобильной полицией, сформированной всеми партиями и организациями в августе 1936 г. Карательная операция патрулей привела к гибели тридцати восставших и нескольким убитым и раненым среди репрессивных сил, в состав которых входили штурмовые гвардейцы Хенералидада Каталонии. Ответственность, следовательно, была коллективной; но лидеры ОСПК попытались переложить всю вину на НКТ и ПОУМ»⁴¹.

Были и другие столкновения между сталинистами и анархистами. Мануэль Круэльс отмечает: «17 февраля рабочий из НКТ был убит в Барселоне; 29-го в Манресе произошла перестрелка между сторонниками двух профсоюзов, в которой один рабочий погиб. В это же время были случаи насилия со смертельными исходами в Сентельесе и Виланова-и-ла-Жельтру́. Специальный следователь, назначенный для расследования событий в Сентельесе, в заявлении для прессы сообщил, что вскрытие тел “показало, что труп председателя ‘Либертарной молодёжи’ был изувечен”»⁴².

Сталинисты начали пропагандистское наступление против Франсиско Исглеаса, анархиста, который был советником по обороне Хенералидада. «Его сделали ответственным за то, что на Арагонском фронте не проводилось наступательных операций… ощущалась нехватка оружия и, в частности, боеприпасов. Самонадеянные лидеры Коммунистической партии публично обвиняли анархических милиционеров в трусости»⁴³.

Сталинисты также организовали кампанию против Дионисио Эролеса, возглавлявшего патрули военной полиции. Они провели демонстрацию полицейских против Эролеса, которая вызвала заявление Хенералидада: «Правительство не может терпеть подобные инциденты, порождённые соперничеством организаций»⁴⁴. ОСПК и сторонники ЭРК вели «интенсивную пропаганду» в рядах штурмовых гвардейцев и бывших гражданских гвардейцев, направленную против анархистов⁴⁵.

Сталинисты, кроме того, повели мощную кампанию против каталонской военной промышленности, которая по большей части контролировалась анархистами. На конференции, прошедшей в начале апреля в Мадриде, Сантьяго Саррильо, глава «Объединённой социалистической молодёжи», «безосновательно заявил, что в Каталонии существуют великолепно оборудованные военные заводы, которые используются только для изготовления капсюлей к пистолетным патронам. Другие ораторы добавили, что на каталонских военных заводов вместо пулемётов и винтовок производятся предметы домашнего обихода. Эти пропагандистские заявления были подхвачены ежедневными газетами “Рабочий мир” (Валенсия) и “Труд” (Барселона), официальными органами КП и ОСПК»⁴⁶.

Однако, несмотря на очернение каталонской военной промышленности, сталинисты не гнушались пытаться захватить для себя её продукцию. Это показал инцидент в начале марта, когда с военно-промышленного склада в Барселоне мистическим образом были «реквизированы» 12 танков, по документам, которые, как выяснилось, были поддельными. Расследование вскоре выявило, что они были взяты, без какого-либо разрешения каталонского Департамента обороны, высшими офицерами из Ворошиловских казарм, контролировавшихся ОСПК. Их заставили вернуть танки. 7 марта «Рабочая солидарность» прокомментировала: «Если эти танки забирали не для того, чтобы отправить их на фронт, зачем проводилась такая блестящая операция? Мы усматриваем в ней очертания диктаторской попытки, против которой, как всем известно, мы выступим немедленно»⁴⁷.

Возникновение «Друзей Дуррути»

В середине марта 1937 г. на анархической сцене Барселоны появилась новая группа, известная как «Друзья Дуррути» (Amigos de Durruti). Во главе её стояли Феликс Мартинес и Хайме Балиус, редактор газеты НКТ «Ночь» (La Noche). Группа объявила своей целью борьбу против «контрреволюционной» политики, проводимой руководством НКТ и ФАИ. Ей предстояло сыграть определённую роль в майских событиях.

«Друзья Дуррути» начали издавать брошюры, плакаты и другие материалы. Они оставались малочисленными и в той или иной степени сотрудничали с крошечной организацией троцкистов, созданной под эгидой Четвёртого Интернационала⁴⁸.

Правительственный кризис в марте – апреле 1937 г.

В марте 1937 г. анархисты стали настолько обеспокоены успехами сталинистов, стремившихся подорвать их власть и подавить революцию, что решились вызвать серьёзный правительственный кризис в Каталонии. К тому времени, по словам Мануэля Круэльса, бывали моменты, когда атмосфера на заседаниях Совета Хенералидада становилась «удушающей» и грозила полностью парализовать его работу⁴⁹.

Существуют некоторые разногласия по поводу того, какая именно проблема спровоцировала правительственный кризис. Бернетт Боллотен утверждает, что это было решение каталонского режима о проведении призыва на военную службу⁵⁰. С другой стороны, Виктор Альба объясняет кризис несогласием анархистов с решением правительства создать единые полицейские силы путём слияния патрулей (которые контролировались анархистами) с Национальной республиканской и Штурмовой гвардией (где всё больше преобладало влияние сталинистов)⁵¹. Хосе Пейратс согласен с версией Виктора Альбы⁵², как и Мануэль Круэльс⁵³.

Так или иначе, 27 марта анархисты объявили о своём выходе из Хенералидада, вызвав этим кризис, который продолжался почти месяц. Бернётт Боллотен пишет: «ОСПК и НКТ теперь заходили в тупик по каждому важному вопросу. Либертарное движение пыталось отстоять независимость своих вооружённых сил, затягивая время или делая вид, что оно принимает решения правительства, но это притворство не могло продолжаться вечно, и открытый раскол в кабинете был неизбежным»⁵⁴.

На переговорах, проходивших после отставки советников-анархистов, НКТ потребовала, чтобы декреты о полиции «были подвергнуты таким основательным изменениям, что от них остались бы одни названия». Со своей стороны, сталинисты настаивали на немедленном приведении в действие декретов о полиции и армии, и анархисты должны были подписать обязательство соблюдать их, на что НКТ ответила решительным отказом.

По описанию Боллотена, президент Компанис «выражал своё растущее нетерпение в отношении НКТ в начале кризиса», заявляя о необходимости «правительства, которое может править и навязывать свою волю тем, кто срывает его работу»⁵⁵.

После того, как «промежуточное» правительство, состоявшее из двух членов ЭРК, двух – НКТ (Исглеас и Доменек) и по одному – ОСПК и Союза рабасайрес, было приведено к присяге 3 апреля, ОСПК огласила свой план победы, где повторялись положения о милитаризации милиции, призыве резервистов, объединении полиции и, кроме того, выдвигались требования «национализации основных военных предприятий и милитаризации транспорта» и «концентрации всего оружия в руках правительства»⁵⁶.

Газета НКТ «Рабочая солидарность» не только отклонила эти требования ОСПК, но и заявила: «Мы сделали уже слишком много [уступок] и считаем, что пришло время закрыть вентиль». Позиция анархистов была поддержана ПОУМ⁵⁷.

16 апреля президент Компанис назначил очередной кабинет, включавший трёх членов от ЭРК, трёх от сталинистов, четырёх от НКТ и неизменного Хосе Кальвета от рабасайрес, отвечавшего за сельское хозяйство. Советниками от НКТ были Исглеас – по обороне, Андрес Капдевила – по экономике, Доменек – по общественным службам и Аурелио Фернандес – по здравоохранению и социальному обеспечению.

Однако даже этот новый кабинет не разрешил кризиса. Боллотен комментирует: «Как и временный кабинет, сформированный 3 апреля, новое правительство было мертворождённым. Его члены не могли выработать общую программу, и болезненные проблемы контроля над войсками и полицией сохранялись во всей их непреодолимой полноте»⁵⁸. Виктор Альба отмечает: «29 апреля новое правительство… приостановило свои заседания, потому что, говорилось в сообщении для прессы, “оно не может продолжать свою работу в условиях давления, угрозы и беспорядка, вызванных существованием в некоторых частях Каталонии групп, которые пытаются насадить свою власть и скомпрометировать революцию и войну”»⁵⁹.

Хосе Пейратс согласен с этими оценками: «Выход из кризиса был номинальным. Решение проблем, вызвавших его, отложили в надежде на более благоприятные обстоятельства. То, чего не смогли достичь реакционные декреты, тёмные элементы попытались осуществить путём провокации и применения силы»⁶⁰. Пейратс, разумеется, имеет в виду майские события, которые вскоре должны были разыграться в Барселоне.

Преддверие майских событий

В последние недели апреля 1937 г. возникла напряжённость между каталонскими сталинистами и их союзниками с одной стороны и анархистами – с другой, которая непосредственно привела к столкновению в первую неделю мая. 25 апреля был убит лидер ОСПК Рольдан Кортада. Другой представитель ОСПК, Рафаэль Видьелья, обвинил в этом анархистов, и вскоре Луис Кано, лидер НКТ и муниципальный советник в Оспиталет-де-Льобрегате, был арестован по обвинению в убийстве Кортады. Однако 2 мая Кано был оправдан, поскольку судья посчитал, что нет никаких реальных доказательств его причастности к этому преступлению.

Через два дня после убийства Кортады полицейские, подчинявшиеся Эусебио Родригесу Саласу, напали на приграничный городок Пучсерда́, убив при этом мэра Антонио Марти́на и двух других анархистов⁶¹. Это было открытое нападение на власть анархистов в Каталонии.

После 19 июля анархисты установили свою власть в населённых пунктах на границе между республиканской Испанией и Францией. Это позволяло им наблюдать за импортом и экспортом Каталонии, укрепляя автономию региона и свой контроль над его экономикой.

Сразу после убийства Антонио Мартина министр финансов республиканского правительства Хуан Негрин отправил отряд карабинеров – пограничных служащих, подчинявшихся Министерству финансов, – чтобы установить контроль не только над Пучсерда, но и над остальными пограничными постами⁶². Карабинеры перед Гражданской войной были небольшим корпусом, насчитывавшим около 15 тысяч человек. Но после того, как Хуан Негрин стал министром финансов в правительстве Ларго Кабальеро, он занялся их преобразованием в крупную военизированную силу. К апрелю 1937 г., как сообщали, насчитывалось около 40 тысяч карабинеров, хотя протяжённость границ резко сократилась из-за того, что Франко контролировал португальскую и половину французской границы⁶³.

Джеймс Минифи из «New York Herald Tribune» сообщал: «Анархисты уже обратили на это внимание и жаловались по поводу увеличения этих сил “в то время, когда, как все мы знаем, идёт достаточно мало движения через границы, сухопутные или морские”. Они понимают, что эти силы будут использованы против них»⁶⁴. В апреле 1937 г. именно это и произошло.

Анархисты не оставили без ответа попытку захвата Пучсерда и других пограничных постов контролируемой ОСПК каталонской полицией и затем карабинерами. Они сосредоточили значительные силы на юге и отрезали пограничные города от остальной Каталонии и Арагона. После вмешательства Регионального комитета Каталонии НКТ было заключено «перемирие», но на таких условиях, что «силы порядка» оставили за собой контроль над пограничными постами⁶⁵. Анархист Хуан Молина, занимавший должность субсекретаря обороны, срочно выехал в Пучсерда и находился там, когда начались Майские дни⁶⁶.

Последним признаком напряжённой ситуации в Каталонии стало решение отменить все демонстрации на 1 мая и объявить его обычным рабочим днём⁶⁷.

Заключение

В период, прошедший между реорганизацией каталонского правительства в декабре 1936 г. и вспышкой уличных боёв в Барселоне и других каталонских городах в первую неделю мая 1937 г., Каталония стала сценой согласованных попыток сталинистов подорвать и, если возможно, устранить влияние анархистов в экономике и политике региона. Одновременно ОСПК настойчиво вела кампанию, направленную на полное уничтожение ПОУМ.

Каталонские анархисты в этот период явно находились в обороне. Внутри правительства им приходилось бороться в одиночку. ЭРК, которые более или менее тесно сотрудничали с НКТ–ФАИ в первые месяцы войны, в декабре 1936 – мае 1937 г. всё больше склонялись на сторону её противников, отчасти из-за того, что они быстро уступали своё влияние в среднем классе сталинистам.

В начале рассматриваемого периода сталинисты ещё не были готовы к открытому полномасштабному столкновению с НКТ и ФАИ. Однако к апрелю они, благодаря поддержке некоторых элементов республиканского правительства, в частности министра финансов Хуана Негрина, чувствовали себя подготовленными к такому повороту.

Против анархистов обернулись их неопытность в «практической» политике и не до конца изжитые сомнения по поводу необходимости участия в ней. Это приводило к тому, что они преувеличивали свои силы при существующих обстоятельствах. Это мешало им приступить к поиску союзников, которых они могли обрести в лице ПОУМ, а возможно, и ЭРК. Они продолжали отделять себя, как «аполитичную» группу, от «политиков». Они продолжали мыслить старыми представлениями, противопоставлявшими либертариев и марксистов, и не понимали, что в действительности шла борьба за продолжение революции, начатой ими 19 июля 1936 г., – чего хотели и некоторые марксисты.

Последствия такого отношения анархисты окажутся пагубными для всех политических игроков Каталонии, кроме сталинистов. Рабочая партия марксистского единства практически прекратит своё существование. «Левые республиканцы Каталонии» лишатся самого дорогого для них – каталонской автономии. Сами анархисты будут продолжать роковую битву, единственными победителями в которой окажутся сталинисты – и в конечном счёте Франко.

27. Взлёт и падение Совета Арагона

Как и на большей части лоялистской Испании, после разгрома мятежников в июле 1936 г. правительственные учреждения Арагона, существовавшие ранее, были разрушены, и их место заняли новые революционные органы. В первую неделю войны мятежники захватили практически весь Арагонский регион, гражданский губернатор Арагона был убит, и в большинстве посёлков и сёл военные власти и гражданские гвардейцы разогнали муниципальные советы, многие из которых контролировались партиями Народного фронта.

Когда три четверти Арагона были отвоёваны каталонскими милиционерами, в значительном большинстве анархистами, у них не было большого желания восстанавливать прежние правительственные институты. В качестве муниципальных органов власти были созданы революционные комитеты, иногда полностью состоявшие из членов НКТ, а в других случаях включавшие представителей других политических элементов, поддерживавших Республику, в частности «Левых республиканцев» Асаньи, которые были крупнейшей лоялистской партией в регионе.

Часть Арагона, отвоёванная милиционерами, была по преимуществу сельской. Три крупнейших города региона, Сарагоса, Уэска и Теруэль, оставались в руках мятежников (не считая кратковременного захвата Теруэля республиканскими силами в декабре 1937 г.). Как мы видели ранее, в значительном большинстве сёл и посёлков были созданы крестьянские коллективы, часто с участием сельских ремесленников, торговцев и интеллигенции. В подавляющем большинстве случаев эти коллективы находились под влиянием анархистов, хотя встречались и коллективы ВСТ. Зачастую административные комитеты коллективов дублировали функции муниципальных властей.

Таким образом, в первые недели Гражданской войны обстановка в республиканском тылу в Арагоне была хаотической. Вскоре стало очевидно, что необходимо создать некий орган, чтобы координировать действия коллективов и революционных комитетов, удовлетворять нужды региона в целом, а также пресекать случаи произвола по отношению к местным сообществам со стороны милиционеров, в частности из подразделений ОСПК (коммунистов). В силу того, что в это время в Арагоне преобладало влияние анархистов, именно НКТ–ФАИ взяла на себя инициативу организации региональной власти.

Создание Совета Арагона

Решение создать Совет Арагона⁰ было принято на чрезвычайном пленуме Региональной конфедерации труда Арагона НКТ, проведённом в Бухарало́се 6 октября 1936 г. На этом пленуме присутствовали делегаты от 139 местных организаций НКТ в данном регионе, а также от анархических частей милиции: «Культуры и действия», Красно-чёрной колонны и колонны Дуррути.

Основные дебаты на пленуме развернулись вокруг создания регионального органа власти для всего лоялистского Арагона, его компетенции и принципах организации. В ходе обсуждения делегаты из многих сельских коллективов жаловались на самоуправство милиционеров, стоявших в их местности, в частности на произвольное изъятие хлеба последними, и заявляли о необходимости органа, который регулировал бы отношения между гражданскими коллективами и добровольческими войсковыми частями.

Среди участников обсуждения был и Буэнавентура Дуррути. Он сообщил о переговорах, которые велись тогда по предложению НКТ премьер-министру Ларго Кабальеро о создании Национального совета обороны, из представителей НКТ, ВСТ и политических партий, вместо существующего республиканского правительства. В связи с этим Дуррути настойчиво призывал к созданию подобного же органа для Арагонского региона.

Больше всего споров вызвал вопрос о том, должен ли региональный совет контролировать лоялистские силы на Арагонском фронте или его полномочия должны ограничиваться экономическими, социальными и политическими делами в тылу. Хотя мнения среди них, по-видимому, разделились, большинство делегатов от войсковых частей выступили против наделения Совета военными функциями.

Один из фронтовых делегатов, указанный как представитель II колонны, привёл веский аргумент против передачи совету военной власти: «Я выступаю за учреждение Совета Арагона, который будет вмешиваться во всякого рода деятельность в тылу, но я не согласен с мнением товарищей, который утверждают, что в Совете Арагона должен существовать Военный отдел. Нелепо настаивать на том, чтобы фронты Арагона подчинялись Военному отделу, который мы здесь создадим. Что мы, по моему суждению, можем сделать, так это послать в комитет, который существует в Барселоне, делегацию от Арагона, чтобы они вместе могли всё контролировать и ориентировать. У Совета есть много работы в других областях, выполнение которой принесёт большую пользу антифашистскому движению…»

Был избран комитет для составления проекта резолюции о создании Совета Арагона. Этот документ, принятый пленумом, гласил: «Принимая во внимание революционные события, произошедшие в стране как следствие борьбы, спровоцированной фашизмом, и в соответствии с последними договорённостями региональных пленумов НКТ, решено сформировать Региональный совет обороны, который возьмёт на себя ответственность за всё политическое, социальное и экономическое развитие Арагона. Отделы Совета, которые будут сформированы, следующие: юстиции, общественных работ, промышленности и торговли, сельского хозяйства, информации и пропаганды, транспорта и связи, общественного порядка, гигиены и здравоохранения, народного образования, экономики и снабжения».

Эта резолюция также обрисовывала схему реорганизации экономики региона при новом Совете. Говорилось, что «все отделы разрабатывают план, который всегда будет подлежать рассмотрению и одобрению представленных организаций; но одобрив, они будут выполнять его в целом и во всех деталях. Все действия различных поселений будут направлены на выполнение экономического и социального плана переменными или устойчивыми методами, которых потребует новая структура общества. Больше не будет так, как бывало раньше, когда проекты и их выполнение часто противоречили друг другу».

Та же резолюция отмечала: «Мы посчитали нецелесообразным создание Военного отдела». Вместо этого было решено направить двух арагонских делегатов для участия в работе Департамента обороны Каталонии. Также предлагалось создать военный комитет, состоящий из делегатов от всех анархических колонн милиции в регионе и от Совета обороны Арагона.

Наконец, пленум решил, что новый Совет Арагона должен включать представителей не только НКТ, но и других политических групп. Предполагалось, что в него войдут семь анархистов, два представителя ВСТ и один от республиканских партий¹.

Тем не менее предварительные переговоры о включении неанархистов в Совет Арагона оказались неудачными. Феликс Карраскер отметил, что беседы на эту тему с социалистами и республиканцами региона были проведены сразу же, но «не достигли благоприятных результатов». «Республиканцы, хотя они и завили, что склонны согласиться, попросили времени на размышление, социалисты же ответили резким отказом и не скрывали своей враждебности и недоверия»².

Вследствие этого Совет первоначально состоял из одних членов НКТ–ФАИ. В его первый состав вошли: Хоакин Аскасо – председатель, Адольфо Бальяно – заведующий юстицией и общественным порядком, Хосе Мавилья – сельским хозяйством, Мигель Хименес – информацией и пропагандой, Франсиско Понсан – транспортом и торговлей, Хосе Альберола – народным образованием, Адольфо Аснар – экономикой и снабжением и Мигель Чуэка – трудом³. Среди них были плотник, строитель, механик, типографский работник и три школьных учителя, но ни одного крестьянина⁴.

В течение всего существования Совета Арагона его наиболее выдающейся фигурой был Хоакин Аскасо. Он приходился кузеном Франсиско Аскасо, лидеру ФАИ, погибшему 20 июля во время боёв в Барселоне⁵. Он вырос в Сарагосе, где вступил в НКТ, ещё будучи подростком. В период диктатуры Примо де Риверы он был арестован и затем эмигрировал. Вернувшись в Сарагосу позднее, он стал лидером строителей НКТ, а также возглавил инициативу анархистов по организации безработных. Он участвовал в восстании анархистов в декабре 1933 г. и одно время, по-видимому, был секретарём Национального комитета НКТ⁶.

Первый манифест Совета Арагона

Сразу же после создания Совет Арагона выпустил свой первый манифест. Он имел отношение к неотложной проблеме – отношениям сёл и коллективов с милиционными частями на Арагонском фронте, в особенности находившимися под контролем коммунистов (ОСПК). Этим манифестом Совет пытался внести некоторый порядок в процесс получения колоннами милиции продовольствия и других поставок от крестьян.

Манифест начинался с заявления, что, подходя к этой проблеме, Совет ставит две цели:

Манифест Совета также обвинял некоторые колонны милиции в «реквизициях предметов и продуктов… на передовой и в тылу; с тем отягчающим обстоятельством, что эти реквизиции неограниченные, без какого-либо внимания к минимальным нуждам деревни, где они проводятся… Производили грабёж, не думая о нуждах завтрашнего дня, систематически разрушая деревни… оставляя отметины ненависти и боли, порождающей желание устранить то, что её вызвало».

Чтобы исправить это положение, говорилось в манифесте, Совет «рекомендует, и мы надеемся, что командиры колонн последуют этому», определённые процедуры. Предписывалось, что впредь любые реквизиции и поставки для колонн должны проводиться только через Совет, «который разумно осуществит их в соответствии с возможностями региона». Кроме того, говорилось, что «антифашистские колонны не должны и не могут вмешиваться в политическую и социальную жизнь деревни, которая изначально свободна и имеет собственный характер». Манифест также указывал, что деревни и коллективы не должны никому передавать оружие, находящееся в их распоряжении, без разрешения Совета и что они должны сопротивляться любым самовольным реквизициям милиционных колонн «всеми доступными средствами»⁷.

Оппозиция коммунистов Совету Арагона

Коммунистическая партия региона с самого начала резко выступала против Совета Арагона. В начале войны количество их сторонников в Арагоне было минимальным. Однако, как и в других частях республиканской Испании, они стремились сплотить вокруг себя тех крестьян и представителей других слоёв, которые были настроены против революционных изменений, произошедших после поражения мятежников.

Хосе Дуке, глава Коммунистической партии в Арагоне во время Гражданской войны, так описывал роль своей партии: «Вопреки Совету, его террору и разыскным патрулям, коммунисты несли крестьянам веру и надежду на то, что это отчаянное положение было временным и преходящим. Правительство Республики издало важный декрет о сельском хозяйстве, который фактически доводил аграрную реформу до её полного завершения, передавая землю крупных собственников и всех, кто принял участие в мятеже, крестьянам и сельскохозяйственным рабочим… Это было мерой, политические последствия которой отвечали простой цели коммунистов – положить конец беспорядку и отчаянию, посеянному Советом».

В своей агрессивной кампании против Совета коммунисты вначале оставались одинокими. Как говорит Дуке:

Коммунисты не ограничивали свои нападения на Совет Арагона одними словами. Феликс Карраскер вспоминал, что самолёты коммунистов «в декабре однажды “по ошибке” сбросили бомбы на старый дом, где только что обосновался недавно созданный орган» (т.е. Совет Арагона)⁹.

Реорганизация и легализация Совета Арагона

Первые два месяца Совет Арагона был правительством только де-факто, а не де-юре, по крайней мере когда речь шла о позиции республиканского правительства Испании. Однако Совет и анархические лидеры региона стремились получить официальное признание нового арагонского режима от республиканского правительства Франсиско Ларго Кабальеро.

Позиции Совета Арагона ослаблялись отношением правительства Каталонии и национального руководства НКТ. Согласно Сесару Лоренсо, Совет «ещё меньше мог понравиться Хенералиду, в котором уже сотрудничали все антифашистские секторы и который до тех пор управлял Арагоном, словно этот регион был всего лишь зависимой территорией или колонией…»

«Осуждение было настолько общим, что даже лидеры НКТ выразили своё недовольство. По их словам, создание этого совета не только затрудняло их попытки попасть в правительство, но и являлось неправомерным, так как решение об этом не было ни одобрено Национальном комитетом, ни утверждено каким-либо пленумом или регулярным конгрессом»¹⁰.

Бенито Пабон, лидер Синдикалистской партии Анхеля Пестаньи и «большой друг НКТ», должен был помочь Совету Арагона выйти из тупика. Он убедил его членов сделать первый шаг и обратиться к правительству Ларго Кабальеро за юридическим признанием. «Он сослался на здравый смысл, на сложность международной обстановки», которая делала нежелательной «открытую демонстрацию превосходства крайне левых сил, и убедил их, что необходимо сохранить определённые проявления буржуазной демократии»¹¹.

В итоге, в начале ноября делегация от Совета Арагона, состоявшая из Хоакина Аскасо и Мигеля Чуэки, вместе с Бенито Пабоном выехала в Барселону, где их строго отчитал каталонский президент Луис Компанис. Далее они отправились в Мадрид и встретились с премьер-министром Ларго Кабальеро. Согласно Лоренсо, «последний не возражал против создания автономного регионального правительства, но потребовал участия политических партий». Президент Республики Мануэль Асанья, с которым они также встретились, занял примерно такую же позицию¹².

Делегация Совета Арагона привезла в Барселону и Мадрид документ, датированный 31 октября 1936 г., где обосновывалось создание данного органа и перечислялись полномочия, которые должно было передать ему республиканское правительство.

«Ненормальные обстоятельства, существовавшие в Арагонском регионе, сделали неотложной необходимостью создание органа для руководства социальными, экономическими и политическими действиями в этом секторе национальной территории. Исчезновение гражданского правительства, провинциальных палат депутатов и всех руководящих органов трёх арагонских провинций… положили начало хаотической ситуации, которая угрожала экономическим разрушением данной территории».

Далее, возможно не совсем искренне, документ говорил: «Планировалось определить структуру Совета обороны в согласии со всеми партиями Народного фронта и профсоюзными организациями». Заявлялось, что Совет «полностью отождествляет себя с Правительством Республики и твёрдо намерен осуществить все распоряжения, исходящие от него».

После этого предлагалось: «Члены совета будут назначены пропорционально численности членов политических партий и профсоюзных организаций в этом регионе. В сферу деятельности Совета будут входить: 1) те функции и полномочия, что относятся к компетенции гражданских губернаторов и провинциальных палат депутатов; 2) те, что будут делегированы центральным правительством; и 3) те, что вызваны чрезвычайными обстоятельствами в регионе, чтобы он мог выполнять стоящие перед ним задачи».

В конце документа излагались намеченные цели Совета: «Во-первых, поддерживать общественный порядок, всеми средствами предотвращая злоупотребления и произвольные действия, которые здесь совершались, в особенности безответственными группами. Во-вторых, экономическая перестройка промышленности и сельского хозяйства по всей освобождённой зоне; и, в-третьих, содействие, всеми возможными способами, военному командованию для максимального повышения эффективности сил, которые борются за свободу испанских людей»¹³.

После поездки арагонской делегации в Мадрид Совет Арагона «был официально признан национальными властями, которые делегировали ему определённые гражданские и военные функции (в частности те, что принадлежали провинциальным палатам депутатов и губернаторам)…» Однако «его легализация в надлежащем виде» была закончена лишь к концу декабря¹⁴. Тогда Хоакин Аскасо был назначен республиканским правительством на должность генерал-губернатора Арагона¹⁵.

Переговоры о включении в Совет Арагона других политических групп были долгими. Особую проблему представляла собой Коммунистическая партия. Хосе Дуке отмечает: «Коммунистическая партия была приглашена республиканцами и социалистами к участию в переговорах с Советом. Она согласилась на это, не давая никаких обещаний, в ознакомительном порядке. Не отказываясь, равным образом, от продолжения своей политической борьбы против Совета и за восстановление власти правительства Республики»¹⁶. В конце концов, однако:

В итоге реорганизованный Совет включал семь членов, включая председателя, от НКТ, двух – от «Левых республиканцев», двух – от ВСТ, двух – от Коммунистической парии и одного – от Синдикалистской партии. Хоакин Аскасо оставался его председателем, другими членами от НКТ были Эваристо Виньюалес – по информации и пропаганде, Адольфо Бальяно – по общественному порядку, Адольфо Арналь – по сельскому хозяйству, Мигель Чуэка – по труду, Луис Монтолиу – по транспорту и связи и Эвелио Мартинес – по экономике и снабжению. Членами от «Левых республиканцев» были Хосе Игнасио Мантекон – по юстиции и Хесус Грасия – по финансам; представителями ВСТ были Мануэль Латорре – по культуре и Хосе Руис Борао – по общественным работам. Хосе Дуке, глава арагонской Коммунистической партии, стал советником по здравоохранению и социальному обеспечению, а его соратник Кустодио Пеньярроча – по промышленности и торговле. Наконец, Бенито Пабон из Синдикалистской партии стал генеральным секретарём Совета обороны Арагона¹⁸. Хосе Игнасио Мантекон так и не занял свою должность и был заменён Томасом Пельисером, также из «Левых республиканцев»¹⁹.

Деятельность Совета Арагона

В нашем распоряжении нет обобщающего исследования деятельности Совета обороны Арагона в течение десяти месяцев его существования. Однако мы можем получить некоторое представлением о том, что было достигнуто им в различных областях.

Следуя одной из целей, заявленных им накануне получения признания от республиканского правительства, Совет создал механизмы поддержания общественного порядка. После освобождения значительной части Арагона от сил Франко, в августе – сентябре 1936 г., милиционерами и местными жителями были созданы патрули в населённых пунктах региона. Совет Арагона, особенно после включения в него неанархистов, стремился объединить эти силы и навести некоторую дисциплину в них. В вопросах общественного порядка он полагался главным образом на милиционеров²⁰.

Хосе Дуке сообщает, что на первом заседании переформированного Совета Арагона обсуждался вопрос закона и порядка:

Сесар Лоренсо описывает работу Совета Арагона по организации региональных полицейских сил:

Сто агентов тайной полиции были направлены республиканским министром внутренних дел Анхелем Галарсой, чтобы помочь реорганизовать арагонские силы общественного порядка²³.

Аугустин Сухи описал «концентрационный лагерь ФАИ» в Альканьи́се, провинция Теруэль, который он посетил в начале 1937 г. Он даёт следующую, возможно чересчур идиллическую, картину:

Другой важной политической задачей реорганизованного Совета было наблюдение за восстановлением муниципальных советов в соответствии с декретом республиканского правительства от 4 января 1937 г. Новые советы не избирались, места в них распределялись пропорционально количеству сторонников различных политических течений в данном муниципалитете.

НКТ была представлена в 66 из 83 новых муниципальных советах и имела мэров в 23 из них. В 22 случаях новые советы состояли из одних анархистов. ВСТ был представлен 43 советах и имел мэров в 16; в шести советах он являлся единственным представленным элементом. «Левые республиканцы» имели своих представителей в 18 муниципальных советах, Социалистическая партия – только в пяти, Коммунистическая партия – в трёх, а Республиканский союз был представлен лишь в одном из воссозданных муниципальных советов²⁵.

Отдел юстиции Совета, во главе которого после реорганизации стоял левый республиканец, также выполнял значительную работу. Интересы Совета часто затрагивались в делах, которые проходили через суды в других частях республиканской Испании, и Отдел юстиции должен был улаживать такие случаи²⁶.

Немалая доля работы Совета, особенно до создания Региональной федерации коллективов в феврале 1937 г., относилась к области экономики, но даже когда эта федерация была создана, экономическая роль совета оставалась значительной. Согласно Вальтеру Бернеккеру, «после его легализации в декабре 1936 г. Региональный совет смог заняться восстановлением того, что было разрушено; в последующие месяцы он организовывал аграрные коллективы, наращивал торговлю с Францией, Чехословакией и Югославией, приобретал сельскохозяйственную технику на доходы от продажи шафрана и в феврале объединил все аграрные коллективы в региональную федерацию»²⁷.

Луис Монтолиу, член Совета от НКТ после его реорганизации, также подчеркнул, что Отдел экономики и снабжения был одной из важнейших частей Совета. Коллективы, которым необходимо было приобрести товары за пределами Арагона, обращались за ними в Совет. Он в больших объёмах закупал товары на заводах и фабриках Каталонии и других регионов, расплачиваясь частично продукцией коллективов и частично деньгами. Деньги брались из фонда, созданного за счёт взносов от коллективов и других источников. Кроме того, Совету посчастливилось начать свою работу, имея значительный товарный и денежный запас²⁸.

Доклад, представленный региональному пленуму НКТ после роспуска Совета Арагона, сообщал: «Наша общая политика в области снабжения была направлена на освобождение производителя и потребителя от опеки посредника… Эта цель была успешно достигнута, так как с началом функционирования Отдела снабжения свободная торговля практически прекратилась, став убыточной для всех, кто занимался ею, поскольку мы приобретали для деревень то, в чём они нуждались, по самым низким из возможных цен; в этих условиях не осталось никакой необходимости в существовании частной торговли, и она исчезла»²⁹.

Отдел снабжения часто сталкивался с трудностями, особенно за пределами региона. «Мы могли бы привести много примеров конфискации наших продуктов полицией, когда наши грузовики приезжали в неарагонские районы; было конфисковано даже целое судно, перевозившее продовольствие, которое мы приобрели за границей; с другой стороны, возникали бесчисленные трудности при экспорте наших продуктов, некоторые люди заходили настолько далеко, что конфисковывали наш экспорт, утверждая, что это были краденые товары»³⁰.

Монтолиу отмечал, что большое значение имел Отдел транспорта. Он прежде всего закупил грузовики, чтобы вывозить и ввозить товары для коллективов. Также была открытая автобусная линия, проходившая через весь Арагон, проезд по которой оплачивался наличными, так как основными её клиентами были милиционеры. Платы за проезд оказалось достаточно, чтобы окупить стоимость бензина и обслуживание автобусов. Бензин был тем товаром, за поставки которого Совет всегда требовал наличный расчёт³¹.

Дополнительные сведения о работе Отдела транспорта и связи Совета Арагона могут быть найдены в статье, опубликованной в единственном номере издания «Коммуникации», который был выпущен отделом до разгона Совета. Отметив, что до 19 июля многие города и сёла Арагона были изолированными, что затрудняло для них сообщение друг с другом и с остальной Испанией, автор статьи говорил: «В настоящее время можно с уверенностью заявить, что освобождённые части трёх арагонских провинций имеют достаточные и весьма быстрые средства сообщения, которые не только связывают их деревни между собой, но и… соединяют их с другими регионами Испании».

Отмечалось, что наряду с автобусной линией, проходившей с юга на север практически по всей протяжённости Арагона (около 104 км от Каспе до Бине́фара), отдел открыл и другие линии, соединявшиеся с основной. Также была налажена быстрая доставка почты из Валенсии в большинство районов лоялистского Арагона – на обычных автомобилях, но также и на специальных лёгких грузовиках, приобретённых для этой службы, что было особенно важно не только для гражданского населения, но и для солдат на Арагонском фронте³².

Хосе Дуке писал о своей работе в качестве советника по здравоохранению и социальному обеспечению: «В области здравоохранения Хосе Дуке удалось реорганизовать гражданские больницы и преодолеть огромные трудности в медицинском облуживании, возникшие из-за того, что многие врачи были мобилизованы, а многие, которые были фашистами, бежали или были убиты. Докторов направляли в сёла, где в них нуждались и где муниципалитет был готов им платить».

Однако у Дуке произошло много конфликтов с местными анархическими властями. Как он сам говорит, он «был врагом “коллективизации” врачей и не был склонен отправлять работников здравоохранения в муниципалитеты, которые расплачивались жетонами и заставляли доктора, по окончании его посещений и профессиональных обязанностей, собирать маслины и выполнять другие сельскохозяйственные работы»³³.

Отдел образования Совета Арагона руководил, по крайней мере номинально, всеми школами, созданными в коллективах. Как мы видели выше, почти все коллективы открыли свои школы или расширили уже существовавшие³⁴. Тем не менее не совсем ясно, в какой степени Совет оказывал влияние на местные школы, не считая помощи им в получении необходимых материалов.

Совет выпускал ежедневную газету «Новый Арагон» (Nuevo Aragón), а региональная организация НКТ – ещё один ежедневник, «Культура и действие» (Cultura y Acción). Лидер коммунистов Хосе Дуке утверждает, что «Новый Арагон» был «наиболее пристрастным изданием Арагона и вдобавок поднимал флаг антикоммунизма»³⁵. Газета публиковала декреты и другие документы Совета.

Одно из обвинений, выдвигавшихся коммунистами и другими против Совета Арагона, заключалось в том, что его лидеры, или некоторые из них, были коррумпированными, жили слишком благополучно и накапливали личное имущество. Хоакин Аскасо и другие, арестованные по этим обвинениям после ликвидации Совета, были признаны невиновными и вскоре освобождены. Тем не менее много лет спустя, когда Рональд Фрейзёр брал интервью у Макарио Ройо, члена Национального комитета НКТ во время войны, тот сказал: «Вокруг некоторых ведущих членов Совета возникла атмосфера безнравственности, которая была противна либертариям»³⁶.

Идейное значение Совета Арагона

Вряд ли можно сомневаться в том, что существовали определённые противоречия между действиями арагонских анархистов, организовавших и поддерживавших Совет Арагона, и их первоначальными либертарными идеями. На это указывает Сесар Лоренсо: «Нельзя отрицать, что арагонские анархо-синдикалисты были вынуждены (так и не осознав этого до конца) внедрить, в полном противоречии с их идеалом свободной ассоциации свободных производителей, экономическую систему, которая больше напоминала военный коммунизм, чем либертарный. Не менее резким был этот контраст в отношении юстиции и репрессий…»³⁷

Вальтер Бернеккер отмечает то же самое:

Эта оценка представляется слишком суровой. Значительное большинство присутствовавших на пленуме, где первоначально было решено создать Совет Арагона, были представителями коллективов, возникших после освобождения части Арагона лоялистскими силами. Верно то, что там также присутствовало сравнительно небольшое меньшинство делегатов от колонн милиции, но доступные нам документы пленума указывают на то, что среди военных делегатов не наблюдалось полного согласия и, в то же время, не было значительных расхождений между делегатами крестьянских коллективов и делегатами милиции.

Кроме того, Совет с самого начала был открыт для вхождения других политических элементов региона, поддерживавших Республику. Со временем это вхождение состоялось, причём на таких условиях, которые, вероятно, дали этим элементам, в особенности коммунистам, большее представительство, чем то, на которое они могли рассчитывать с точки зрения электоральной поддержки.

Наконец, в источниках нет указаний на то, что при Совете Арагона коллективы и муниципалитеты подвергались сколько-нибудь заметному принуждению. Есть множество подтверждений того, что комаркальные федерации коллективов оказывали на их жизнь гораздо больше влияния, чем Совет Арагона.

С другой стороны, нельзя оспаривать тот факт, что Совет Арагона действительно был региональным правительством. Его создание отразило то затруднительное положение, в котором находились анархисты по всей лоялистской Испании. Придя к власти в разгар гражданской войны, они были вынуждены принять много решений, от которых они при более благоприятных, с их точки зрения, условиях отказались бы.

Кампания коммунистов против Совета Арагона

После Майских дней в Каталонии коммунисты и их союзники, одержавшие победу над анархистами в этом регионе, не могли допустить, чтобы господство НКТ–ФАИ в соседнем Арагоне продолжалось. Контроль анархистов над Арагоном и раньше был наиболее полным, по сравнению со всеми остальными регионами республиканской Испании, а после майских событий Арагон оставался единственной частью лоялистской Испании, где анархическое влияние было преобладающим.

Хосе Пейратс отмечал: «В конце июля началось грандиозное политическое наступление. Оно было открыто ежедневником “Красный фронт” в Валенсии»³⁹. После рассмотрения деталей этого наступления Пейратс заключал: «Теперь мы можем видеть, что все эти нападки были не чем иным, как дымовой завесой, которая должна была замаскировать последствия последующих событий. Мы можем сказать, что генеральное наступление было направлено против Совета обороны Арагона»⁴⁰. Вальтер Бернеккер отмечает, что эта кампания, начатая прессой Коммунистической партии, «по своей агрессивности уступала лишь атакам, которые направлялись ею на ПОУМ в это же время»⁴¹.

Хосе Дуке прокомментировал эту кампанию против Совета Арагона: «Центральная пресса, наиболее ответственные издания (“Политика”, “Социалист”, “Рабочий мир” и др.) начали в деталях заниматься тем, что происходило в Арагонском регионе, и требовать от правительства скорейшего решения ситуации, которая была оскорбительной и унизительной для всей страны…»

Дуке также отметил, что «параллельно кампании в прессе нарастали проявления недовольства среди арагонского населения. Ежедневно в Региональный комитет Народного фронта приходили резолюции местных организаций Народного фронта, высказывавшихся за роспуск Совета…»⁴²

6–7 июля Коммунистическая партия Арагона провела свою вторую конференцию за время войны. Основным докладчиком был Хосе Дуке: «Период “экспериментов” либертарного коммунизма, “комитетов”, “маленьких республик” и “княжеств” в Арагоне закончился. Отныне тем, кто управляет нашим регионом, должно быть правительство Республики… Если недавно заключённый пакт не будет выполнен, то Коммунистическая партия безотлагательно разоблачит перед массами Совет Арагона, как несостоятельный и вносящий смуту орган, заслуживающий немедленного роспуска».

В конце июля региональный комитет Коммунистической партии выпустил обращение, в котором говорилось: «Настало время распустить Совет Арагона, положив конец его неэффективному и беспорядочному правлению». Хосе Дуке отмечает: «Это обращение было воспринято анархистами как объявление войны»⁴³.

Наконец, в начале августа прошло собрание Народного фронта Арагона, которое, согласно Дуке, «решило судьбу Совета». «В первые мгновения на собрании наблюдалась некоторая нерешительность. Никто не осмеливался открыто противостоять Совету и открыто выступать за его роспуск. Один представитель Социалистической партии сформулировал полутроцкистские положения, направленные на отделение рабочих сил от республиканцев и достижение соглашения с НКТ. Хосе Дуке, выступая от имени Коммунистической партии, представил вопрос со всей ясностью, заставив остальных занять одну-единственную позицию: Совет обороны Арагона должен быть как можно скорее распущен правительством Республики, безо всяких раздумий»⁴⁴.

Тем временем в Арагоне коммунисты и их союзники вели кампанию, направленную на подрыв власти Совета. Народный фронт в этом регионе объявил, что все его соглашения с НКТ о поддержке Совета были заключены «безответственно» и не имеют силы. Попытки делегации арагонской НКТ объяснить ситуацию правительству Негрина в Валенсии оказались безрезультатными – по причинам, которые вскоре стали ясны⁴⁵.

Оппозиция Совету Арагона, конечно, не ограничивалась одними коммунистами. Тот же президент Мануэль Асанья отмечает в своих мемуарах, что 4 июня он убеждал Негрина упразднить Совет Арагона⁴⁶. Когда Совет был наконец ликвидирован, пишет он, «это было самое лучшее, что сделало это правительство в политической области»⁴⁷.

Выступления анархистов в защиту Совета Арагона

Анархисты отнюдь не оставляли без внимания эти атаки на свою арагонскую цитадель. Явно находясь в ослабленном положении после майских событий, они стремились обеспечить поддержку Совету Арагона.

Одним из первых ответов анархистов на пропагандистскую и политическую кампанию была передовая статья, озаглавленная «Мы защищаем Совет Арагона» в «Информационном бюллетене» НКТ–ФАИ от 7 июля 1937 г. Эта статья начиналась со слов: «Совет Арагона – это орган, созданный народной волей в пылу Революции и узаконенный правительством Республики. Он, следовательно, от рождения наделён всеми атрибутами, которые могут удовлетворить самые насущные требования политического права, и кроме того, его члены, которые с первого момента пользовались доверием людей, избравших их, знали, как действовать эффективно, компетентно и с уважением к принятым законам».

Статья отмечала «деструктивные манёвры» против Совета Арагона «с целью его полного отстранения от правительственных функций, делегированных ему». Достаточно любопытно, что единственной группой, которая была конкретно указана в статье как преследующая данную цель, была партия «Левые республиканцы».

Статья заканчивалась заявлением: «Совет Арагона, который своим корректным поведением и своими административными и организаторскими способностями оправдал доверие, оказанное ему его избирателями, следует уважать и защищать всеми силами, во имя того согласия, которое должно быть установлено между всеми антифашистами, если мы действительно не хотим бесславного падения Испании и её превращения в страну, подчинённую чужестранцу»⁴⁸.

Сам Хоакин Аскасо решительно и публично выступил в защиту Совета Арагона и революции, происходившей в регионе с начала Гражданской войны. В своей речи на радио Каспе в первую годовщину 19 июля он подчеркнул, что после мятежа простые люди Арагона должны были заботиться о себе сами, что политиков, во время выборов заявлявших о своей любви к региону, нигде нельзя было найти.

Вследствие этого, говорил Аскасо, народ создал собственные новые учреждения. Он особенно высоко оценил сельские коллективы региона, признав некоторые ошибки с их стороны, в частности принуждение некоторых крестьян к вступлению в них, но отметив, что эти ошибки исправляются. Он заявил, что за коллективами будущее⁴⁹.

Аскасо защищал работу и самого Совета Арагона, говоря, что он «явил Испании и миру, объединив надежды крестьян, оставшихся в тылу, инструмент управления, экономического и политико-социального, доныне неизвестный, который отверг тоталитарный и всепоглощающий дух всех правительств, существовавших прежде, но в то же время не стремится к основанию независимой регионалистской зоны; его рождение в революционном пламени было вдохновлено новыми способами действия, которые несомненно создадут новую Испанию, освобождённую от реакции мощным усилием пролетариата»⁵⁰.

Он утверждал, что Совет «был детищем Революции и вышел на свет сильным и здоровым; была рождена великая и братская идея, но лишённая духа исключительности, и, руководствуясь этим отношением, она искала, воодушевляла и приходила к тому, что в её крепких объятьях будут заключены… все идеи, устремлённые в новую эру». Он добавлял, что «те, кто стремятся уничтожить Совет, совершают то, что равносильно убийству его матери – Революции»⁵¹.

В защиту Совета Аскасо процитировал «пакт, соблюдать который обещал Антифашистский блок». Этот документ, дату которого он не привёл, был подписан представителями Коммунистической партии, Республиканского союза, Арагонской социалистической федерации, НКТ, ВСТ, «Объединённой социалистической молодёжью», «Левыми республиканцами» и им самим как главой Совета. Первый пункт этого пакта гласил, что «Совет Арагона может и должен продолжать существовать в той же форме, что и сейчас». Другие пункты документа определяли компетенцию Совета на условиях, согласованных с мадридским правительством, призывали к укреплению принципа «революционной власти», провозглашали право крестьян обрабатывать землю индивидуально или коллективно по своему выбору.

Восьмой и последний пункт документа, процитированный Аскасо, гласил: «Совет Арагона, который должен быть ревностным и воодушевлённым соратником законного правительства Республики, увеличит производство в тылу, мобилизует все ресурсы региона для лучшего ведения войны, оживит антифашистский дух масс, чтобы они неустанно трудились и сражались в этой войне; с этой целью он проведёт глубокую чистку в освобождённых районах, устанавливая неукоснительный порядок и преследуя скрытых фашистов, пораженцев, спекулянтов и всех тех, кто совершает неоправданные действия и создаёт угрозу для нашего триумфа»⁵².

Аскасо закончил своё выступление, выразив «доверие к правительству Республики». «Я надеюсь и уверен, что правительство Республики по достоинству оценит жертвы, которые арагонский антифашизм приносит в этот тяжёлый момент; а также, игнорируя нетерпеливые голоса “славных” охотников лезть в чужие дела, оценит руководство, которое получает народ Арагона через свои ответственные органы, эту основу будущего мира в тылу. Если мы ошибаемся в этом доверии, которое мы испытываем к нашим правителям, то мы не будем ответственны за трагедию, которая неминуемо обрушится на наш регион и, как результат, на весь испанский антифашизм»⁵³.

2 августа в Альканьисе был проведён пленум комаркальных организаций НКТ. Была принята резолюция, смысл которой сводился к тому, что

Наконец, 7 августа НКТ провела в Альканьисе митинг, на котором среди прочих выступала Федерика Монсень. Как отмечает Хосе Пейратс:

Подготовка к ликвидации Совета Арагона

В своей кампании, направленной против Совета Арагона, коммунисты и их союзники не собирались ограничиваться нападками в прессе и на митингах. Правительство Хуана Негрина готовилось провести военную операцию в Арагоне силами коммунистических войск, чтобы ликвидировать Совет, а вместе с ним и власть анархистов.

Министр обороны в правительстве Негрина, правосоциалистический лидер Индалесио Прието, стремился сокрушить позиции анархистов в Арагоне не меньше, чем коммунисты. С этой целью он вызвал подполковника Энрике Листера, командующего 11-й дивизией, отпочковавшейся от коммунистического 5-го полка в первые месяцы войны. Сам Листер так описывал поручение, данное ему министром Прието:

Сесар Лоренсо комментирует приготовления правительства Негрина к ликвидации анархического влияния в Арагоне:

Вторжение коммунистов в Арагон

В вооружённом нападении на анархистов и Совет Арагона участвовали три соединения: 11-я дивизия Листера, 27-я дивизия ОСПК (бывшая колонна «Карл Маркс») и 30-я дивизия ЭРК (бывшая колонна Масия – Компаниса)⁶⁰.

11 августа правительство Негрина издало декрет о роспуске Совета Арагона:

Нормативные статьи декрета распускали Совет Арагона, отстраняли Хоакина Аскасо от должности делегата правительства в Арагоне и предусматривали назначение генерал-губернатора Арагона. Второй декрет назначал Хосе Игнасио Мантекона на пост генерал-губернатора⁶¹. Мантекон официально входил в партию «Левые республиканцы», но был близким союзником коммунистов и позднее, в эмиграции, вступил в их партию⁶².

Декрет, распускавший Совет Арагона, стал сигналом для Листера и прочих антианархических сил начать действия. Хосе Пейратс описывает то, что произошло: «Военные силы коммунистов вступили в Арагон как завоеватели… Захватчики достигли Каспе и ворвались в штаб-квартиры НКТ и ФАИ… К арестам должностных лиц нужно добавить арест редакторов органа Совета, “Нового Арагона”. Газета была закрыта, а точнее заменена коммунистическим изданием “День” (El Día). Другие силы 11-й дивизии триумфально вошли в Альканьис, где размещался Региональный комитет Арагона НКТ…»⁶³

Сесар Лоренсо также дал описание этих событий:

Хоакин Аскасо был обвинён в краже драгоценностей во время пребывания на должности главы Совета. Однако, поскольку правительство Негрина не смогло предъявить никаких доказательств этого обвинения, Аскасо вскоре освободили⁶⁵.

Президент Мануэль Асанья отметил в своих мемуарах, что, по словам экс-губернатора Мантекона, при разгоне Совета Арагона подполковник Листер предлагал ему (Мантекону) «отправить на прогулку», то есть убить, членов Совета. Асанья пишет: «Игра была ясна, – сказал он мне. – Их застрелили бы, и затем он переложил бы вину на меня, выставив себя защитником пролетариев»⁶⁶.

Реакция анархистов на ликвидацию Совета Арагона

Ответ анархистов на уничтожение их власти в Арагоне был на удивление сдержанным. Это объяснялось не только тем, что они осознавали слабость своей политической позиции на тот момент, но и внутренними разногласиями по поводу значения произошедших событий.

Сесар Лоренсо обратился к вопросу, почему анархические дивизии в данном регионе не оказывали сопротивления коммунистическим силам: «Солдаты страстно желали это сделать, но Национальный комитет НКТ и Полуостровной комитет ФАИ вмешались, чтобы предотвратить это и избежать новой гражданской войны; они потребовали набраться терпения и ничего не предпринимать без согласия организации, потому что отчаянные поступки быстро привели бы к завоеванию области войсками Франко. Войска НКТ не сдвинулись с места»⁶⁷.

После вторжения дивизии Листера и других войсковых частей Национальный комитет НКТ отправил к новому генерал-губернатору делегацию, чтобы обсудить освобождение более 300 арестованных анархистов⁶⁸. Вальтер Бернеккер отмечает, что требования делегации НКТ были изложены «вежливым тоном»⁶⁹.

Сесар Лоренсо предполагает, что «вежливое» поведение национальных анархических лидеров по отношению к захватчикам Арагона могло иметь под собой фракционные мотивы. Их «пассивное отношение было объяснимо в случае отсутствия у них заинтересованности в органе, который был учреждён без их одобрения и вопреки внутренней дисциплине… Необходимо также отметить, что сами арагонские анархисты отнюдь не выступали единым блоком: так, когда новый губернатор Игнасио Мантекон… провёл беседу с членами Совета, некоторые из них, как Монтолиу и Эвелио Мартинес, согласились помочь в его работе и передать себя в распоряжение правительства, другие же, как Мигель Чуэка, категорически отказались». В итоге, заключает он, «арагонские либертарии роковым образом позволили отстранить себя без сопротивления»⁷⁰.

Заключение

Арагон был той частью республиканской Испании, где в течение года сохранялся наиболее полный контроль анархистов. Они организовали региональный аппарат управления, который во всех практических смыслах являлся правительством. Однако с ростом власти противников революции, в особенности коммунистов, дни Совета Арагона были сочтены. В августе 1937 г. он был ликвидирован военными силами коммунистов, при поддержке правых социалистов и других антиреволюционных элементов. Падение Совета Арагона стало заметным шагом на пути к поражению Испанской революции.

28. Участие анархистов в других региональных и местных органах власти

Во время Гражданской войны анархисты участвовали в работе местных органов власти в различных частях республиканской Испании, помимо Каталонии и Арагона. Во многих случаях они продолжали играть важную роль в местных администрациях до самого поражения сил Республики.

НКТ–ФАИ в Астурийском регионе

До Гражданской войны социалисты были крупнейшей левой группировкой в Астурийском регионе, располагавшемся на побережье Бискайского залива, и их главная сила была сосредоточена среди горняков и рабочих столицы региона, Овьедо. После установления Республики НКТ смогла создать свой профсоюз горнорабочих, конкурировавший с большинством Всеобщего союза трудящихся, но коммунистам удалось вырвать его из-под контроля анархистов и вывести из состава НКТ. После этого местные рабочие, остававшиеся под влиянием анархо-синдикалистов, вышли из регионального профсоюза угольной промышленности и вступили непосредственно в астурийскую организацию Национальной конфедерации труда¹.

Однако главными центрами силы НКТ были большой портовый город Хихон и город Ла-Фельгера, где находились основные сталелитейные заводы региона. В этих двух центрах превосходство НКТ было очевидным.

Хотя в целом число сторонников ВСТ и Социалистической партии в Астурийском регионе было значительно выше, чем у НКТ–ФАИ, значение этого факта существенно снижалось тем, что в первую неделю войны Овьедо оказался в руках мятежников. Многократные попытки вернуть город Республике оказались безуспешными. Таким образом, на большей части Астурии, которая в течение 15 месяцев оставалась за Республикой, силы социалистов и анархистов были примерно равными, даже если последние и не были более многочисленными. Согласно Рамону А́льваресу, количество членов НКТ в регионе выросло с 30 тысяч перед самой войной до 90 тысяч в момент наивысшего подъёма. (Он отмечает, что эти цифры не являются «точными и абсолютно надёжными»².)

Отношения НКТ и ВСТ в Астурии во время войны

К началу Гражданской войны отношения между НКТ с одной стороны и ВСТ и Социалистической партией (ИСРП) с другой в Астурии были намного более дружественными, чем на большей части остальной Испании. В марте 1934 г. НКТ и ВСТ в этом регионе подписали соглашение о создании Революционного рабочего альянса (Alianza Obrera Revolucionaria); это был единственный пример в Испании, когда анархисты принимали участие в рабочих альянсах, сформированных ВСТ, социалистами и различными левыми меньшинствами. Шесть месяцев спустя этот альянс в Астурии возглавил единственное массовое восстание октября 1934 г., продолжавшееся две недели. Связь между двумя профсоюзными организациями сохранялась и впоследствии.

Рамон Альварес подчеркнул важность сотрудничества между анархистами и ВСТ во время Гражданской войны:

Альварес цитирует речь лидера ВСТ Иносенсио Бургоса на совместном митинге НКТ и ВСТ 1 мая 1937 г., которая указывает на совпадение взглядов двух организаций в Астурии. Бургос говорил: «Мы будем с уважением относиться ко всем, мы признаем за всеми права, которые принадлежат им; но никто не может пытаться отобрать у народа то, что он завоёвывает своей кровью. Рабочий класс был уверен в том, что революция, начатая в октябре [1934 г.], должна победить. Теперь, когда нам представилась эта возможность, мы не упустим её»³.

Революционный режим в Астурии

С началом Гражданской войны, после подавления мятежа на большей части Астурии, по всему региону были созданы местные революционные комитеты из представителей всех групп, лояльных Республике. Большинство из этих органов, де-факто осуществлявших власть на местах, заявили о своём подчинении Провинциальному комитету Астурии⁴.

Хотя Сесар Лоренсо пишет, что этот Провинциальный комитет Народного фронта (Comité Provincial del Frente Popular), если использовать его точное название, был создан «в конце июля или начале августа 1936 г.»⁵, Антонио Масип указывает, что «по всей очевидности, Провинциальный комитет полностью совпадает с органом, который был создан при гражданской администрации в начале мятежа Франко в Африке, чтобы консультировать нового губернатора. Из совещательного органа он, после объявления войны Арандой и ареста Лиарте Лаусина, стал представителем правительства Республики в Астурии»⁶. (Лиарте Лаусин был гражданским губернатором Астурии, арестованным мятежным полковником Арандой.)

Первоначально, согласно Масипу, Провинциальный комитет состоял из членов Социалистической партии, ВСТ и «Левых республиканцев». Однако 22 июля в него вошёл лидер коммунистов Хуан Амбоу, а к 24 июля два лидера НКТ со сталелитейного завода «Дуро» в Ла-Фельгере, Руфино Куарте и Эладио Фанхуль, также были включены в состав комитета.

Согласно Антонио Масипу: «Заседания комитета вначале были непрерывными и неформальными. Присутствовали представители организаций, но их функции менялись по мере развития событий. Руководство фронтом войны, здравоохранением, снабжением, земледелием, общественным порядком было импровизированное…» Никаких протоколов его заседаний не сохранилось. Белармино Томас из ВСТ и Социалистической партии вскоре стал председателем комитета⁷.

В Хихоне, с другой стороны, был создан Военный комитет (Comité de Guerra) под председательством лидера НКТ Сегундо Бланко. Его юрисдикция простиралась от Авиле́са на западе до Вильявисьосы на востоке⁸. Первоначально он состоял из Авелино Г. Энтриальго от ФАИ и Орасио Аргельеса от Компартии, отвечавших за военную мобилизацию; Рамона Альвареса Паломо от НКТ, заведовавшего средствами сообщения; Эухенио Алонсо де ла Ривы от ВСТ в качестве казначея; Марселино Корбато от Социалистической партии, отвечавшего за здравоохранение; Рафаэля Эрнандеса от ВСТ, отвечавшего за труд; Хосе Гальярдо от Компартии, отвечавшего за безопасность; Эмилио Фернандеса от Компартии, заведовавшего распределением; Альберто Лары от «Левых республиканцев», заведовавшего жильём. Должность секретаря комитета делили Карлос Диас от НКТ и Рафаэль Эрнандес от ВСТ. Согласно Антонио Масипу, Мануэль Менендес из Социалистической партии, Эдуардо Васкес из ФАИ, Мануэль Иглесиас-и-Санхинес из «Левых республиканцев» или Федеральной партии также «относились к комитету», а мэр Хихона, Хайме Вальдес из «Левых республиканцев», «сотрудничал с новым органом».

Антонио Масип отмечает: «Как в Саме, так и в Хихоне вся инициатива исходила от рабочих организаций, за исключением военных вопросов, которые решались совместно со специалистами – республиканцами и просто верными законному правительству»⁹.

Одной из самых неотложных задач Военного комитета в Хихоне было организовать систему снабжения, чтобы накормить гражданское население и милиционеров, больше месяца осаждавших казармы Симанкас. Согласно Рамону Альваресу, «одной из служб, которая с первого дня превосходно функционировала в Хихоне, благодаря компетентности Единого синдиката продовольственной отрасли, была служба снабжения; были созданы местные комитеты, которые должны были позаботиться об основной массе гражданского населения, накормить милицию в импровизированных казармах и обеспечить общественные столовые, открытые при “Экономичной кухне”, отеле “Комерсио”, ресторане “Мерседес”, заводе “Оруэта” и др.»¹⁰.

Другой главной задачей Военного комитета было поддержание общественного порядка и, насколько это было возможно, ограничение терроризма и личной мести против сторонников мятежа и прочих лиц. Преследуя эту цель, Рамон Альварес 25 сентября 1936 г. выступил от имени местной федерации НКТ на радио с речью, в которой «он осудил преступления, совершённые за пределами городских центров людьми, которые пытаются опозорить наше дело». Проблема особенно обострилась после того, как мятежные силы подвергли Хихон бомбардировке с воздуха в августе: собралась толпа, требовавшая расправы над людьми, которые содержались под стражей Военным комитетом. Члены комитета успешно противостояли этим требованиям¹¹.

С 5 сентября, после переезда Провинциального комитета из Сама-де-Лангрео в Хихон, оба региональных органа власти работали в одном и том же городе, и это положение закончилось только после вхождения НКТ в республиканское правительство Ларго Кабальеро в начале ноября. Однако Сесар Лоренсо пишет: «Это двоевластие не порождало никаких конфликтов; отношения между этими двумя органами были превосходными». Он также отмечает, что с переездом Провинциального комитета в Хихон количество анархистов в его составе увеличилось с двух до четырёх. Это были Эдуардо Васкес, Эладио Фанхуль, Хосе Тоурман и Франсиско Гонсалес Беринансе, отвечавшие за рыболовство, социальное обеспечение, промышленность и связь соответственно¹².

В Хихоне также был создан Народный суд Астурии, включавший представителей политических партий, ВСТ, ОСМ, НКТ, ФАИ и «Либертарной молодёжи». Сесар Лоренсо отмечает: «Он приговаривал мятежных военных, фалангистов и реакционные элементы к тюремному заключению, а многих из них – к смертной казни… В любом случае, революционная власть стремилась ограничить насилие и сдержать разгул страстей среди населения»¹³.

Примерно в первой половине ноября 1936 г. Военный комитет Хихона принял решение о самороспуске. Одновременно были созданы новые муниципальные советы в тех муниципалитетах, которые ранее находились под его властью, и некоторые полномочия упразднённого комитета перешли к этим советам¹⁴.

В самом Хихоне ближайшими союзниками анархистов в муниципальной политике, по-видимому, были две небольших республиканских партии: Партия федеральных левых и Федеральная демократическая республиканская партия. Согласно Хуану Карлосу Гарсии Миранде: «Обе они отстаивали федеративную структуру государства… как союза “муниципальных республик”, и они видели в НКТ и ФАИ силы, способные создать подобную федерацию на основе рабочих республик, в которых синдикаты являются базовыми и преобразующими элементами…»¹⁵ В Сан-Мартин-дель-Рей-Аурелио мэром также был анархист, Хосе Варела из ФАИ¹⁶. Хотя данные по этому вопросу неполные, вероятно, было много других муниципалитетов, которые возглавлялись сэнэтистами или фаистами. Хуан Карлос Гарсия Миранда отмечает, что, по первоначальным инструкциям Провинциального комитета об организации новых муниципальных администраций в регионе, предполагалось включить в эти местные органы представителей НКТ, ФАИ и «Либертарной молодёжи», наряду с различными политическими партиями¹⁷.

Первый политический кризис астурийского режима

В середине декабря 1936 г. астурийский Провинциальный комитет пережил первый политический кризис, вызванный ФАИ и НКТ. Хавьер Р. Муньо́с отмечает, что этот кризис «начался в традиционной манере демократических правительств. С 19-го по 23-е число партии публиковали в прессе свои программы, и председатель Белармино Томас проводил консультации с их представителями»¹⁸.

Основным предметом споров был контроль Коммунистической партии, в лице Хуана Амбоу, над военным ведомством. Анархисты утверждали, что коммунисты используют этот пост для того, чтобы утвердить власть своей партии в вооружённых силах.

В официальном протесте НКТ и ФАИ говорилось: «Мы не хотим допускать, и для этого мы сделаем всё возможное, чтобы тот, кто отправляется на войну, использовал свои командные полномочия для ведения политической кампании; нас не устраивают военачальники, посвящающие себя политической деятельности, поскольку мы считаем, что военные не должны иметь никаких политических пристрастий».

Как пишет Хуан Карлос Гарсия Миранда: «Решением, следовательно, должен был стать выход коммунистов из Военного департамента и их замена “действительно беспартийными лицами, которые будут относиться ко всем одинаково”. Они также потребовали, чтобы военным снабжением управляли гражданские…» Гарсия Миранда отмечает, что «в обвинениях анархистов было много правды (вербовка, партийные интересы и прочее)», но добавляет, что «это был не слишком подходящий момент, чтобы провоцировать кризис, и кроме того, работа Военного департамента выглядела далеко не самой предосудительной в контексте республиканской Астурии…»¹⁹

В конце концов, говорит Гарсия Миранда, «несмотря на несогласие коммунистов, кризис был разрешён 23 декабря, когда губернатор и председатель совета Белармино Томас возглавил Военный департамент, из которого ушёл Хуан Амбоу, ставший ответственным за народное образование».

Декабрьский кризис 1936 г. вызвал и другие изменения в астурийском режиме. В ходе реорганизации регионального правительства места в нём впервые получили ВСТ и «Либертарная молодёжь» – последняя, как сообщали, в качестве частичной замены двух представителей «Объединённой социалистической молодёжи», которые были выведены из правительства²⁰. Кроме того, режим принял новое название – Межпровинциальный совет Астурии и Леона (Consejo Interprovincial de Asturias y León). Республиканское правительство скоро признало его законной властью в Астурии, а его глава Белармино Томас был назначен генерал-губернатором Астурии и Леона.

До сих пор не совсем ясно, как кризис декабря 1936 г. повлиял на общую расстановку политических сил в Астурийском регионе, в особенности анархистов и коммунистов. Тот факт, что коммунисты были единственными голосовавшими против реорганизации режима, по-видимому, говорит о том, что они предвидели ослабление своих позиций в результате неё.

Очевидно, что коммунисты потеряли ключевой пост в военном ведомстве, который перешёл в руки социалистов. Также ясно, что анархисты добились определённых преимуществ в результате кризиса. Сегундо Бланко стал первым заместителем председателя нового Совета, а коммунист Гонсало Лопес – вторым. Кроме того, представитель «Либертарной молодёжи» расширял представительство анархистов в правительстве; это в какой-то степени уравновешивалось тем, что новый представитель ВСТ, Акилино Фернандес Росес, являлся членом Коммунистической партии²¹.

Особенно интересной в этом кризисе и последующих событиях была роль «Объединённой социалистической молодёжи», которая в других частях республиканской Испании быстро подпала под контроль Компартии. По словам Хавьера Р. Муньоса, «ОСМ, несмотря на согласие с КПИ по многим вопросам, в этот раз не поддержала её»²².

Более того, генеральный секретарь астурийской ОСМ, входивший в региональное правительство до и после декабрьской реорганизации, был первым, кто осудил сотрудничество национального руководства ОСМ с Коммунистической партией²³.

Согласно Гарсии Миранде: «В Астурии… явление поглощения или медленной интеграции “Объединённой социалистической молодёжи” в Коммунистическую партию, получившее широкое распространение в других частях страны, было не столь заметным и, по крайней мере на уровне руководства, весьма ограниченным. Из членов её провинциального исполкома только Эмилио Байон и Лусио Лоса перешли в Коммунистическую партию после окончания войны… Рафаэль Фернандес в течение всей войны был провинциальным секретарём ИСРП»²⁴. Фернандес также отказался от места в Национальном комитете ОСМ, куда он был назначен Сантьяго Каррильо и другими коммунистическими или прокоммунистическими лидерами организации, – на том основании, что это назначение не было согласовано с астурийским отделением ОСМ²⁵.

Хосе Баррейро, другой лидер ОСМ в Астурии времён войны, утверждал, что ещё до окончания боевых действий в регионе социалистическая и коммунистическая молодежь фактически выделились в две самостоятельных организации²⁶. Стэнли Пейн пишет, что в марте 1937 г. Рафаэль Фернандес «вышел из Национального комитета ОСМ в знак протеста против политики Народного фронта и вскоре после этого подписал соглашение с астурийской анархистской молодёжью о создании объединённого социалистическо-анархистского Революционного молодёжного фронта в Астурии»²⁷.

Так или иначе, влияние коммунистов в Астурии во время Гражданской войны было минимальным по сравнению с другими частями республиканской Испании. Энрике Кастро Дельгадо вспоминал инцидент, произошедший, по-видимому, в мае 1937 г., когда он посетил Хихон по настоятельной просьбе местных коммунистов. Социалистическая и анархическая милиция в этот момент окружила штаб-квартиры Коммунистической партии по всему Астурийскому региону и угрожала взять их штурмом. По словам Кастро Дельгадо, ему удалось нормализовать ситуацию и предотвратить полное уничтожение партии в регионе²⁸.

В период Межпровинциального совета НКТ могла более или менее регулярно продолжать свою организационную работу. Так, Региональная конфедерация Астурии, Леона и Паленсии НКТ провела свой конгресс, открывшийся 31 мая 1937 г. По сообщениям источников, делегаты конгресса представляли 234 синдиката, объединённых в 31 сектор и насчитывавших 74 326 членов. Наибольшую численность имели организации крестьян, «разнорабочих», шахтёров, металлистов, рыболовов, строителей и работников пищевой отрасли. Заслушав длинный отчёт секретаря Сильверио Тунона о деятельности НКТ со времени последнего регионального конгресса 1932 г., собравшиеся приняли ряд резолюций об экономическом планировании, образовании, здравоохранении, коллективизации и социализации экономики²⁹.

Совет делегатов Севера

После захвата силами Франко большей части баскской территории, 6 августа 1937 г., президент Республики провозгласил создание Совета делегатов Севера (Junta Delegada del Norte). Возглавил его генерал Гамир Улибарри, командующий республиканскими силами в Сантандере и Астурии, а членами стали Гильермо Торрихос от баскского режима, депутат-социалист Рамон Руис Ребольо от Сантандера и депутат-коммунист Хуан Хосе Мансо от Астурии. Несколько расплывчато определив полномочия этой хунты, декрет призвал правительства Астурии и Сантандера выполнять её решения. Согласно Хуану Карлосу Гарсии Миранде, это, «казалось бы, ставило её выше этих правительств».

НКТ не была представлена в Совете делегатов и решительно выступала против нового органа. Она заявила: «Это не то учреждение, которое нужно Северу, во-первых, потому что председательство в нём отдано военному и, во-вторых, потому что в него не включены самые важные силы Севера – НКТ и ВСТ».

Астурийские социалисты также выступили против Совета делегатов. Их хихонская газета «Продвижение» (Avance) объявила о «согласии с нашим братским органом “НКТ” в том, что следует считать ошибкой, серьёзной ошибкой, невключение Национальной конфедерации труда в Совет делегатов Правительства… Этот Совет представляется нам ущербным».

Однако, как можно было ожидать, коммунисты горячо поддерживали создание Совета делегатов. По их мнению, исключение НКТ из данного органа было логичным ввиду того, что анархисты недавно покинули республиканское правительство, а Совет делегатов, по сути, являлся представителем валенсийского режима³⁰.

Анархисты и Верховный совет Астурии и Леона

В любом случае, существование Совета делегатов оказалось недолгим. После скоротечного разгрома республиканских сил в Сантандере Астурия осталась в одиночестве на Северном фронте. Хавьер Родригес Муньос отмечает: «Приказ по войскам о занятии провинции Сантандер был издан 8 августа; националисты выполнили его меньше чем за две недели… “Даже на манёврах невозможно было бы идти быстрее”, – комментировал Асанье полковник Прада после потери Севера»³¹.

Город Сантандер пал 24 августа. В тот же день, в полночь, Межпровинциальный совет Астурии и Леона провозгласил себя «суверенным». Принятый им декрет, если опустить довольно длинную преамбулу, гласил:

Согласно источникам, идея декрета о суверенитете исходила от Амадора Фернандеса, социалистического лидера и близкого друга Индалесио Прието. В пределах Межпровинциального совета и в Астурийском регионе вообще он получил мощную поддержку со стороны социалистов и анархистов и несколько более сдержанную – со стороны «Левых республиканцев».

Хотя в Астурии декларация о «суверенитете» рассматривалась не как вызов Республике, а скорее как средство укрепления обороны того, что осталось от северного сегмента Республики, политические лидеры остальной части Испании смотрели на это иначе. Президент Мануэль Асанья в своих мемуарах назвал это «мятежом против правительства»³³.

Декларация о суверенитете встретила в Астурии сильное противодействие со стороны Коммунистической партии и «Объединённой социалистической молодёжи». Во время принятия этого декрета только советники-коммунисты Хуан Амбоу и Гонсало Лопес, члены ОСМ Рафаэль Фернандес и Луис Рока де Альборнос и представитель ВСТ Акилино Фернандес Рокас (член Коммунистической партии) голосовали против.

Обсуждение декрета было «напряжённым и полным конфликтов»³⁴. Один социалистический источник утверждает, что коммунисты угрожали восстанием против нового «суверенного» совета, но когда анархисты, социалисты и республиканцы дали понять, что подобное выступление будет немедленно подавлено, коммунисты отступили³⁵. В дальнейшем представители КПИ и ОСМ продолжали участвовать в работе Верховного совета.

Провозглашение суверенитета имело несколько причин. Две из них были названы в самом декрете: «сложность, если не полная невозможность консультаций с высшей политической властью страны» и «безотлагательная необходимость поминутного решения вопросов»³⁶. Среди других причин указывался тот факт, что многие офицеры регулярной армии, отступившие в Астурию из Страны Басков и Сантандера, отказывались подчиняться приказам Совета Астурии и Леона «до получения инструкций из Валенсии». Если бы астурийцы стали «суверенными» без возражений со стороны республиканского правительства, доказывали некоторые, эти офицеры автоматически перешли бы под командование Верховного совета Астурии и Леона³⁷.

Белармино Томас в своих телеграммах валенсийскому правительству пояснял, что декларация о суверенитете не означает отделения от Республики: «Правительство может быть уверено в том, что мы будем самым добросовестным образом исполнять любые его распоряжения. Я являюсь вашим представителем, и если мы предпринимаем какой-либо шаг прежде, чем уведомить вас, то вы можете быть уверены, что это делается для пользы войны и по причине большого расстояния, отделяющего нас от Правительства, но вы всегда свяжетесь с нами для окончательного решения»³⁸.

Анархисты решительно поддержали «суверенное» начинание. Их хихонский ежедневник «НКТ» объявил: «Мы заодно с Советом Астурии и Леона. Его решение – единственное, которое могло быть принято в ответ на чрезвычайные обстоятельства… Военная ситуация и события тяжёлой битвы, которую переживает Север, требуют таких мер. Нам нужна сильная власть. Сильная в действии, в руководстве. Сильная, прежде всего, в своей гражданской, общественной и военной юрисдикции. Это не может быть никакая иная власть кроме той, что теперь приняла на себя всю ответственность за войну и политико-экономическую организацию провинции»³⁹.

Состав Совета остался тем же, что и до провозглашения суверенитета, хотя некоторые портфели были перераспределены. Кроме того, различные «министерства» были сгруппированы в пять комиссий. По словам Гарсии Миранды: «Особо стоит упомянуть о Военной комиссии, возможно единственной, которая функционировала в соответствии с принципами административной реорганизации, последовавшей за декларацией о суверенитете. Состоявшая из Хуана Амбоу, Онофре Гарсии, Сегундо Бланко, Белармино Томаса и Адольфо Прады, она в дальнейшем оказала большую помощь военному командованию, которое она поддерживала во всех выдвигаемых им инициативах»⁴⁰. Двое из пяти членов этой комиссии, Онофре Гарсия и Сегундо Бланко, были сэнэтистами, Амбоу был главным лидером коммунистов, Белармино Томас являлся социалистом и председателем Совета, а Адольфо Прада, полковник старой армии, был назначен Советом на должность командующего астурийскими вооружёнными силами.

Под началом Верховного совета был создан Совет промышленности Астурии. Его основной задачей было попытаться рационально организовать заводы и другие предприятия, конфискованные профсоюзами, и до некоторой степени спланировать экономическую деятельность региона. Он возглавлялся Сегундо Бланко, и преобладали в нём по большей части анархисты⁴¹.

При Верховном совете были реорганизованы муниципальные администрации во всех городах Астурии, хотя значительных изменений в их характере, сохранявшемся с конца 1936 г., не произошло. Во многих из них анархисты продолжали играть важную, если не ведущую роль. В Хихоне городская администрация по-прежнему возглавлялась Авелино Г. Мальядой, одним из основных лидеров НКТ в регионе, который ранее был издателем ежедневной газеты «НКТ», основанной мадридскими анархистами вскоре после установления Республики. Администрация Мальяды занималась реконструкцией города, разбивала парки, выпрямляла и расширяла улицы и начала строительство кольцевой дороги вокруг города, чтобы отвести транспортный поток от центра Хихона⁴².

Верховный совет Астурии и Леона (Consejo Soberano de Asturias y León) должен был оставаться правительством республиканской части региона с 24 августа по 21 октября 1937 г. Он должен был организовать и возглавить героическое сопротивление непрерывно сокращающихся и плохо вооружённых республиканских сил региона, продолжавшееся почти два месяца.

Верховный совет отправил в Валенсию делегацию, возглавляемую лидером НКТ Сегундо Бланко, чтобы добиться военной помощи для последнего лоялистского региона на Севере. Хотя республиканское правительство формально согласилось выполнить все просьбы Бланко и его коллег, обещанная помощь прибыла лишь за день до падения Хихона, когда она уже не могла оказать никакого влияния на борьбу в Астурийском регионе⁴³.

Незадолго до падения Хихона премьер-министр Негрин отправил Белармино Томасу сообщение, призывая совершить «чудо, подобное тому, что произошло при обороне Мадрида». Томас ответил, что они совершат такое чудо, если Негрин проложит дорогу на Валенсию, подобную той, что связывает с этот город с Мадридом, если Негрин предоставит оружие, которое было у защитников Мадрида, и если он пришлёт интернациональную бригаду наподобие тех, что участвовали в обороне Марида⁴⁴.

21 октября 1937 г. силы Франко вошли в Хихон, закончив тем самым борьбу регулярных военных формирований. Большинству ведущих политических и профсоюзных лидеров удалось бежать на рыбацких шмаках и других небольших судах. Тем не менее партизанские действия нескольких тысяч милиционеров продолжались в горах Астурии ещё несколько месяцев⁴⁵.

Анархисты в Межпровинциальном совете Сантандера – Бургоса – Паленсии

К востоку от Астурии находится Сантандерский регион. Силы, лояльные Республике, в начале Гражданской войны относительно легко установили контроль над этой областью, а также над некоторыми районами соседних Бургоса и Паленсии.

ВСТ в Сантандерском регионе превосходил по численности НКТ, хотя было много анархистов, участвовавших в работе ВСТ, и в обеих организациях были сильными настроения в поддержку профсоюзного единства социалистов и анархистов. Другой любопытной особенностью рабочего движения в регионе было то, что после принятия республиканским правительством декрета от 11 октября 1936 г., предписывавшего обязательное членство всех работников в НКТ либо ВСТ, большинство рабочих Сантандера, поддерживавших Федеральную партию и Республиканский союз – две основных республиканских партии региона, присоединились к Национальной конфедерации труда⁴⁶. Крупнейшими в городе Сантандер были профсоюз портовых рабочих, возглавляемый сэнэтистом Хесусом Гонсалесом Мало, и профсоюз трамвайщиков, оба входили в состав ВСТ⁴⁷.

После подавления мятежа власть в Сантандере перешла к комитету Народного фронта, расширенному за счёт включения представителей НКТ и ФАИ. Вскоре после того, как НКТ вошла в республиканское правительство, был сформирован Межпровинциальный совет Сантандера – Бургоса – Паленсии, узаконенный республиканским правительством в декрете от 23 декабря 1936 г. Этот совет возглавлялся гражданским губернатором, социалистом Хуаном Руисом Оласараном, и включал в себя девять социалистов, двух коммунистов, трёх республиканцев и трёх анархистов. Тимотео Чаперо Фернандес из НКТ ведал социальным обеспечением, Висенте дель Солар, также из НКТ, – народным кредитом, а Теодоро Кихано, представлявший ФАИ, – пропагандой. В составе Межпровинциального совета не происходило никаких изменений с января до 4 августа 1937 г., когда город Сантандер был захвачен войсками Франко.

Анархисты занимали и другие ответственные посты в администрации Сантандерского региона. Они присутствовали в большинстве местных органов власти, созданных здесь. Кроме того, анархист Хесус Гонсалес Мало стал преемником Бруно Алонсо в качестве генерального комиссара милиции Сантандера, когда последний был назначен в Картахену на должность генерального комиссара флота⁴⁸.

Исключение анархистов из правительства Баскской республики

Правительство автономной Баскской республики^48a было единственным правительством в северном секторе, которое не включало в себя представителей анархистов. Это произошло несмотря на то, что анархисты участвовали в работе провинциальных органов власти, де-факто созданных в первые недели войны, до провозглашения Баскской республики.

Ситуация в данном регионе, безусловно, была уникальной для республиканской Испании. Он состоял из трёх провинций: А́лавы, Гипу́скоа и Бискайи. Наиболее влиятельной во всех трёх провинциях была Баскская националистическая партия – консервативная в социальном отношении, католическая группа, основной целью которой было создание в регионе автономного (или даже независимого) государственного образования.

Провинция Алава, граничащая с Наваррой, где превосходство карлистов, или традиционалистов, было неоспоримым, почти сразу же оказалась захвачена мятежными силами под командованием генерала Эмилио Молы. В этой провинции баскские националисты поддержали мятежников и пытались повлиять на своих партийных коллег в двух других баскских провинциях, чтобы они поступили так же⁴⁹.

Однако население Гипускоа и Бискайи в подавляющем большинстве было настроено в пользу Республики. Сесар Лоренсо, сын баскского лидера НКТ Орасио Прието, отмечает, что даже священники здесь «оставались лояльными Республике»⁵⁰. Баскские националисты в этих двух провинциях участвовали в работе новых органов власти, созданных де-факто, которые должны были организовать гражданскую администрацию и вооружённое сопротивление мятежникам.

В Бискайе комитет Народного фронта, возглавляемый гражданским губернатором Хосе Эчеварри́ей Новоа из «Левых республиканцев», взял на себя инициативу в организации нового режима. Приблизительно в конце июля был создан Комиссариат обороны Бискайи, в котором были представлены НКТ и БНП, не участвовавшие в Народном фронте. Орасио Прието, всё ещё остававшийся секретарём Национального комитета НКТ, стал комиссаром здравоохранения⁵¹.

Вскоре комиссариат и комитет Народного фронта были распущены, и их место занял Совет обороны Бискайи (Junta de Defensa de Vizcaya). Также возглавлявшийся Хосе Эчеверрией Новоа, он включал двух представителей от «Левых республиканцев», одного от Республиканского союза, одного от Социалистической партии, одного коммуниста, трёх членов Баскской националистической партии, одного из более левого «Баскского националистического действия» и Пабло Валье из НКТ, отвечавшего за социальное обеспечение. Это правительство оставалось у власти до официального провозглашения Баскской республики 7 октября 1936 г.⁵².

Тем временем в Гипускоа, где, как мы видели в главе 4, сэнэтисты возглавили отпор мятежникам в Ируне и Сан-Себастьяне, происходили сходные политические процессы. Комитет Народного фронта, возглавляемый гражданским губернатором левым республиканцем Хесусом де Артолой, 19 июля взял власть в провинции. Через несколько дней был образован Совет обороны Гипускоа во главе с Мигелем де Амилибией, также с участием баскских националистов и НКТ. Мигель Гонсалес Инесталь из НКТ стал комиссаром связи и транспорта, а комиссариат труда, хотя и возглавлялся социалистом, включал представителей НКТ и националистической профсоюзной организации – «Баскской рабочей солидарности»⁵³.

Но, несмотря на участие в действующих провинциальных правительствах Бискайи и Гипускоа, позиция баскских националистов оставалась несколько неоднозначной до создания Баскской республики. В частности, Франсиско Ларго Кабальеро, став 4 сентября премьер-министром, предлагал им место в своём кабинете, но лишь 25 сентября они наконец позволили Мануэлю де Ирухо войти туда в качестве министра без портфеля⁵⁴.

Когда кортесы собрались на заседание 1 октября, чтобы официально утвердить назначение правительства Ларго Кабальеро, они также приняли Устав автономии Страны Басков. В этом уставе провозглашалось создание автономного регионального правительства, формально для всех трёх баскских провинций, хотя фактически его юрисдикция должна была ограничиваться провинцией Бискайя. Алава, как мы уже сказали, сразу была захвачена мятежниками, а в Гиспускоа из-за давления баскских националистов, которые (по словам Сесара Лоренсо) опасались влияния анархистов в Ируне и Сан-Себастьяне, республиканские силы не смогли обеспечить надёжную оборону, и концу сентября эта провинция также оказалась в руках мятежников⁵⁵.

После торжественной присяги в древней столице басков Гернике президент новой Баскской республики Хосе Антонио Агирре назначил свой кабинет. Он включал членов его собственной Баскской националистической партии, а также социалистов, одного коммуниста и по одному представителю от «Левых республиканцев», Республиканского союза и «Баскского националистического действия». Однако анархистов в нём не было⁵⁶.

В последующие месяцы анархисты, как на баскской территории, так и в других частях республиканской Испании, продолжали требовать, чтобы их включили в правительство Баскской республики. Эти требования стали особенно настойчивыми после того, как НКТ вошла в кабинет Франсиско Ларго Кабальеро. Тогда Агирре объяснил, что баскское правительство включает представителей только от политических партий, и поэтому он не станет допускать в него НКТ. Вместо этого он предложил портфель советника ФАИ, которую он расценивал как политическую организацию, выполняющую по отношению к НКТ ту же роль, что и Социалистическая партия по отношению к ВСТ.

По словам Сесара Лоренсо, анархисты в других частях республиканской зоны были недовольны отказом баскской ФАИ участвовать в региональном правительстве. Национальный комитет НКТ отправил Антонио Морено Толедано для переговоров с Агирре, и он сообщил о результатах своей поездки в барселонской «Рабочей солидарности» от 20 ноября 1936 г.: «Правительство Басконии, сказал нам Агирре, внимательно изучило вопрос о том, будет ли уместно согласиться на участие рабочих организаций, но, полагая, что оно формируется на основе политических партий, а не социальных классов, он не посчитал возможным вхождение НКТ. Он отметил, что, если бы ФАИ хотела этого, он не видел бы никаких сложностей в работе с ней»⁵⁷.

Несмотря на отказ включить представителей НКТ в региональное правительство, президент Агирре при случае использовал их как посредников на переговорах с правительством Ларго Кабальеро. Одним из самых важных вопросов было требование валенсийского правительства, чтобы баскский режим передал ему часть золотого запаса Банка Испании, хранившуюся в Бильбао. Министры от НКТ убедили республиканское правительство оставить это золото в Стране Басков, чтобы она могла приобретать необходимые ей военные материалы⁵⁸

Тем не менее НКТ продолжала оказывать на Агирре давление с целью получить место в правительстве. Опасаясь недовольства в войсках анархистов, защищавших фронт Бильбао, президент в конце концов согласился назначить члена НКТ советником. Однако, когда в мае 1937 г. состоялось совещание Агирре с региональными лидерами НКТ и командирами её частей, один из последних, Ривера, неожиданно занял догматичную анархическую позицию, сводившуюся к тому, что НКТ не должна участвовать в каком-либо правительстве. Прежде чем возобновление переговоров стало возможным, мятежники начали наступление на Бильбао, и в результате анархисты так и не смогли войти в правительство Баскской республики⁵⁹.

Анархисты в региональной и местных администрациях Леванта

Как и на большей части остальной территории Испании, которая осталась лояльна Республике, в пяти провинциях Леванта (Кастельоне, Валенсии, Аликанте, Мурсии и Альбасете) в начале Гражданской войны были созданы де-факто новые органы власти с участием различных партий и профсоюзных групп. Почти на протяжении двух недель положение в регионе осложнялось «нейтралитетом» гарнизона Валенсии.

20 июля партиями Народного фронта в Валенсии был создан революционный комитет. На следующий день был сформирован объединённый всеобщий стачечный комитет НКТ–ВСТ, который взял на себя снабжение гражданского населения и организацию милиции для противостояния «нейтральным» солдатам. Вскоре эти два комитета были слиты и образовали Народный исполнительный комитет Леванта.

Ситуация, однако, осложнялась тем фактом, что мадридское правительство назначило хунту делегатов, во главе с Диего Мартинесом Баррио, чтобы установить контроль над администрацией в Леванте и провести переговоры с «нейтральными» офицерами. Народный исполком отказался признавать власть Мартинеса Баррио и его коллег. Вследствие этого, когда военные наконец были вынуждены сдаться 31 июля, Народный исполком являлся единственной действующей властью в Валенсийском регионе. Его глава в итоге был назначен гражданским губернатором Валенсии.

Народный исполнительный комитет приобрёл следующий состав: Хуан Лопес и Хуан Риполь от НКТ, Эванхелиста Кампос от ФАИ, два представителя от ВСТ и по одному от Социалистической партии, Рабочей партии марксистского единства, Коммунистической партии, «Левых республиканцев», Республиканского союза, «Левых валенсийцев», Валенсианистской партии и Синдикалистской партии. Председателем стал полковник Арин⁶⁰.

Луис Портела, основной лидер ПОУМ в Валенсийском регионе во время Гражданской войны, отмечал, что внутри Народного исполкома с самого начала существовало разделение на левое и правое крыло. Справа стояли коммунисты, «Левые республиканцы», Валенсианистская партия и Всеобщий союз трудящихся. Слева были НКТ, ФАИ, «Левые валенсийцы», Синдикалистская партия и Республиканский союз Диего Мартинеса Баррио, значительно более левый в Валенсии, чем в остальной Испании. ПОУМ также присоединилась к левому крылу, хотя, по крайней мере поначалу, социалисты и коммунисты уговаривали её сотрудничать с ними, на том основании, что все они были «марксистами»⁶¹.

В первые недели войны новые революционные власти были созданы в каждом населённом пункте Леванта. В каждом случае их состав отражал относительное влияние на местах НКТ, социалистов, коммунистов, республиканцев и других элементов, поддерживающих Республику⁶².

Однако Народный исполком считался высшим органом власти всего Левантийского региона. 2 ноября 1936 г. комитет решил создать Совет экономики, «отвечающий за планирование производства по всей зоне Леванта». Он состоял только из представителей НКТ и ВСТ⁶³.

Региональная автономия Леванта, и в особенности Валенсии, была серьёзно урезана в результате переноса республиканской столицы в Валенсию в ноябре 1936 г. К началу декабря Народный исполком исчез, и вместо него были созданы провинциальные советы в Кастельоне, Валенсии, Аликанте, Мурсии и Альбасете. В каждом из них имелись представители НКТ и ФАИ.

В Валенсии и других городах региона были созданы новые муниципальные органы. Городской совет Валенсии возглавлялся лидером НКТ Доминго Торресом, и Сесар Лоренсо отмечает, что число членов НКТ и ФАИ в совете было «значительным». Анархисты также имели заметное представительство в других муниципальных советах региона⁶⁴.

Провинция Мурсия представляла собой особый случай. Даже в момент наибольшего усиления Народного исполкома она не следовала его распоряжениям. В это провинции было два главных центра: портовый город Картахена, имевший значительную численность рабочих в самом порту, а также на кораблестроительных, ремонтных и других предприятиях, и город Мурсия, который по большей части являлся торговым центром для окружающих сельских районов.

Анархисты преобладали в Картахене и близлежащих городах и посёлках. Они занимали должности мэров и муниципальных советников, хотя другие республиканские элементы также были представлены. Напротив, в городе Мурсия преобладало влияние социалистов. Влияние анархистов в этом городе основывалось на их профсоюзах меньшинства и на поддержке со стороны Федеральной партии, второй по значению после социалистов, многие члены которой, очевидно, состояли в НКТ. Как мы отмечали в предыдущих главах, социальная и экономическая революция приобрела большой размах как в городской, так и в сельской части Мурсии⁶⁵.

Анархисты в органах власти Андалусии

Значительная часть Андалусии была захвачена мятежными войсками «радиогенерала» Гонсало Кейпо де Льяно в первые недели Гражданской войны. В неё входили основная территория провинций Кадис, Кордова и Севилья, а также город Гранада. Однако провинции Малага, Альмерия и Хаэн, а также бо́льшая часть провинции Гранада оставались в руках республиканцев.

В отличие от большинства территорий республиканской Испании, в Андалусии не возникло никакой революционной власти. Сесар Лоренсо пишет: «Каждая деревня стала независимой, не была возможна никакая централизация, никакие скоординированные действия. В противоположность другим крупным регионам Испании, не было создано органа, который подчинил бы или, по крайней мере, попытался бы подчинить бесчисленные местные власти. Например, только в конце ноября 1936 г. в провинции Гранада был сформирован Антифашистский народный фронт, центральный орган под председательством гражданского губернатора Антонио де Грасии, состоявший из представителей всех идеологических секторов. Лишь тогда появились новые муниципальные советы с участием НКТ, а всемогущие комитеты исчезли»⁶⁶.

Возможно, типичным с точки зрения многих местных администраций в Андалусии был случай Ронда-ла-Вьехи в провинции Малага. Эмигрантская анархическая газета «НКТ» в номере от 14–21 февраля 1954 г. описывала сложившуюся там ситуацию: «Профсоюзы взяли на себя ответственность за управление экономической и социальной жизнью в различных населённых пунктах… Здесь прошло первое общее народное собрание, которое единогласно высказалось за полную коллективизацию собственности… На другом общем собрании были установлены нормы и правила работы. Деньги были упразднены. Каждый брал то, в чём он нуждался, пока продуктов было достаточно. Те вещи, которые были в избытке, раздавались поровну. Одновременно была организована система обмена между соседними коллективами, которая позволяла каждому из них более или менее устроить свою жизнь»⁶⁷.

Город Малага долгое время был оплотом анархистов. Однако в период перед началом Гражданской войны влияние НКТ снизилось, а ВСТ и социалистов – возросло. Социалисты имели крупнейшую фракцию в довоенном городском совете. Кроме того, определённое значение в городе приобрела Коммунистическая партия, которая на выборах 1933 г. провела здесь своего первого депутата в кортесы⁶⁸.

Тем не менее с началом Гражданской войны влияние анархистов в Малаге вновь стало преобладающим, поскольку НКТ организовала бо́льшую часть милиции и контролировала местную экономику. Революционная власть находилась в руках Комитета общественного спасения (Comité de Salud Pública), который включал четырёх анархистов – двух от НКТ, по одному от ФАИ и «Либертарной молодёжи», – по одному представителю от Федеральной партии, Республиканского союза, «Левых республиканцев», «Объединённой социалистической молодёжи» и по два от Коммунистической и Социалистической партий и от ВСТ.

Хотя Комитет общественного спасения стремился распространить свой контроль на всю провинцию, фактически его распоряжения не выходили далеко за границы Малаги. Ни Постоянный центральный комитет Мотрила, к востоку от провинциальной столицы, ни Комитет обороны Ронды на западе не желали уступать свою власть⁶⁹.

Анархическое влияние в Малаге явно раздражало республиканское правительство в Мадриде и затем в Валенсии. Это недовольство отчасти объясняет упорное нежелание республиканских властей предоставлять оружие и другую помощь, необходимую для защиты Малаги (что мы отмечали в главе 8), когда войска Франко атаковали провинцию в феврале 1937 г.

Анархисты в органах власти Эстремадуры

Эстремадура состоит из двух провинций – Ка́серес и Бадахо́с. Первая, где традиционно были сильны правые элементы, почти сразу же была захвачена мятежниками. 14 августа город Бадахос также был занят войсками полковника Ягуэ, как и Ме́рида несколькими днями ранее. Однако около трети провинции Бадахос на протяжении войны оставалось на лоялистской территории.

Хотя социалисты и ВСТ до 19 июля 1936 г. преобладали в провинции Бадахос, их вскоре потеснили анархисты и коммунисты. Сесар Лоренсо описывал этот процесс: «Во многих сёлах народные дома (центры социалистов) полностью перешли к НКТ, а коммунисты захватили руководство над ВСТ. В последующие дни социалисты ещё больше уступили свои позиции крайне левым: с одной стороны, инициативы либертариев в экономической сфере (коллективизация средств производства) вдохновили крестьян и рабочих, входивших в ВСТ, которые, выйдя за границы умеренных лозунгов своих вождей, связали себя с революционными начинаниями; с другой стороны, военная активность сталинистов позволила им принять руководство над большей частью милиции»⁷⁰.

Политическая власть в разных частях провинции также оказалась разделена между анархистами и коммунистами. В Мериде и её окрестностях НКТ образовала Комитет обороны, который управлял городом до его захвата мятежниками. Напротив, в самом Бадахосе и нескольких других городах, где ВСТ (под контролем сталинистов) оставался доминирующей силой, анархисты не получили постов в новых революционных администрациях⁷¹.

Как только Эстремадурский фронт стабилизировался, в той части провинции Бадахос, которая осталась в руках республиканцев, была установлена более формальная власть. Её осуществлял Провинциальный совет Бадахоса, созданный в ноябре 1936 г. Он возглавлялся социалистом Касадо, который был назначен гражданским губернатором, и включал представителей НКТ, ФАИ и «Либертарной молодёжи», как и политических партий, поддерживавших Республику. Одновременно были созданы новые муниципальные советы, в каждом из которых участвовали анархисты⁷².

Анархисты в правительстве Мадрида

Сесар Лоренсо пишет, что после капитуляции мятежников в Мадриде в июле 1936 г. столица представляла собой сцену «неописуемого беспорядка». Он продолжает: «Каждый идеологический сектор образовывал государство в государстве, каждый имел свою милицию, свои трибуналы, свои чека, свои тюрьмы, свою собственность, свои запасы продовольствия и боеприпасов, каждый вёл войну по своему усмотрению, заботясь только о собственных нуждах».

В этой ситуации, с которой неспособно было справиться правительство, коммунисты к концу сентября выдвинулись в качестве ведущей силы, в значительной степени благодаря дисциплинированному 5-му полку, стоявшему в городе. Однако анархисты отреагировали на это решительно. Как отмечает Лоренсо: «Комитет обороны Центра НКТ… который продолжал существовать до 1939 г., смог централизовать деятельность и администрацию Конфедерации, подчинить своим приказам нижестоящие комитеты, установить дисциплину и проводить политику, способную сдержать безостановочное продвижение коммунизма. Он стал своего рода революционным генеральным штабом, всемогущим в пределах НКТ…»⁷³

Вследствие этих действий Комитета обороны, НКТ стала точкой притяжения для всех в столице, кто был недоволен превосходством сталинистов, будь то левые социалисты, республиканцы или беспартийные. Таким образом, НКТ удалось не допустить полного преобладания коммунистов в столице⁷⁴.

Когда правительство покинуло Мадрид, гражданская власть в столице была передана Совету обороны Мадрида во главе с генералом Миахой. В этой хунте было представлено большинство политических и профсоюзных групп, поддерживавших Республику. Единственной крупной партией, не вошедшей в неё, была ПОУМ – барселонская газета «Борьба» объясняла этот факт вмешательством советского посла. Данное заявление повлекло за собой открытый протест советского консула Антонова-Овсеенко, который был направлен им во все барселонские газеты с просьбой перепечатать его⁷⁵. Этот протест стал прологом к последующему требованию Антонова-Овсеенко исключить ПОУМ из каталонского правительства.

Из десяти членов Совета обороны Мадрида двое были анархистами – один представлял НКТ, другой «Либертарную молодёжь». ФАИ как таковая не была представлена. Хотя состав Совета менялся несколько раз, он оставался у власти – несмотря на серьёзные сомнения премьер-министра Франсиско Ларго Кабальеро по поводу готовности генерала Миахи и Совета выполнять предписания валенсийского правительства – до 21 апреля 1937 г. Группа британских парламентариев, посетивших Мадрид во время первого этапа битвы за него, прокомментировала: «Гражданское правительство, очевидно, в основном находится руках молодых людей, иногда едва достигших совершеннолетия. Это по большей части энтузиасты, парни из рабочего класса, которые, судя по всему, добросовестно и энергично пытаются сделать всё, что в их силах»⁷⁶.

Во время существования Совета обороны между коммунистами и сэнэтистами продолжалась борьба. Она часто принимала насильственный характер, и иногда требовалось вмешательство самого Совета в конфликт. Один такой случай произошёл вскоре после создания Совета. Им был издан приказ о том, что никто не должен выезжать из Мадрида, и когда член Совета от ВСТ попытался это сделать, он был арестован милиционерами НКТ. После этого лидер ОСМ Сантьяго Каррильо, который был советником по общественному порядку, в свою очередь, арестовал милиционеров и на следующем заседании потребовал, чтобы Совет немедленно провёл суд над ними. Член Совета от «Либертарной молодёжи» потребовал двухчасового перерыва, узнал о том, что произошло, и послал в тюрьму милиционеров НКТ, чтобы те освободили своих товарищей. Когда заседание возобновилось, делегат от «Либертарной молодёжи» не только привёл доводы против того, чтобы исполнительный орган наподобие Совета превращал себя в трибунал, но и добился поддержки всего Совета, за исключением представителя ОСМ и коммуниста. Не сумев переубедить остальных членов Совета, Каррильо подал в отставку, и его место занял другой представитель «Объединённой социалистической молодежи».

В другом случае, в начале января 1937 г., на улицах нашли пять мёртвых членов НКТ с профсоюзными билетами во ртах. Следующей ночью сэнэтисты убили 12 коммунистов и так же оставили их тела на улице с партбилетами во ртах. Когда региональный секретарь Компартии позвонил в «Либертарную молодёжь» и предложил «совместную операцию против пятой колонны», ему ответили, что за каждого анархиста, убитого коммунистами, будут убиты десять коммунистов, начиная с него самого. После этого убийства анархистов прекратились, по крайней мере на время.

Член Совета от ОСМ, отвечавший за общественный порядок, издал декрет, гласивший, что все милиционеры должны иметь разрешение на ношение оружия за его подписью. Вскоре были разоружены от 40 до 50 милиционеров НКТ, после чего отряды НКТ разоружили такое же число штурмовых гвардейцев. Когда вопрос был вынесен на рассмотрение Совета, анархисты оспорили распоряжение представителя ОСМ, утверждая, что все разоружённые милиционеры имели мандаты, выданные Комитетом обороны НКТ. Совет в этом вопросе встал на сторону анархистов⁷⁷.

Хосе Касорла, который сменил Сантьяго Каррильо на посту заведующего общественным порядком, вызывал особенную неприязнь у анархистов и других некоммунистических членов Совета. Рональд Фрейзер описывает инцидент, который привёл к его падению и, как оказалось, упразднению Совета обороны Мадрида: «Наконец, в апреле 1937 г. анархист Мельчор Родригес, управлявший тюрьмами Мадрида, предал огласке подробные сведения о пытках, проводившихся в незаконных тюрьмах коммунистов в столице, и обвинил Хосе Касорлу…» Это вызвало большой скандал⁷⁸.

Франсиско Ларго Кабальеро, который с самого начала был недоволен поведением генерала Миахи и Совета обороны, использовал злоупотребления Касорлы как предлог для роспуска Совета. 21 апреля 1937 г., когда битва за Мадрид была окончательно выиграна, он издан декрет о его ликвидации. Вместо него был создан новый муниципальный совет из 31 члена, пять из которых представляли НКТ, один – ФАИ и ещё один – «Либертарную молодёжь»⁷⁹.

Заключение

Во всех частях республиканской Испании, за исключением Баскской республики, анархисты участвовали в региональных, провинциальных и муниципальных органах власти, организованных после начала Гражданской войны. Зачастую этими новыми органами становились революционные комитеты, и во многих из них преобладание анархистов было более или менее очевидным. Даже в Стране Басков НКТ была представлена в них до того, как была провозглашена Баскская республика. По мере того, как восстанавливался «порядок» и создавалась более регулярная административная иерархия, до определённой степени легализованная правительством Республики, анархисты в большинстве случаев входили в состав новых региональных, провинциальных и муниципальных органов.

Наблюдались различия в отношении того, какие части либертарного движения получали представительство. Хотя нередко участвовали все три организации – НКТ, ФАИ и «Либертарная молодёжь», – это отнюдь не было общим правилом.

В большинстве случае Национальная конфедерация труда находилась в необычном положении, как профсоюзная организация, по существу выполняющая функции политической партии. Но часто эта особенность не ограничивалась одной НКТ, ВСТ также включался в состав различных органов власти.

Безусловно, это была не единственная аномалия. В течение всей Гражданской войны Федерация анархистов Иберии, строго говоря, являлась «нелегальной» организацией. Она не была официально признанной политической партией, а скорее представляла собой организацию, которая, по крайней мере до начала Гражданской войны, по большей части оставалась конспиративной. Однако, как было очевидно, неанархисты – а всё чаще и сами либертарии – считали, что ФАИ выступает по отношению к НКТ как контролирующая политическая сила, какой была Социалистическая партия для Всеобщего союза трудящихся.

Баскский президент Хосе Антонио Агирре явно обозначил эту позицию, когда предложил включить в региональное правительство ФАИ, воспринимаемую им в качестве эквивалента политической партии, вместо НКТ, которая, по его мнению, не имела права участвовать в правительстве. Хотя в то время анархисты категорически отклонили то определение ФАИ, которое дал ей президент Агирре, эта проблема и дальше продолжала их беспокоить. Впоследствии в самом движении были выдвинуты предложения по преобразованию ФАИ из «особой организации» в политическую партию, и этот вопрос не был окончательно решён к концу Гражданской войны.

Так или иначе, во время Гражданской войны анархистам по всей республиканской Испании приходилось считаться с тем, что произошедшие события буквально навязали им политическую власть и участие в правительствах. Они, разумеется, не были к этому готовы, и это стало вызовом для их основополагающих идеологических убеждений. Будучи антигосударственниками в принципе, они должны были заниматься организацией государственной власти или, по крайней мере, участвовать в её организации на всех уровнях общественной и политической жизни республиканской Испании.

29. Участие анархистов в правительстве Ларго Кабальеро

Возможно, наиболее резко отход анархистов от их традиционной философии и практики во время Гражданской войны проявился в их участии в кабинете премьер-министра Франсиско Ларго Кабальеро с ноября 1936 г. по май 1937 г. Когда обсуждалось их участие в Хенералидаде Каталонии, они ещё пытались прикрыться фиговым листком, переименовав региональный кабинет в совет и тем самым смутно дав понять, что он является продолжением Центрального совета милиции. Однако в случае участия анархистов в республиканском правительстве не было даже такой оговорки. Четыре ведущих представителя НКТ стали министрами в кабинете Ларго Кабальеро.

Правильность решения о вступлении в республиканское правительство уже тогда обсуждалась в рядах анархистов, хотя представляется очевидным, что большинство рядовых членов поддерживало данную идею. И это оставалось предметом споров не одного поколения анархистов после того, как опыт подошёл к концу.

Переговоры о вхождении анархистов в республиканское правительство

С того момента, как Франсиско Ларго Кабальеро, лидер левого крыла Социалистической партии и глава Всеобщего союза трудящихся, занял должность премьер-министра 4 сентября 1936 г., он ясно давал понять, что желает включить Национальную конфедерацию труда в свой кабинет. Однако потребовалось два месяца переговоров, прежде чем это произошло.

По-видимому, первым открытым указанием на то, что анархисты готовы в той или иной форме участвовать в республиканском правительстве, была статья в «Рабочей солидарности» от 28 августа. Она призывала к созданию национального Центрального комитета антифашистской милиции, по образцу каталонского, в котором была бы представлена и НКТ.

В это время уже предпринимались шаги по отстранению правительства Хосе Хираля, находившегося на должности премьер-министра с 20 июля. Национальный комитет НКТ и Исполнительная комиссия ВСТ провели встречу и решили, что Хираля необходимо сместить, при этом обсуждалось, очевидно без каких-либо окончательных решений, участие НКТ в новом кабинете¹.

Новым премьером был избран Ларго Кабальеро. По его собственному свидетельству, его кандидатуру в первую очередь поддерживали ВСТ, НКТ и коммунисты, тогда как республиканские партии (и, по-видимому, правые социалисты) склонялись в пользу Индалесио Прието, его главного соперника внутри Социалистической партии.

Ларго Кабальеро говорит: «Я принял это поручение, осознавая всю его сложность, но с условием, что у правительства не будет какой-либо единой политической ориентации и что в нём будут представлены элементы, сражающиеся на фронтах за Республику, без предубеждения к какой бы то ни было политической или общественной тенденции»². Тогда он предложил НКТ одно место в кабинете без какого-либо определённого портфеля. Хотя Национальный комитет НКТ вначале дал согласие и выдвинул кандидатуру Антонио Морено Толедо, исполняющий обязанности национального секретаря Давид Антона настоял на том, чтобы этот вопрос был передан на решение пленума региональных организаций НКТ³.

Пленум НКТ прошёл в Мадриде 3 сентября. Согласно Сесару Лоренсо, предложение об одном министре без портфеля было «в корне отвергнуто» пленумом: «Принцип участия был одобрен… и наконец, на данный момент, НКТ ограничилась тем, что представила публике проект изменения структуры правительства и государства. Принятая резолюция имела три основных пункта: 1. Полная поддержка нового правительства со стороны НКТ; 2. Создание в каждом министерстве вспомогательной комиссии, состоящей из представителей НКТ, ВСТ, Народного фронта и делегата правительства; 3. Невмешательство государства в дела предприятий, коллективизированных рабочими»⁴.

Правительство Ларго Кабальеро приступило к исполнению обязанностей 4 сентября, и на следующий день Антонио Морено, Федерика Монсень и ещё один представитель НКТ передали резолюцию пленума новому премьеру, который пообещал рассмотреть её и обсудить с партиями Народного фронта. 8 сентября он сообщил Давиду Антоне, что предложения НКТ были отклонены⁵.

Тем временем национальный секретарь НКТ Орасио Прието вернулся из Страны Басков, где его застигло начало войны. Он встретился с группой лидеров НКТ из Леванта и, в ходе подготовки к следующему пленуму регионалов, проведение которого намечалось в Мадриде 15 сентября, составил документ для рассмотрения. По словам Сесара Лоренсо, его отец Орасио Прието был основным автором внесённой резолюции, которая «содержала целую политическую программу, включая милитаризацию милиции, объединение командования, судебную реформу, международные отношения и т.п. Но прежде всего, она предусматривала создание Национального совета экономики, состоящего из представителей НКТ и ВСТ и планирующего производство в соответствии с принципами демократии»⁶.

Однако документ, принятый на пленуме 15 сентября, значительно отличался от проекта Прието, который был одобрен днём ранее на пленуме НКТ Леванта. Согласно Сесару Лоренсо, на заседании в Мадриде обозначились три течения. Делегаты Леванта высказались за немедленное вхождение в правительство Ларго Кабальеро, делегаты Каталонии (Франсиско Исглеас, Федерика Монсень и Мариано Васкес) решительно возражали, а делегаты Астурии заняли неопределённую позицию⁷.

Как следствие этой ситуации, на пленуме 15 сентября было принято компромиссное решение. Длинная резолюция, подписанная Хуаном Лопесом от Леванта, Федерикой Монсень от Каталонии и Аурелио Альваресом от Астурии, предлагала: «Учреждение в Мадриде Национального совета обороны, составленного из представителей всех политических секторов, сражающихся против фашизма, в следующем соотношении: пять делегатов от ВСТ (марксисты), пять от НКТ и четыре республиканца. Председатель Национального совета обороны – Ларго Кабальеро. Учреждение Национального совета предполагает сохранение президентства Республики в лице человека, ныне занимающего эту должность…»

Резолюция также призывала к созданию аналогичных советов обороны во всех регионах и установлению «местного, провинциального, регионального и национального федерализма». Предлагалось преобразовать министерства в департаменты, создать «единую народную милицию» и установить «контроль над милицией со стороны советов рабочих и милиционеров, избранных смешанными комиссиями НКТ и ВСТ». Также предлагалось создание Народного трибунала и нижестоящих народных судов.

Наконец, резолюция предусматривала социализацию «имуществ церкви, помещиков, крупной промышленности, крупной торговли, транспорта вообще… право рабочих синдикатов на пользование средствами производства и обмена, которые будут социализированы…»⁸

НКТ провела массовые митинги в Валенсии, Мадриде, Малаге и Барселоне, чтобы популяризовать лозунг Совета обороны. Хосе Пейратс, который в то время выступал против участия НКТ в республиканском правительстве, много лет спустя писал: «Национальный совет обороны, хотя он в основе своей являлся не чем иным, как правительством с другим названием, – а возможно именно поэтому, – рухнул под собственной тяжестью. НКТ хотела участвовать в правительстве, но смягчить эффект от взрывоподобного изменения её принципов. Это обстоятельство, конечно, не ускользнуло от политиков и партий. Пробный шар не мог обмануть Ларго Кабальеро»⁹.

Национальный секретарь Орасио Прието не участвовал в пленуме 15 сентября, так как был «задержан в Валенсии некоторыми незавершёнными делами». Но он был недоволен резолюцией, принятой в Мадриде, и когда следующий пленум региональных федераций – запланированный на пленуме 15 сентября – собрался на заседание 25 сентября, Прието упорно боролся за то, чтобы было вынесено решение о прямом вхождении в правительство Ларго Кабальеро. Однако он потерпел неудачу, и на пленуме было принято очередное компромиссное предложение¹⁰.

Орасио Прието всё ещё был полон решимости добиться вхождения НКТ в правительство. С этой целью он провёл новый пленум региональных федераций НКТ 18 октября. Согласно его сыну: «На этот раз его точка зрения восторжествовала, правительственное сотрудничество было одобрено. Только каталонцы отнеслись к этому сдержанно и не полностью поддерживали решение большинства. Так или иначе, Пленум уполномочил генерального секретаря провести переговоры, необходимые для вхождения НКТ в правительство».

Согласно Сесару Лоренсо, единственным сообщением о результатах пленума 18 октября было заявление Доминго Торреса, лидера левантийской региональной организации НКТ, на следующий день: «На последнем Пленуме НКТ вопрос о сотрудничестве уже был решён. Мы оставили наше желание сформировать Национальный совет обороны и согласились с названием правительства… Мы не делаем наше сотрудничество вопросом названия»¹¹.

Причины вхождения анархистов в республиканское правительство

Много лет спустя Федерика Монсень рассказала мне о причинах, которые в итоге убедили анархических лидеров в том, что НКТ должна войти в правительство. Она отметила, что Ларго Кабальеро, отклоняя предложение анархистов о создании хунты национальной обороны вместо регулярного кабинета, аргументировал это тем, что такая хунта слишком напоминала бы военную хунту, через которую Франко управлял тогда своей частью Испании, и что её создание оттолкнуло бы общественное мнение в демократических странах, у которых лоялисты искали помощи. Лидеры анархистов посчитали, что в этих аргументах есть смысл.

Монсень также добавила, что лидеры НКТ осознавали тот факт, что любые посты в лоялистской Испании, которые НКТ оставит вакантными, в правительстве, вооружённых силах, промышленных и аграрных коллективах или где-либо ещё, с большой вероятностью будут заняты коммунистами. Они очень скоро увидели, говорила она, угрозу того, что коммунисты попытаются захватить всю власть в свои руки и, опираясь на поддержку Советского Союза, добьются этого.

Наконец, говорила Федерика Монсень, лидеры анархистов считали, что революцию нельзя совершать из правительства, но то, что уже было достигнуто, лучше всего можно было защитить, находясь в правительстве. Коммунистам и другим противникам революции было бы труднее нападать на группу, представленную правительстве¹².

Порядок принятия решения о вхождении в правительство

В источниках мало указаний на то, что в тот момент среди анархистов наблюдалась сколько-нибудь широкая оппозиция вхождению НКТ в правительство Ларго Кабальеро. Однако те, кто выступал против этого шага тогда или пришёл к выводу о его ошибочности впоследствии, обращали внимание на то, каким образом было принято решение о вхождении в республиканское правительство.

Этот аргумент в июне 1948 г. приводился в органе радикальной фракции НКТ в эмиграции:

Министерства и министры НКТ

Как только решение о вхождении НКТ в правительство было принято, встал вопрос о том, сколько министерских постов должны получить анархисты и кто должен их замещать. По воспоминаниям Ларго Кабальеро, «дискуссия вращалась вокруг того, сколько министров должно быть у них в правительстве, шесть или четыре»¹⁴. «Торг закончился уступкой со стороны Национальной конфедерации труда. Она получила четырёх министров…»¹⁵

Версии этих переговоров, приводимые Ларго Кабальеро и сыном Орасио Прието, существенно различаются. Согласно Сесару Лоренсо, Ларго Кабальеро продолжал настаивать, чтобы анархисты согласились на принятие одной должности министра без портфеля. Тогда Прието отправился в Барселону, куда переехал президент Мануэль Асанья, и потребовал для НКТ более адекватного представительства в кабинете. Он и три других лидера НКТ встретились с двумя министрами без портфеля в правительстве Ларго Кабальеро, баскским националистом Мануэлем Ирухо и экс-премьером Хосе Хиралем, которые были уполномочены Асаньей вести переговоры с Прието и его коллегами.

В ходе этого обсуждения Ирухо, как сообщалось, в принципе был против вхождения НКТ в республиканский кабинет. Однако Хосе Хираль, человек, политически и лично близкий к Асанье, признал справедливость требований Прието и пообещал сэнэстистам, что он договорится с президентом о предоставлении анархистам четырёх министерств. Когда Асанья дал своё согласие, Прието вернулся в Мадрид.

Согласно Сесару Лоренсо, во время очередного обсуждения вопроса с Ларго Кабальеро «Прието попросил премьер-министра оставить идею о том, что НКТ должна удовольствоваться одним министром без портфеля, поскольку президент Республики пришёл к соглашению с Конфедерацией и обещал достойное сотрудничество». Лоренсо добавляет: «Ларго Кабальеро, поначалу ошеломлённый, заявил, что не имеет возражений, и согласился переформировать свой кабинет…»¹⁶

Версия Ларго Кабальеро по поводу вмешательства президента Асаньи в заключительные переговоры с НКТ значительно отличается от версии Сесара Лоренсо (и, предположительно, Орасио Прието). Он пишет:

Ещё одну версию переговоров между Ларго Кабальеро и президентом Асаньей дал Родольфо Льопис, который был генеральным секретарём правительства при Ларго Кабальеро. Он сообщил, что Асанья особенно возражал против кандидатуры Гарсии Оливера, из-за его криминального досье, и Федерики Монсень, по другим причинам. Однако Ларго Кабальеро заявил, что он предоставил НКТ самой выбрать своих представителей в правительстве и он поддерживает её выбор. По словам Льописа, только угроза отставки Ларго Кабальеро заставила президента подписать декреты о назначении министров-анархистов¹⁸.

Независимо от того, какая из этих версий ближе к истине, очевидно, что президент Асанья относился к назначению анархистов крайне отрицательно. В своих мемуарах он пишет: «…Не только вопреки моему мнению, но и несмотря на мой громкий протест, была навязана ноябрьская перестановка в правительстве, с включением НКТ и анархистов, которая самим республиканцам казалась желательной, неизбежной и полезной»¹⁹.

Уступки Ларго Кабальеро по отношению к анархистам до некоторой степени были показными. Как пишет Хуан Гарсия Оливер, обсуждая своё назначение министром, он говорил Орасио Прието: «Такой же типичной операцией социалистов является выбор четырёх министерств, переданных вам, из которых только юстиция в действительности представляет собой министерство; остальные три – главные управления. Ни одно из этих четырёх министерств не имеет секретных фондов, средства которых могут использоваться без отчёта перед кем бы то ни было. Все министерства с секретными фондами заняты уважаемыми членами ИСРП»²⁰.

Гарсия Оливер был недалёк от истины. Только Министерство юстиции имело устойчивое положение в кабинете до того, как в него вошли анархисты. Существовавшее ранее Министерство промышленности и торговли было разделено на два самостоятельных министерства, а Главное управление здравоохранения было преобразовано в Министерство здравоохранения и социального обеспечения²¹. Это и были посты, которые Ларго Кабальеро предложил Прието и которые тот согласился принять от имени НКТ.

После того, как министерства, которыми должны были руководить анархисты, были определены, следовало решить, какие лидеры НКТ займут эти должности. По словам Сесара Лоренсо, их выбирал Орасио Прието, хотя кандидатуры были утверждены Национальным комитетом НКТ. Лоренсо пишет: «Он [Прието] назвал имена Гарсии Оливера, Федерики Монсень, Хуана Пейро́ и Хуана Лопеса. Он фактически настаивал на том, что обе тенденции анархо-синдикализма, революционная и реформистская, должны быть представлены, чтобы все разделили новую ответственность. Он стремился, как он сам говорил, выбрать ведущих представителей обоих секторов – отсюда имена Хуана Лопеса (выдвинуть Пестанью было невозможно) и Хуана Пейро, бывших трейнтистов, с одной стороны; Гарсии Оливера и Федерики Монсень, членов ФАИ… с другой»²².

Когда кандидаты были согласованы с Национальным комитетом, перед Орасио Прието встала задача получить их согласие на занятие министерских постов. У него не возникло проблем с Хуаном Лопесом и Хуаном Пейро, которые согласились сразу же. С фаистами оказалось сложнее. Сесар Лоренсо пишет, что Федерика Монсень «отказалась категорически. Она, дочь Федерико Уралеса и Соледад Густаво, она, с младенчества пропитанная анархическим идеалом, она, принадлежавшая лишь ФАИ, никогда не будет отвергать своё прошлое и свои убеждения». Прието сказал ей, что в таком случае ему придётся найти другую анархистку, которая согласится работать в правительстве. После этого Монсень «изменила своё мнение. Женщина-министр в Испании, какое событие! И притом анархистка! Весьма взволнованная, Федерика Монсень попросила времени на размышление. Орасио Прието дал ей сутки. На следующий день она согласилась, её отец (Федерико Уралес) настоятельно советовал ей войти в правительство»²³.

Убедить Гарсию Оливера было ещё труднее. Как говорили, он ответил, что его квалификация в области юстиции определяется тем, насколько часто ему доводилось оказываться в тюрьме²⁴.

По его собственному свидетельству, Гарсия Оливер сказал Прието:

Однако Прието настойчиво убеждал Гарсию Оливера в необходимости его присутствия в новом правительстве. Как вспоминает Гарсия Оливер, Прието говорил ему: «Я считаю, что без тебя наше вхождение в правительство закончится провалом. Только ты можешь иметь дело с парламентскими акулами»²⁵.

По-видимому, более убедительными оказались доводы его товарищей из Регионального комитета Каталонии НКТ, куда Прието отправился после кабинета Гарсии Оливера. Прието удалось убедить каталонское руководство НКТ в важности назначения Гарсии Оливера одним из новых республиканских министров, и комитет принял меры, чтобы Хуан Молина стал его преемником в секретариате обороны. Мариано Васкес, в то время секретарь каталонской НКТ, связался с Гарсией Оливером, сообщив о решении регионального руководства, и тот наконец согласился стать министром²⁶.

В результате переговоров Орасио Прието с премьер-министром и с людьми, выбранными, чтобы представлять НКТ в кабинете Ларго Кабальеро, анархисты официально вошли в республиканское правительство 5 ноября 1936 г. Много лет спустя Хуан Лопес, один из четырёх анархистов в кабинете министров, говорил мне, что сэнэтисты собирались не просто участвовать в республиканском правительстве на общих основаниях, а скорее принести революцию в это правительство²⁷. Однако им не потребовалось много времени, чтобы понять, что консервативное большинство в правительстве не позволит им использовать своё присутствие в кабинете для того, чтобы легализовать революцию, которая фактически произошла после 19 июля.

Решение об эвакуации правительства из Мадрида

Несколько важных решений, касавшихся будущего войны и революции, были приняты прежде, чем НКТ вошла в правительство, – в частности, решение отправить бо́льшую часть золотого запаса страны «на хранение» в Советский Союз. Министр финансов Хуан Негрин отсутствовал на первых нескольких заседаниях кабинета с участием анархистов, так как в это время он наблюдал за погрузкой золота на суда²⁸. Это подтверждается свидетельством адмирала Н. Кузнецова, военного советника на испанском республиканском флоте, который также участвовал в этой операции. Он отмечает, что погрузка испанского золота, предназначенного для отправки в СССР, началась во второй половине октября 1936 г. и руководил ею Хуан Негрин²⁹.

Тем не менее на первом заседании нового правительства в Мадриде министрам-анархистам пришлось участвовать в принятии кардинального решения о переносе республиканской столицы в Валенсию. Войска Франко подходили к предместьям Мадрида, и будущее города вызывало серьёзные опасения. Смена столицы, таким образом, стала проблемой первостепенной важности.

Однако это был не первый раз, когда поднимался вопрос о переносе столицы. Сесар Лоренсо пишет, что 17 или 18 сентября его отец Орасио Прието, как национальный секретарь НКТ, был вызван к военному министру наряду с представителями других организаций Народного фронта.

Премьер-министр и военный министр Франсиско Ларго Кабальеро объяснил это совещание тем, «что война идёт неважно, враг делает успехи во многих пунктах, но это совершенно естественно, учитывая эффект неожиданности, и ситуация скоро изменится. Тем временем, так как Мадрид находится в опасности и фактически не имеет какого-либо стратегического или экономического значения (Мадрид, сказал он, всего лишь брюхо), правительство предлагает эвакуировать столицу. Они спокойно проведут эвакуацию детей, стариков, больных и женщин, а затем переведут организации и само правительство в другой регион, чтобы избежать опасных неожиданностей или поспешных мер».

Премьер-министр попросил, чтобы все присутствующие, начиная с самого правого и заканчивая Орасио Прието из НКТ, высказали своё мнение. Все, кто предшествовал Прието, одобрительно отозвались об этом предложении. Однако, когда настала его очередь, Прието сказал: «Я очень рад находиться среди вас и видеть такое единодушие… но я должен изложить моё личное мнение. Я против эвакуации Мадрида – из-за того психологического шока, который вызовет эта мера среди населения, из-за сомнений, пессимизма, разлада, которые вытеснят царящий сегодня энтузиазм, принесут крайне отрицательные результаты и причинят больше вреда, чем все военные и экономические последствия, которые может иметь отказ от Мадрида…»

Ларго Кабальеро был чрезвычайно раздражён, услышав позицию Прието, и в ответ поставил под сомнение боевые качества анархических войск в Арагоне. Прието промолчал, но, когда совещание закончилось, представители ВСТ и Синдикалистской партии подошли к нему, и сказали, что его позиция была правильной. «И больше никто не говорил об эвакуации Мадрида», – пишет Лоренсо³⁰.

Однако к тому времени, когда анархисты вошли в правительство в начале ноября, положение Мадрида стало угрожающим, и многим казалось, что он обречён. Армии Франко были на рубежах города, который бомбардировался вражеской авиацией и артиллерией, а коммунисты из 5-го полка вели снайперский огонь в различных частях столицы.

Сразу после падения Толедо Комитет обороны Центра НКТ был проинформирован о том, что советские советники предложили правительству покинуть столицу³¹.

На первом заседании нового кабинета с участием четырёх министров-анархистов единственным пунктом в повестке был вопрос об эвакуации правительства из столицы. Позднее Ларго Кабальеро писал о позиции, занятой анархистами:

Стоит заметить, что коммунистическая историография не упоминает об оппозиции двух министров-коммунистов переносу столицы³³.

Воспоминания Гарсия Оливера о цепи событий, которая привела к решению о переезде правительства, значительно отличаются от изложения бывшего премьер-министра. Хотя он немного путает даты, анархический экс-министр говорит, что прошло два заседания кабинета, прежде чем это решение было принято.

На первом заседании, которое, по-видимому, прошло 5 ноября, Орасио Прието представил министров-анархистов премьер-министру Ларго Кабальеро, который затем представил их остальным членам кабинета. После этого Ларго Кабальеро внёс предложение о переезде правительства и, по словам Гарсии Оливера, все министры, кроме сэнэтистов, согласились с этим предложением. Когда пришла пора высказаться анархистам, Гарсия Оливер попросил перерыва на несколько минут, чтобы они могли обсудить ситуацию. Четыре министра НКТ договорились, что они будут голосовать против переезда из Мадрида, даже если это вызовет кризис в правительстве и вынудит их уйти в отставку.

Гарсия Оливер от их имени выразил несогласие. Ларго Кабальеро не стал провоцировать кризис, а вместо этого отложил обсуждение, сказав, что позже соберёт членов кабинета на чрезвычайное заседание для окончательного решения³⁴.

Четыре министра от НКТ отправились в штаб-квартиру анархистов, чтобы посовещаться с Орасио Прието. Когда они спросили его, должны ли они вызвать правительственный кризис, чтобы не позволить правительству покинуть Мадрид, он ответил, что они не должны этого делать, но им следует как можно дольше затягивать обсуждение³⁵.

Чрезвычайное заседание было назначено на четыре часа дня 6 ноября (хотя Гарсия Оливер говорит, что оно было 7 ноября). Ларго Кабальеро заявил, что правительство должно выехать из Мадрида этим же вечером, добавив, что он предлагает оставить хунту во главе с генералом Миахой для управления городом. И снова все министры, кроме четырёх анархистов, согласились с предложением премьер-министра. Тогда, по требованию анархистов, заседание прервали на полчаса, чтобы дать им принять окончательное решение по поводу своей позиции.

Четыре анархиста пытались созвониться с Орасио Прието и получить от него указания относительно того, стоит им идти на правительственный кризис или нет. Когда им не удалось связаться с ним, они начали совещаться друг с другом.

Согласно изложению Гарсии Оливера, он сказал своим коллегам: «Это кризис, и мы не уполномочены его вызвать. У меня сложилось впечатление, что все остальные министры уже собрали чемоданы. Нам придётся сбежать вместе с ними и оставить город. По моему мнению, мы должны взять на себя ответственность и согласиться на отъезд правительства. Следующие часы будут встречены бойцами при оружии, а четыре бывших министра из НКТ не защитят город. Если вы считаете по-другому – решайте сами».

В конце концов трое остальных согласились с позицией Гарсии Оливера и предоставили ему говорить с кабинетом от их имени. Когда заседание возобновилось, Гарсия Оливер объявил об их согласии, и решение покинуть Мадрид стало единогласным. После этого члены кабинета разошлись, чтобы в следующий раз встретиться в Валенсии, не оговаривая заранее дату³⁶.

Версия Орасио Прието о том, как было принято это решение, полностью отличается от версии Гарсии Оливера. Сесар Лоренсо пишет: «Четыре либертарных министра согласились на переезд, не консультируясь с Национальным комитетом или его секретарём, даже не оповестив их по телефону, поставив НКТ перед свершившимся фактом. В этих трагических обстоятельствах Орасио Прието не мог потребовать смещения четырёх министров за их неподобающее поведение и тем самым вызвать правительственный кризис».

Многие лидеры анархистов пришли к выводу, что НКТ была включена в кабинет именно в это время для того, чтобы «прикрыть» правительство, уезжающее из Мадрида. Так, Гарсия Оливер в отчёте о своей деятельности в качестве министра юстиции, с которым он выступал перед членами НКТ вскоре после выхода анархистов из правительства, говорил: «…НКТ призвали, если оставить в стороне причины правительственного и политического значения, для того чтобы правительство могло оставить Мадрид. Если бы правительство того времени оставило Мадрид, не разделив ответственность за это с НКТ, оно было бы мёртвым правительством».

Тогда Гарсия Оливер оправдывал это решение: «Необходимо сказать, чтобы не возникало сомнений, что решение правительства оставить Мадрид – не говоря о том, что ему следовало сделать это месяцем ранее, – было решением хорошего правительства, поскольку правительство в Мадриде не было правительством; это было ещё одно собрание общественности, сосредоточенное на одной проблеме войны, Мадридском фронте, и полностью игнорирующее проблемы войны в остальной Испании, общие проблемы страны… Правительство, ставшее узником обстоятельств, находившееся под давлением бомбардировок и запутанных новостей, не отдавало распоряжений, не формировало армию, не организовывало ни медицинских служб, ни социального обеспечения, ни снабжения. Оно было всего лишь незначительным гражданским правительством отдалённой провинции Мадрид»³⁷.

Однако, как отмечает Сесар Лоренсо: «Отъезд в Валенсию правительства, за которым последовал и Национальный комитет, вызвал возмущение активистов НКТ. Они возложили ответственность на Орасио Прието, обвиняя его в слабости и называя “ликвидатором”. В этих условиях, после того как решение покинуть Мадрид было принято вопреки ему, Орасио Прието оставил свой пост секретаря НК»³⁸.

Участие министров-анархистов в восстановлении власти правительства

Бернетт Боллотен подчёркивает важную роль анархистов, как полномочных членов кабинета Ларго Кабальеро, в восстановлении государственной власти, которая была практически сметена в революции, сопровождавшей начало Гражданской войны.

Правительство Хираля приняло некоторые шаги по воссозданию правительственного аппарата. Оно издало декрет об очищении государственной службы, полицейских сил и дипломатического корпуса от сочувствующих мятежникам. Оно утвердило создание «народных судов», которые уже действовали де-факто. Оно декретировало, что держатели банковских счетов не могут снимать с них больше тысячи песет в месяц, и официально конфисковало предприятия, брошенные сторонниками мятежа. Оно также разрешило рабочим комитетам, которые приняли фирмы, брошенные своими собственниками, использовать средства с банковских счетов этих фирм для выдачи зарплаты и других целей³⁹.

Однако меры, принятые в это время, либо носили символический характер, либо представляли собой приспособление правительства к той революции, которая произошла после 19 июля. На местном и региональном уровне власть в лоялистской Испании всё ещё оставалась в руках тех, кто захватил её после поражения мятежников в соответствующих районах; контроль над городской и сельской экономикой продолжали осуществлять рабочие и крестьяне, захватившие его в начале войны.

Задача восстановления государственной власти перешла к правительству Ларго Кабальеро. Одним из аспектов этого процесса была замена бесчисленных комитетов, которые стихийно были созданы партиями и профсоюзами по всей лоялистской Испании в первые дни и недели войны и которые контролировались главным образом анархистами, левыми социалистами и поумистами. Согласно Боллотену:

Боллотен цитирует письмо ему от Федерики Монсень, в котором она объяснила, как анархистов убедили участвовать в ликвидации революционных институтов и их замене более традиционными правительственными учреждениями:

Вторым этапом в восстановлении государственной власти стала организация регулярных правоохранительных сил вместо иррегулярных полицейских формирований, которые были созданы в начале Гражданской войны и значительная часть которых контролировалась НКТ–ФАИ. Боллотен отмечает реорганизацию и расширение Гражданской гвардии (переименованной в Национальную республиканскую гвардию) и Штурмовой гвардии. Он также подчёркивает важность увеличения численности карабинеров, пограничного патрульного корпуса, подчинявшегося министру финансов Хуану Негрина, о чём мы уже упоминали.

Правительство Ларго Кабальеро, кроме того, пыталось поставить иррегулярную полицию под контроль регулярных полицейских сил. Все милиционеры, которые несли полицейскую службу, были включены в состав новой гражданской милиции, подчинявшейся Министерству внутренних дел. Боллотен пишет: «Этот декрет, как вскоре оказалось, был лишь подготовкой к объединению команд и патрулей рабочих организаций в государственную силовую структуру». Если коммунисты, социалисты и республиканцы быстро присоединись к новому формированию, то «анархо-синдикалисты медлили и во многих местах цепко держались за собственные полицейские отряды и патрули, бросая вызов правительству»⁴³, за который им впоследствии пришлось дорого заплатить.

«Во время постепенной перестройки регулярных полицейских сил, – продолжает Боллотен, – коммунисты применили все свои навыки вербовки, очернения и инфильтрации, чтобы обеспечить себе господствующее положение. Среди должностей, которые им достались, были шеф полиции Мадрида, начальник и заместитель начальника оперативного отдела Министерства внутренних дел и генеральный комиссар Управления безопасности, отвечавший за назначения, переводы и дисциплину в полиции». Боллотен считает особенно важным тот факт, что коммунист возглавил школу, готовившую кадры для тайной полиции.

Боллотен комментирует: «Со времени своего создания этот корпус, в конечном счёте более важный, чем любые носившие форму силы общественного порядка, стал простым орудием советской тайной полиции, которая по причине того, что Испания занимала теперь видное место в советской внешней политике, обосновалась в левом лагере в самом начале войны»⁴⁴.

Советская тайная полиция, ОГПУ, работала совершенно независимо от полицейских сил республиканского правительства. Вальтер Кривицкий, в то время шеф советской разведки в Западной Европе, посетил Барселону в конце 1936 г. и несколько лет спустя написал: «ОГПУ внесло свою лепту. Уже в декабре 1936 г. террор охватил Мадрид, Барселону и Валенсию. ОГПУ имело собственные спецтюрьмы. Его агенты занимались убийствами и похищениями. Они заполняли потайные темницы и совершали рейды. Они функционировали, разумеется, независимо от лоялистского правительства. Министерство юстиции не имело никакой власти над ОГПУ, которое было империей внутри империи. Это была сила, перед которой трепетали даже высшие лица правительства Кабальеро»⁴⁵.

Министры от НКТ и национальное руководство НКТ

Четыре министра от НКТ в правительстве Ларго Кабальеро работали в тесном контакте с национальным руководством своей организации. Они регулярно приходили, обычно раз в неделю, на пленум Национального комитета НКТ, чтобы рассказать о том, что было ими сделано и как идут дела в правительстве, а также чтобы ответить на критические замечания товарищей. На этих заседаниях случались довольно жаркие споры.

Один член Национального комитета времён войны спустя много лет говорил, что задачей министров было охладить революционный пыл некоторых сэнэтистов, заставить их понять, что поражение в войне означало бы поражение революции и поэтому было важно добиться победы. Министры и Национальный комитет, говорил он, были полностью согласны насчёт этого. Иногда резкая критика исходила снизу, и их называли «пожарными», которые тушили огонь революции⁴⁶.

Хуан Гарсия Оливер как министр юстиции

Безусловно, Гарсия Оливер был самым успешным из четырёх министров-анархистов, работавших в правительстве Ларго Кабальеро. Не только потому, что его министерство уже было полностью сформировавшимся, когда он возглавил его, но и благодаря его динамичности и близким отношениям с премьер-министром.

В своих мемуарах Гарсия Оливер изложил свои цели и политику на посту министра юстиции:

Гарсия Оливер был единственным из министров-анархистов, имевшим некоторое влияние на ход войны. В главе 9 мы отмечали его роль в организации школ подготовки офицеров для новой Народной армии, которые должны были не только предоставить республиканским вооружённым силам достойное руководство, но и не дать коммунистам монополизировать власть в военных вопросах.

Но кроме этого Гарсия Оливер входил в состав Высшего военного совета (Consejo Superior de Guerra), созданного Советом министров по его инициативе. Перед первым заседанием кабинета в Валенсии четыре министра-анархиста встретились с Орасио Прието, который тогда ещё был национальным секретарём НКТ, и договорились по возможности добиваться создания внутри правительства военного совета, в котором они были бы представлены.

На заседании 13 ноября 1936 г. Гарсия Оливер предложил Совету министров образовать Высший военный совет, включающий военного министра/премьер-министра, министра флота и авиации (Индалесио Прието), генерального политкомиссара (Хулио Альвареса дель Вайо), министра юстиции (в силу его опыта по руководству каталонскими вооружёнными силами), представителей автономных каталонского и баскского правительств и представителя Коммунистической партии. Ларго Кабальеро немедленно поддержал эту идею, но, когда были выдвинуты возражения, он дал министрам 48 часов, чтобы проконсультироваться со своими партиями. Два дня спустя кабинет решил сформировать Высший военный совет⁴⁸.

Этот совет, по-видимому, регулярно проводил свои заседания в течение оставшегося срока работы правительства Ларго Кабальеро. Он обсуждал назначения на ключевые военные посты, военную стратегию и тому подобные вопросы, хотя очевидно, что он скорее являлся совещанием при военном министре Ларго Кабальеро, чем исполнительным органом.

Гарсия Оливер оказался самым способным политиком среди четырёх министров-анархистов. Ему гораздо чаще удавалось получить одобрение для тех проектов, которые он выносил на рассмотрение кабинета.

В своих мемуарах Гарсия Оливер вспоминает беседу с Федерикой Монсень, которая говорила о том, с каким успехом ему удавалось проводить свои инициативы через Совет министров, тогда как ей бывало трудно даже внести интересующие её предложения. Он ответил Монсень: «Это легко. Я заметил, что большинство министров не обращали внимания на то, что мы делали… Зная, что они не читали ни один из проектов декретов, которые были им отравлены, я, когда подходила моя очередь представлять вопросы Совету, доставал свои предложения одно за другим и передавал их председателю, говоря: “Я направил этот проект декрета всем министрам и думаю, что они ознакомились с ним. Нет необходимости зачитывать его или излагать его содержание”. Министры, чтобы не признаваться, что ни один из них не читал проект, хранили молчание, и председатель, пользуясь этим, говорил: “Возражений нет? Одобрено…”»⁴⁹

Одной из первых целей Гарсии Оливера на посту министра юстиции стало прекращение практики самосудов, известных в народе как «прогулки» (paseos), которые всё ещё имели место спустя три с половиной месяца после начала Гражданской войны. Ещё до того, как правительство уехало из Мадрида, у него состоялась встреча с Маргаритой Нелькен, прокоммунистическим депутатом от Социалистической партии, которая «во главе комитета “Объединённой социалистической молодёжи” приняла на себя функции исполнения правосудия в Мадриде»⁵⁰. Он попросил её «отойти от всего, что имеет отношение к осуществлению правосудия. Отныне выполнять эти обязанности буду я. И только со своими людьми»⁵¹. Депутат Нелькен, по-видимому, выполнила это требование.

Гарсия Оливер столкнулся с той же самой проблемой в Валенсии. Как он пишет в своих мемуарах: «…Каждую ночь на верхнем этаже окружного суда (аудиенсии) собирался так называемый “Кровавый трибунал”. Его члены – их было около двадцати – относились к юридическому, полицейскому и политическому аппарату всех антифашистских партий и организаций города… Каждую ночь по его распоряжению арестовывали людей, заподозренных в фашизме. Их судили и, если их приговаривали к смерти, казнили. Всё это проводилось за одну ночь. Тела казнённых оставляли за городом, в полях и садах».

Гарсия Оливер встретился с членами этой коллегии и потребовал от них «больше не собираться в качестве так называемого “Кровавого трибунала”. Вы должны позволить народным судам заниматься своим делом». Были возражения, и кое-кто полушутя сказал, что, возможно, им придётся судить самого министра юстиции. Гарсия Оливер ответил на это: «Товарищи, вы знаете, кто я такой. Я охотно отвечу на ваши вопросы, но я могу сделать это и с пулемётом в руках. Я притворюсь, что не слышал вас, при условии, что вы больше не действуете как “Кровавый трибунал”»⁵².

Особенно серьёзной разновидностью «прогулок» в первые месяцы войны были действия политических групп, особенно коммунистов, которые приходили в тюрьмы, забирали из них заключённых и расстреливали. Были случаи, когда начальников тюрем избивали или убивали за отказ выдать заключённых. Когда во главе Министерства юстиции встал анархист, подобные процедуры больше не допускались⁵³.

Гарсия Оливер говорил в своей речи о пребывании на должности министра юстиции, сразу после отставки: «Я могу сказать вам, что если 5 ноября мы встретили с правительством в катастрофическом состоянии и с хаосом в правовой жизни нашей страны, то полтора месяца спустя, к 1 января 1937 г., по всей Испании была организована народная юстиция, “прогулки” прекратились и отправление правосудия в каждом регионе стало реальностью»⁵⁴.

Одним из первых действий министра юстиции стало уничтожение всех старых дел, хранившихся в министерстве в Мадриде. Когда ему сообщили, что министерство пострадало от вражеской бомбардировки и многие дела были разбросаны и пришли в беспорядок, он приказал сжечь те, что остались⁵⁵.

Спустя некоторое время Гарсия Оливер, в дополнение к уничтожению уголовных дел, заставил кабинет объявить общую амнистию по всем преступлениям, совершённым до 15 июля 1936 г. Покинув должность, он говорил, что «криминальное прошлое стоит клеймом на этой и всех остальных странах мира… и этим декретом мы стираем всякого рода предрассудки буржуазного общества и ставим всех, кто раньше считались правонарушителями, в одинаковые условия с остальными… чтобы они могли стать достойными гражданами и заново построить свою жизнь в обществе…»⁵⁶

По предложению Орасио Прието, Гарсия Оливер назначил своим заместителем адвоката Мариано Санчеса Року, сочувствовавшего НКТ⁵⁷. Он также создал юридическую консультативную комиссию, которая разрабатывала законопроекты, вносившиеся министром в кабинет. Председателем комиссии был Санчес Рока, а в её состав входили Лопес де Гойкоэчеа, республиканец и член Верховного суда; Абель Велилья, председатель регионального суда из Федеральной партии; Бенито Павон, депутат из Синдикалистской партии; и коммунист-адвокат Каетано Боливар⁵⁸.

Гарсия Оливер внёс несколько существенных изменений в порядок работы Министерства юстиции и судов. Одним из них было прекращение системы, при которой судебные служащие не получали регулярного жалования, и их заработок зависел от того, какое количество документов проходило через их руки. Это приводило к увеличению бюрократизма и волокиты при рассмотрении и решении дел. Гарсия Оливер ввёл регулярную оплату труда для всех служащих⁵⁹.

Другим важным изменением в министерстве стал декрет, который предоставлял его служащим право свободно вступать в профсоюзы НКТ либо ВСТ. Эта мера вызвала протесты некоторых министров на следующем заседании кабинета, но министр-анархист получил в этом вопросе мощную поддержку премьер-министра Франсиско Ларго Кабальеро, который сам являлся генеральным секретарём ВСТ⁶⁰.

После ухода из министерства Гарсия Оливер утверждал, что он никогда не использовал свою должность, чтобы приобрести новых сторонников для НКТ: «Абсолютно никто, ни один заседатель в Испании, ни один окружной прокурор в Испании, ни один председатель суда в Испании, не может сказать, что получал от министра юстиции предложение вступить в НКТ или ФАИ, чтобы получить привилегированное положение». Он отмечал, что в начале войны НКТ добровольно отказалась от безраздельной власти, которую она могла захватить, и спрашивал: «Сделаем ли мы НКТ сильной, разлагая заседателей, подкупая окружных прокуроров или председателей судов, перемещая их с одного места на другое? Нет!»⁶¹

При содействии юридической консультативной комиссии, Гарсия Оливер внёс в кабинет много важных законопроектов. Один из них позволял подсудимым отказаться от услуг адвоката: «Когда идёт суд, для ответчика всегда лучше, когда он, хорошо ли, плохо ли, может защитить себя сам и может отказаться от своих показаний по собственной инициативе, чем когда он вынужден полагаться на адвоката, которому не доверяет…»⁶²

Декрет-закон от 4 февраля 1937 г. предоставлял женщинам полные гражданские права: «Подумайте о противоречивости и нелепости ситуации, когда замужняя женщина может быть избрана мэром, депутатом, министром, может принимать законы, но, с другой стороны, не может распоряжаться собой или своим имуществом. Она не может покинуть дом и переехать в другое место без разрешения мужа. Если она хочет отправиться в путешествие, она не может этого сделать. Если она хочет получить паспорт, она не может этого сделать. Она фактически была рабыней, даже при том, что Республика дала ей право голосовать и быть избранной…»⁶³

Декрет-закон, принятый в апреле 1937 г., позволял усыновлять детей людям, которые не являлись их кровными родственниками. Другой декрет, изданный в тот же день, признавал неофициальные браки милиционеров и солдат и тем самым предоставлял их вдовам права, которыми пользовались наследники военнослужащих, погибших при исполнении обязанностей⁶⁴.

Последний декрет-закон, внесённый Гарсией Оливером и принятый кабинетом всего за несколько дней до ухода в отставку, предусматривал распространение юрисдикции гражданских (народных) судов на личный состав вооружённых сил, кроме «преступлений, совершённых исключительно и непосредственно военнослужащими во время несения службы. Все прочие дела переходят в единую юрисдикцию – гражданскую»⁶⁵.

Народные суды (tribunales populares) были созданы сразу после начала Гражданской войны. Они включали в себя как профессиональных судей, так и непрофессионалов, и их развитие несколько по-разному протекало в различных частях республиканской территории. Однако декрет-закон, предложенный Гарсией Оливером и одобренный кабинетом 7 мая 1937 г., состоявший из 130 статей, кодифицировал порядок работы этих новых учреждений⁶⁶.

Как министр юстиции, Гарсия Оливер вынашивал собственные идеи о природе и задачах исправительных учреждений, как в отношении виновных в политических преступлениях против Республики, так и в отношении обычных уголовных преступников. Но пересмотр системы наказаний для политических заключённых остался на начальном этапе, а проекты по изменению положения уголовных заключённых остались простыми пожеланиями.

Политических заключённых Гарсия Оливер предлагал помещать в трудовые лагеря, а не в тюрьмы. Он считал, что те, кто попытался свергнуть Республику и тем самым способствовал развязыванию гражданской войны, должны внести свой вклад в восстановление страны, выполняя работу в период своего заключения. Однако вместе с тем он предлагал, чтобы заключённые в трудовых лагерях получали небольшую зарплату за каждый отработанный день и чтобы их срок заключения сокращался на один день за каждую неделю, проведённую без нарушения правил. Кроме того, если заключенный демонстрировал хорошее поведение в течение года, его срок следовало сократить ещё на один год.

Гарсия Оливер признавал возможное сходство между трудовыми лагерями, которые он предлагал, и концентрационными лагерями фашистских стран. Однако он настаивал, что это сравнение было неоправданным, учитывая возможность сокращения срока и категорический запрет на применение насилия к заключённым⁶⁷. Один такой лагерь действительно был организован во время пребывания Гарсии Оливера на посту министра юстиции⁶⁸.

Гарсия Оливер изложил свои идеи о том, как должны быть изменены места заключения для обычных преступников, в речи, произнесённой на церемонии открытия судебного года, в присутствии всех членов Верховного суда, а также представителей правительства и дипломатического корпуса. Министр юстиции предлагал создать так называемые «исправительные города» (ciudades penitenciarias), которые он описывал следующим образом: «Наказания? Мы не будем никого наказывать. У них будет свой суд, они будут учиться быть судьями, они будут учиться самоуправлению. У них будет корпоративная организация, и для каждого направления работы будет избран делегат; будет сформирован совет исправительного города; они примут свои законы, свои кодексы; они будут осуществлять собственное правосудие; они будут принимать решения и распоряжаться… О чём ещё можно просить? Назовёт ли кто-то плохим то, что человек эффективно перевоспитывается, чтобы он мог вернуться в общество?»⁶⁹ Однако у него не было возможности создать подобный город.

Хуан Пейро как министр промышленности

Можно было предположить, что Хуан Пейро как министр промышленности станет самым влиятельным среди министров-анархистов, ввиду того факта, что значительная доля промышленных предприятий в республиканской Испании была конфискована НКТ. Однако этого не произошло.

Введение к речи Пейро о пребывании на посту министра промышленности, которая была произнесена вскоре после его отставки и издана НКТ в виде брошюры, отражает его неудовлетворённость итогами работы: «Описание министерского опыта Пейро в промышленном ведомстве не может быть ничем иным, кроме рассказа о череде неудач. Он ничего, или почти ничего, не мог сделать. Ему отказывали в деньгах, его декреты отклонялись, против него постоянно выступал сплочённый блок республиканцев, коммунистов и правых социалистов. Только иногда некоторые его предложения проходили, после долгих дебатов и благодаря поддержке председателя [правительства], который чувствовал свою ответственность революционера»⁷⁰.

В своём открытом отчёте о пребывании в Министерстве промышленности Хуан Пейро перечислял поставленные им цели и неудачи при попытках их достижения. Особое внимание он обращал на военную промышленность, добычу полезных ископаемых и электроэнергетику, и его успехи во всех этих отраслях были весьма скромными.

Первым предложением Пейро в отношении промышленного производства и, в частности, военной промышленности было принятие декрета о проведении коллективизации на испанских предприятиях и интервенции – на иностранных. Интервенция представляла собой временную передачу контроля над предприятиями правительству. Коллективизация означала легализацию рабочего самоуправления.

Премьер-министр Ларго Кабальеро отверг эту идею. Он утверждал, что подобный декрет усложнит отношения испанского республиканского правительства с Великобританией, Францией, Бельгией и другими демократическими странами, граждане которых имели значительные капиталы в Испании. Ларго Кабальеро и Пейро согласились на компромиссный декрет, который предусматривал «реквизицию» (incautación) предприятий правительством, и Пейро внёс этот проект в кабинет⁷¹.

Пейро докладывал: «Я должен сказать, что в проекте декрета ясно была поставлена цель коллективизации. Он охватывал все отрасли и пытался установить порядок, при котором преуспевающие предприятия своими излишками покрывают расходы нуждающихся предприятий. Это очевидным образом требовало создания Промышленного банка… который выполнял бы функции, необходимые в трагических экономических, промышленных или политических и социальных обстоятельствах, в которых оказалась Испания…»⁷²

Однако Прието не удалось протолкнуть этот декрет. Как он говорил позднее, когда он представил проект кабинету, «началась голгофа». Его оппоненты потребовали, чтобы эта мера была передана на рассмотрение межведомственной комиссии, включавшей, наряду с прочими, министра финансов Хуана Негрина и министра сельского хозяйства Висенте Урибе. Когда проект вышел из этой комиссии, по словам Пейро, «от него остался один лишь голый скелет»⁷³. Хотя Пейро удалось включить некоторые свои предложения в изданные им инструкции по применению декрета, его проблемы на этом отнюдь не закончились. Декрет мог принести пользу только в случае, если будут предоставлены средства для финансирования его главных положений. Один из пунктов декрета предусматривал, что Министерству промышленности будет выделен кредит в 30 миллионов песет и оно, совместно с Министерством финансов, определит порядок их расходования⁷⁴.

Министр финансов, правый социалист Хуан Негрин, вначале отказался даже встретиться с Пейро, чтобы обсудить это ассигнование, а затем отправил ему проект, согласно которому предполагалось выделить 24 миллиона, вместо 30, через существующий Банк промышленного кредита, но только в качестве кредита со ставкой 6%. Пейро отклонил это предложение, но Негрин не спешил прийти с ним к соглашению, перекладывая ответственность за неисполнение февральского декрета на министра-анархиста.

На последнем заседании кабинета Ларго Кабальеро, во время которого разразился правительственный кризис, Пейро отвечал на обвинения Негрина:

Хотя Пейро не сказал об этом открыто, представляется очевидным, что Негрин приложил все силы, чтобы заблокировать проект министра-анархиста, и в итоге добился этого.

Пейро пришёл к выводу, что целью Негрина и остальных, кто выступал против этой меры, было помешать рабочим, взявшим в свои руки значительную часть промышленности страны, научиться эффективно ею управлять. Признав, что многие контролируемые рабочими предприятия находились в плохом состоянии, он отмечает:

Опыт Пейро в горнодобывающей отрасли также оказался разочаровывающим и неудовлетворительным. Так, Пейро получил письменное доказательство того, что иностранные инженеры горнодобывающего концерна «Пеньярройя» состояли в сговоре со своими коллегами, которые управляли шахтами той же компании на территории Франко, и подрывали производство на лоялистской территории. После этого он реквизировал имущество фирмы, однако доктор Негрин отменил его решение, как только было смещено правительство Ларго Кабальеро⁷⁷.

Неудачной оказалась также попытка конфискации калиевых шахт в Каталонии (см. главу 21)⁷⁸.

Столкнувшись с тем, что частный консорциум по добыче свинца манипулирует ценами, Пейро добился принятия декрета о создании национальной комиссии по свинцу, «в которой были представлены все стороны отрасли и в которой участвовали рабочие», для регулирования сбыта в стране и за границей. Однако, несмотря на одобрение кабинета, комиссия так и не начала свою работу, поскольку министр Хуан Нейгрин отказался обсуждать с Пейро её финансирование, предусмотренное декретом⁷⁹.

Наконец, свои проблемы имелись и в электроэнергетике. Как сообщал Пейро в своей валенсийской речи после ухода с поста:

Пейро подводил итог своей деятельности: «Я могу сказать вам, что каждое предложение министра промышленности встречало самый искренний саботаж, весьма любезный, но тем не менее саботаж. Многие дела остались невыполненными, потому что у нас не было средств, необходимых для их осуществления»⁸¹.

Хуан Лопес как министр торговли

Хуан Негрин был главным противником не только для министра промышленности Хуана Пейро, но и для министра торговли Хуана Лопеса. Как отмечает введение к отчёту Лопеса, опубликованному после его ухода с должности министра: «Нашему товарищу поручили… руководить восстановлением внешней торговли Испании… но его действия полностью зависели от финансов Республики. И Министерство финансов, управляемое социалистом из правого крыла партии – д‑ром Негрином, нынешним главой правительства, – не предоставило абсолютно никаких средств, чтобы восстановить торговлю нашей страны в соответствии с новыми ориентирами в жизни Испании»⁸².

В своей речи Лопес охарактеризовал мероприятия, которые он собирался провести во внешней торговле страны: «Мы, отвечая духу испанской революции… хотели ввести монополию на внешнюю торговлю, установив через государственную организацию, через государство, необходимый контроль, чтобы гарантировать, что эта политика монополии на внешнюю торговлю не будет осуществляться к исключительной выгоде одного сектора рабочего класса. Но в то же время мы стояли на той точке зрения, что если государство действительно должно управлять всей этой организацией, то профсоюзы должны наблюдать за функционированием монополии; она должна находиться в руках тех, кому принадлежат все инструменты производственного аппарата и полномочия по руководству им…»

Однако Лопес дал понять, что ему не удалось осуществить цели НКТ в отношении внешней торговли: «Несмотря на нашу готовность пойти на компромисс, принцип, выдвинутый нами в качестве основы для объединения испанской экономики, не смог завоевать поддержку правительства… Оппозиция всем проектам, все инициативам, которые могли быть реализованы в экономике, согласованно и систематически оказывалась теми элементами, которые представляли интересы, направленные против рабочего класса, и ставили себя на службу высшим интересам капитализма»⁸³.

Далее в своей речи он указал, хотя и не называя по имени, на коммунистов, сыгравших особую роль в саботировании работы министров-анархистов: «Есть в Испании партия, которая не имеет местного происхождения, которая является делегацией из другой страны, и партия эта – агент, активно оказывающий услуги интересам, враждебным рабочему классу»⁸⁴.

По крайней мере в одном случае Лопесу удалось оказать неофициальную поддержку внешнеэкономической деятельности профсоюзов. Это произошло с КЛУЭА – организацией, которая была создана НКТ и ВСТ в Леванте для контроля над экспортом цитрусовых (см. главу 14). В течение сельскохозяйственного сезона 1936–37 гг. КЛУЭА выступал в качестве основного экспортёра цитрусовых из данного региона, при поддержке министерства Лопеса. Однако, когда министр обратился к кабинету с предложением официально признать монополию КЛУЭА, он натолкнулся на сильное противодействие консервативных элементов в правительстве, и предложенный им проект декрета был направлен на «дальнейшее изучение». Это «изучение» оставалось незаконченным, когда правительство Ларго Кабальеро ушло в отставку.

Но не все проблемы, с которыми сталкивался Хуан Лопес на посту министра торговли, создавались оппонентами НКТ в кабинете. Серьёзные трудности возникали в отношениях с автономными правительствами Страны Басков и Каталонии. Как говорил мне спустя много лет сам Лопес, в испанских посольствах были люди, представлявшие эти регионы, и часто он обнаруживал, что они конкурировали с представителями национального правительства. Это было особенно заметно в вопросах импорта, когда они пытались перехватить товары, в которых нуждалось национальное правительство.

Каталония, родной регион Лопеса, представляла особенно серьёзную проблему. В период 1936–37 гг. она фактически вела торговлю как независимая страна. Каталонское правительство конфисковало фонды Банка Испании, находившиеся в Каталонии, и использовало их для закупок. Лопес пытался координировать действия каталонцев с остальной частью республиканской Испании, но это было сопряжено с большими трудностями.

Ещё одной задачей Лопеса было заключение соглашений с основными торговыми партнёрами страны. Ему удалось прийти к некоторому соглашению с французами и британцами, однако переговоры с советским торговым атташе оказались малоуспешными. Этот атташе, который в действительности являлся видной фигурой в ГПУ, использовал переговоры как повод обвинить испанцев: он утверждал, что они обманывают русских и что Советский Союз продаёт Испании значительно больше, чем Испанцы должны продавать Советскому Союзу. На самом же деле русские к тому времени получили в свои руки бо́льшую часть золотого запаса Испании, в результате договорённости советского атташе с министром финансов Хуаном Негрином⁸⁵.

Федерика Монсень как министр здравоохранения и социального обеспечения

Четвёртый член кабинета Ларго Кабальеро от НКТ, Федерика Монсень, возглавляла министерство, «которого не существовало». Как она отмечала в отчёте о пребывании на министерском посту, после своего ухода в отставку, «оно [министерство] было собрано из остатков – часть от труда, другая часть от внутренних дел… Вся проблема в том, что было создано Министерство здравоохранения и социального обеспечения, которого раньше не существовало»⁸⁶.

Одна была одним из министров, которые были задержаны милиционерами НКТ по пути в Валенсию, после того как кабинет принял решение покинуть Мадрид. Возможно чувствуя свою ответственность, она почти сразу же после прибытия в Валенсию вернулась в Мадрид и провела там две недели, прежде чем приступить к организации своего министерства во временной столице.

В любом случае, опыт Монсени оказался лишь немного менее разочаровывающим, чем у остальных министров от НКТ. Прежде всего, её министерство выполняло множество разнородных функций, что заставляло её обращать больше внимания на мелкие детали, чем на общеполитические вопросы. Среди задач, которые ей приходилось решать, были следующие: детские дома; приюты для бывших проституток; перепись беженцев с территорий, оккупированных Франко, и организация их размещения; создание реабилитационных центров для инвалидов войны и труда; создание домов отдыха для контуженных солдат; хранение и распределение медицинских препаратов; борьба с эпидемиями; управление гражданскими больницами.

Монсень организовала работу министерства под началом двух советов, здравоохранения и социального обеспечения, каждый из которых состоял из представителя НКТ, представителя ВСТ и генерального секретаря. В феврале 1937 г. бывший совет по делам беженцев был слит с советом социального обеспечения. Она стремилась сократить бюрократический аппарат министерства, оставив лишь то, что было абсолютно необходимо, и впоследствии отмечала: «Я упразднила почти все высокие должности»⁸⁷.

Министр Монсень, по-видимому, внесла в кабинет меньше предложений, чем остальные министры НКТ. Она упоминает один из немногих проектов, для которых она смогла добиться одобрения кабинета: он предусматривал включение в структуру совета социального обеспечения всех частных благотворительных и социальных организаций в Республике⁸⁸.

Как и другие министры от НКТ, она сталкивалась с сильным сопротивлением других элементов в правительстве: «У меня не было декретов для рассмотрения; мне предстояло сделать множество вещей, которые не носили политического характера, которые не ущемляли ничьих интересов, которые не преобразовывали концепцию экономики, которые не революционизировали законы или юриспруденцию Испании. И всё же, несмотря на это, моей работе систематически противодействовали. Если у меня можно было отобрать здание, его отбирали; если можно было лишить меня права на что-либо, меня лишали; если для меня можно было создать препятствие, его создавали. Это была систематическая и постоянная оппозиция»⁸⁹.

Как и у её коллег из НКТ, у неё возникли особые проблемы с министром финансов Хуаном Негрином, который не предоставлял ей достаточных средств. К примеру, он выделил только 5 миллионов песет на нужды 1,5 миллионов беженцев: «На эти пять миллионов мы должны были их заселить, накормить, создать на пустом месте организацию, включить их в местную и провинциальную жизнь…»⁹⁰ Негрин отказался даже выделить 25 тысяч франков двум делегатам её министерства, которые занимались размещением испанских детей, эвакуированных во Францию⁹¹.

У Монсень возникали проблемы и с другими недружественными министрами. Так, министр образования коммунист Хесус Эрнандес отказался предоставить школы для организованных ею объединений детских домов⁹².

Много лет спустя Федерика Монсень говорила мне, что, хотя она не смогла сделать многое как министр, она думает, что кое-что всё же было достигнуто. Она особенно отмечала совместную работу своего ведомства с военным министерством по устройству госпиталей, проведённую ею реорганизацию системы детских домов и создание учреждений для бездомных и проституток, где им давали профессиональную подготовку и помогали найти работу⁹³.

Министры от НКТ и Ларго Кабальеро

Одним из самых примечательных аспектов участия анархистов в республиканском правительстве было укрепляющееся сотрудничество четырёх членов кабинета от НКТ с премьер-министром и несколькими социалистическими министрами и заместителями министров, верными ему. К началу 1937 г. внутри правительства обозначилось чёткое разделение на анархистов и социалистов фракции Ларго Кабальеро, с одной стороны, и коммунистов, правых социалистов и республиканцев – с другой.

С исторической точки зрения альянс между НКТ и кабальеристами мог показаться странным. Фактически с 1917 г. Ларго Кабальеро являлся ярым противником НКТ. В годы диктатуры Примо де Риверы он был членом Государственного совета, тогда как НКТ находилась в глубоком подполье. В первые два года Республики Ларго Кабальеро использовал своё положение министра труда, чтобы поощрять свой собственный Всеобщий союз трудящихся в ущерб интересам НКТ. В месяцы, предшествовавшие Гражданской войне, он, казалось, был фаворитом коммунистов, которые прозвали его «испанским Лениным».

Тяготение Ларго Кабальеро к министрам от НКТ, вероятно, в первую очередь объяснялось его растущей неприязнью как к испанским коммунистам, так и к советским военным, дипломатическим и прочим представителям, которые начали играть активную роль после его прихода к власти, одновременно с первыми поступлениями советской военной помощи. Как мы увидим далее, эта неприязнь предопределила его судьбу в качестве премьер-министра.

Хуан Гарсия Оливер в своих мемуарах затрагивает это сближение между сэнэтистами и Франсиско Ларго Кабальеро. Хотя ещё в конце 1936 г. премьер-министр в отдельных вопросах поддерживал позицию НКТ, Гарсия Оливер говорит, что он впервые заметил общее изменение курса Ларго Кабальеро на встрече с ним в самом начале 1937 г. На этой встрече обсуждалась проблема назначения политкомиссаров в народные военные школы, организованные Гарсией Оливером; подробности этого инцидента я освещал в одной из предыдущих глав. Гарсия Оливер пишет:

Приблизительно в это же время Хуан Лопес наладил отношения с другими прокабальеровскими лидерами социалистами. Гарсия Оливер отмечает, что к февралю 1937 г. «Хуан Лопес, благодаря своим контактам с Барайбаром и другими социалистами-кабальеристами, имел близкое отношение к работе по сближению с Ларго Кабальеро, которую я тогда вёл»⁹⁵.

Сам Хуан Лопес рассказывал мне, что Карлос де Барайбар, получив назначение на должность замминистра обороны, стал искать сближения с ним, с целью достичь соглашения между кабальеристами и сэнэтистами. Они вместе выработали основы пакта между НКТ и ВСТ, который в конечном счёте должен был привести к объединению этих двух организаций. Кроме того, планируемое соглашение НКТ и ВСТ должно было стать противовесом соглашению, незадолго до этого заключённому между правыми элементами Социалистической партии и лидерами Коммунистической партии, с перспективой слияния двух партий. Однако детали соглашения НКТ и ВСТ не были окончательно согласованы до Майских дней 1937 г., которые ускорили падение правительства Ларго Кабальеро⁹⁶.

В феврале 1937 г. лидеры анархистов узнали о том, что Ларго Кабальеро собрал на встречу многих своих сторонников из Социалистической партии, включая Анхеля Галарсу, министра внутренних дел, Родольфо Льописа, секретаря премьер-министра, и Карлоса де Барайбара, субсекретаря Военного министерства. Они собрались, чтобы обсудить «железное кольцо Коммунистической партии и Советов». Согласно Гарсии Оливеру, Ларго Кабальеро предполагал даже, что ему придётся уйти в отставку и его должность перейдёт к Гарсии Оливеру как «человеку, способному сдерживать коммунистов, интербригадовцев и комиссаров…» Однако сам Гарсия Оливер сомневался в том, что Ларго Кабальеро и его сторонники всерьёз рассматривали такую возможность, так как «они не посмели бы выступить против других секторов ИСРП и ВСТ»⁹⁷.

В любом случае, очевидно, что в последние четыре с половиной месяца правительства Ларго Кабальеро главными союзниками премьера, помимо сокращающейся фракции кабальеристов в Социалистической партии и ВСТ, были анархисты. После того, как его правительство было смещено, Ларго Кабальеро лично присутствовал на открытом отчёте Федерики Монсень о её пребывании в кабинете, что стало символическим подтверждением их альянса⁹⁸.

Советские предложения министрам-анархистам

В течение своего пребывания на должности министры-анархисты неоднократно ощущали на себе внимание советских представителей, стремившихся повлиять на их поведение и, возможно, даже их идеи. Много лет спустя Федерика Монсень писала Бернетту Боллотену:

Посол Розенберг особенно усердно добивался дружбы с Хуаном Гарсией Оливером и по меньшей мере четыре раза устраивал для него ужин. Предмет их бесед был намного более серьёзным, чем предложения Федерике Монсень (я подробнее остановлюсь на этом позднее). Последняя из этих ночных бесед проходила накануне возвращения Розенберга в Москву, после которого ему было суждено стать жертвой сталинской чистки. Гарсия Оливер чувствовал обречённость в настроении Розенберга¹⁰⁰.

Нападки сталинистов на анархистов

Однако заигрывания советских дипломатов с министрами-анархистами вовсе не мешали сталинистам наращивать кампанию против анархистов. Разумеется, одной из причин вхождения анархистов в правительство было их желание защититься от коммунистов и их союзников, однако этот ход оказался успешным лишь отчасти.

Это ясно выразила статья в «Рабочей солидарности» от 30 апреля 1937 г.:

Далее статья выступала в защиту коллективов¹⁰¹.

Очевидно, хотя время для открытого столкновения с анархистами, входившими в республиканское правительство, ещё не пришло, сталинисты и их союзники готовились к наступлению, которое было начато после Майских дней в Барселоне.

Итоги участия НКТ в правительстве Ларго Кабальеро

В то время и десятилетия спустя внутри НКТ и за её пределами велись споры о том, насколько целесообразно и эффективно было участие анархистов в республиканском правительстве. Вскоре после ухода из кабинета Хуан Лопес говорил, что при вхождении в него сэнэтисты преследовали две основных цели: образовать Народную армию, способную противостоять силам Франко; «достичь единства экономики и полностью поставить её на службу войне, чтобы выиграть её, не поставив под сомнение революционные завоевания рабочего класса». Он считал, что министры от НКТ выполнили первую задачу, но они не могли быть довольны результатами «в том, что касается единства испанской экономики, поставленной на службу войне и гарантирующей революционные завоевания пролетариата»¹⁰².

Даже Федерика Монсень, которая в эмиграции возглавляла ортодоксальную, или радикальную, фракцию испанских анархистов, оценивала участие НКТ в правительстве положительно. Она говорила мне, что иногда это участие казалось ей ошибкой, но в итоге она пришла к выводу, оно было оправданным. Она говорила, что политика НКТ – быть везде, в армии, в экономических организациях, в правительстве, безусловно, помогала продолжать войну и сохранять у людей веру в её цели¹⁰³.

Если не брать анархистов, то социалист Родольфо Льопис, генеральный секретарь правительства при Ларго Кабальеро, говорил мне, что министры от НКТ «показали себя очень хорошо». Он считал их лояльными Ларго Кабальеро, сознательными, отмечал, что они вели себя «очень по-министерски» и «вполне консервативно». Поясняя последний эпитет, Льопис сказал мне, что четыре министра-анархиста первыми предложили премьер-министру «милитаризовать» милицию, признав, что милиционные колонны не подходили для той войны, которую вела Республика¹⁰⁴.

Возможно, лучшую оценку достижениям анархистов в республиканском правительстве дал Сесар Лоренсо:

30. Майские дни в Барселоне

В первую неделю мая 1937 г. в Барселоне и других каталонских городах прошла малая гражданская война в ходе общенациональной гражданской войны. Эти Майские дни стали кульминацией первого этапа борьбы сталинистов за власть над Испанской республикой.

Испанский анархист Мануэль Круэльс безусловно прав, когда пишет: «Майские события в Барселоне представляют собой жестокое и кровопролитное столкновение между двумя разными идеологическими концепциями пролетариата – коммунизмом и анархизмом. Все остальные участники, хотя они и мелькали в пропаганде, были в этом противоборстве актёрами второго плана…»¹

Последствия событий первой майской недели были далеко идущими. Нет сомнения, что они серьёзно подорвали власть, авторитет и единство анархистов. Так же очевидно, что они дали республиканскому правительству возможность свернуть автономию каталонского Хенералидада. Что ещё более важно, майские события позволили коммунистам осуществить свои давние планы, сместив Франсиско Ларго Кабальеро с поста премьер-министра и заменив его лояльным попутчиком, который заискивал перед ними до конца войны и даже после неё.

В ходе министерских перестановок коммунистам удалось устранить из правительств Республики и Каталонии не только анархистов, но и других своих политических соперников. Наконец, коммунисты использовали Майские дни как предлог для того, чтобы поставить вне закона Рабочую партию марксистского единства (ПОУМ) и запустить масштабную кампанию запугивания, цензуры, преследования и даже физического устранения анархистов, кабальеристов и других элементов, стоявших на пути к их полному господству в республиканской Испании.

Однако, как мы увидим в следующих главах, несмотря на все их ресурсы и усилия, сталинисты не смогли ни устранить анархистов как самый популярный и самый многочисленный политический элемент в лоялистской Испании, ни лишить их контроля над значительной частью экономики и ключевыми войсковыми соединениями. Более того, Майские дни могли указать коммунистам на опасность открытой конфронтации с НКТ–ФАИ, и они решились повторить свою попытку лишь за несколько недель до конца Гражданской войны.

События Майских дней вплоть до наших дней вызывают горячие споры. Фактическая сторона событий относительно ясна, однако истинные мотивы и цели каждой из участвовавших групп остаются менее очевидными.

События на улицах Барселоны²

Анархист Мануэль Круэльс отмечает напряжённость, предшествовавшую Майским дням: «1 и 2 мая в Барселоне все политические и профсоюзные организации “были при оружии”, как если бы они стояли на передовой, каждая в своей траншее, ожидая приказа атаковать. В штаб-квартирах каждой из них были приняты особые меры предосторожности, и все они усилили свои вооружённые отряды. Все следили за передвижениями друг друга и возможной концентрацией людей и снаряжения…»³

Джордж Оруэлл, который находился в отпуске в Барселоне после нескольких месяцев, проведённых на Арагонском фронте в 29-й дивизии ПОУМ, позже сообщал о том, что он видел в начале Майских дней:

Всё действительно «началось» около трёх часов дня, когда три грузовика с полицейскими под командованием Эусебио Родригеса Саласа, директора общественной безопасности Каталонии и члена ОСПК, прибыли к телефонной станции на Пласа-де-Каталунья, в центре города. Родригес Салас предъявил приказ, подписанный советником по внутренним делам Артемио Айгуадером из партии ЭРК, и потребовал, чтобы рабочие передали ему контроль над телефонной станцией.

Как и другие коммунальные предприятия города и региона, телефонная компания с июля 1936 г. находилась в руках рабочих. К началу Майских дней ею управлял рабочий контрольный комитет, большинство в котором принадлежало НКТ (что отражало её влияние среди рабочих), с меньшинством ВСТ и председателем, назначенным каталонским правительством, в соответствии с декретом о коллективизации. Поэтому предъявленный Родригесом Саласом приказ о передаче телефонной станции был из ряда вон выходящим.

Родригес Салас приказал своим людям войти в здание и разоружить находящихся в нём рабочих. Здесь, как и во всех учреждениях и коммунальных предприятиях города, держали некоторое количество оружия, «чтобы защищаться от фашистов». Полицейские смогли разоружить рабочих на первом этаже «Ла Телефоники».

Однако, когда рабочие на верхних этажах поняли, что́ происходит внизу, они оказали полиции сопротивление. Имея по крайней мере один пулемёт, они смогли отразить нападение, и полицейские прекратили свои попытки захватить верхние этажи телефонной станции, которые несколько дней оставались в руках рабочих⁵.

Согласно изложению Рудольфа Роккера, когда произошло нападение на «Ла Телефонику», на соседние улицы почти сразу же «высыпали бойцы ОСПК, которые начали быстро возводить баррикады»⁶. Хотя никто из тех, к кому я обращался, не подтвердил эту информацию, все источники согласны с тем, что полицейский рейд на «Ла Телефонику» и последовавшая перестрелка в здании стали той искрой, которая вызвала пожар народного возмущения по всему городу.

Аугустин Сухи описывал то, что произошло, когда новости о нападении на телефонную станцию распространились по Барселоне:

Тем временем местные анархические группы в разных частях города вступили в бой. Аугустин Сухи писал вскоре после этих событий: «Начиная с мрачных времён диктатуры и до нынешнего дня НКТ и ФАИ имели свои комитеты обороны. Эти комитеты немедленно начали действовать, их члены взялись за оружие»⁷. Однако Мануэль Круэльс отмечает, что большинство анархистов были вооружены пистолетами и ручными гранатами, и, несмотря на утверждения сталинистов о том, что НКТ прячет винтовки, к началу майских событий в наличии было сравнительно небольшое их количество⁸.

Диего Абад де Сантильян описывал ситуацию через несколько часов после начала конфликта: «Либертарные народные силы преобладали на окраинах, а сопротивление коммунистов и ЭРК сосредотачивалось в основном центре на улице Клариса и Диагонали, в разрозненных зданиях на Пасео-де-Грасия и Пласа-де-Каталунья, на Пуэрта-дель-Анхель и в резиденции каталонского правительства»⁹.

Коммунисты также удерживали казармы имени Карла Маркса. Человек, в то время бывший секретарём «Либертарной молодёжи» в Каталонии и участвовавший в осаде этих казарм, спустя годы рассказывал, что коммунисты, вооружённые одними дробовиками, были окружены анархистами, у которых имелись пулемёт и даже пушка. Он утверждал, что анархисты легко могли захватить казармы имени Карла Маркса, но они получили от своих лидеров приказ не стрелять в коммунистов – хотя те время от времени обстреливали баррикады. В итоге, также по приказу лидеров, анархисты через несколько дней оставили баррикады¹⁰.

Аугустин Сухи описывал то, что происходило в рабочих районах на окраинах города:

ПОУМ настаивала, что с протестом выступили не только рабочие НКТ. В брошюре, изданной в 1938 г., поумисты говорили: «Многие рабочие из ВСТ стояли на майских баррикадах вместе с другими рабочими… Стачка была единодушно поддержана, и ни в одной организации не возникало мысли сорвать её»¹³.

Однако бурление охватило не только рабочие районы, отдалённые или даже близкие. Во многих местах в центре города также раздавали оружие и строили баррикады, чтобы не допустить захвата зданий полицией.

Джордж Оруэлл описывал ситуацию в конце дня и вечером 3 мая на Рамблас – широкой улице, тянувшейся вниз от Пласа-де-Каталунья к портовой зоне. Он писал, что, когда он шёл вниз по Рамблас к отелю «Фалькон», который был «чем-то вроде общежития ПОУМ, где обычно останавливались ополченцы, приехавшие в отпуск», мимо него «в обратном направлении промчался грузовик, набитый анархистами с винтовками в руках. На кабине, вцепившись в ручки лёгкого пулемёта, лежал на горке матрасов растрёпанный паренёк. Когда мы добрались до гостиницы “Фалькон”, находившейся в нижнем конце Рамблас, в холле уже толпилось много людей. Никто толком не знал, что нужно делать, и ни у кого, за исключением бойцов ударного батальона, охранявших здание, не было оружия». Оруэлл «перешёл улицу и поднялся в помещение местного комитета ПОУМ. На верхнем этаже, где ополченцы обычно получали жалованье, тоже гудела возбуждённая толпа. Высокий мужчина лет тридцати с бледным и красивым лицом, одетый в гражданское, пытался навести порядок; он раздавал ремни и пачки патронов, сваленные в кучу в углу комнаты. Винтовок ещё не было… Потом из внутренних помещений высокий мужчина и другие люди стали приносить охапки винтовок»¹⁴.

Через несколько часов, когда Оруэлл вернулся с ужина, он увидел: «У каждого окна были выставлены вооружённые часовые, возле дома на улице дежурила небольшая группа бойцов ударного батальона, проверявших документы случайных прохожих. Проехала, щетинясь стволами винтовок, патрульная машина анархистов»¹⁵.

Вряд ли можно сомневаться в том, что реакция рядовых анархистов и поумистов Барселоны на попытку захвата «Ла Телефоники» была стихийной. Чтобы убедиться, что это выступление не было заранее спланировано лидерами ПОУМ и НКТ, достаточно отметить тот факт, что их газеты, поумовская «Борьба» и анархо-синдикалистская «Рабочая солидарность», издавались в районах, которые не контролировались рабочими силами, и не было принято никаких мер, чтобы защитить их или переместить, прежде чем начались столкновения¹⁶.

Тем не менее Хуан Гарсия Оливер много лет спустя в своих мемуарах задавался вопросом: не могли ли сэнэтисты на баррикадах получать, по крайней мере в первый день боёв, поддержку и даже указания от Хулиана Мерино, лидера профсоюза портовых рабочих НКТ. Гарсия Оливер пишет, что вскоре после его прибытия в Барселону 4 мая, когда он хотел воспользоваться таксофоном в региональной штаб-квартире НКТ–ФАИ, аппарат был занят Мерино, который вёл долгие переговоры с разными людьми. Однако руководители региональной организации сказали Гарсии Оливеру, что Мерино не получал никакого официального назначения и что они до сих пор не могут установить постоянную связь с баррикадами и другими центрами сопротивления анархистов¹⁷.

В то же время ясно, что члены «Либертарной молодёжи» играли особую роль в этом выступлении, начавшемся после нападения на «Ла Телефонику». Много лет спустя Фидель Миро, который в мае 1937 г. возглавлял «Либертарную молодёжь», говорил, что они являлись «ядром» анархического сопротивления на большей части Барселоны. Он отмечал, что подростки, состоявшие в ЛМ, активно патрулировали городские районы с самодельными бомбами на поясе, которые оказывались весьма эффективными в уличных схватках с бойцами ОСПК и полицией¹⁸.

Через несколько часов после начала противостояния региональное и национальное руководство НКТ–ФАИ начало переговоры с каталонским правительством и ОСПК. Лидеры НКТ–ФАИ ежечасно призывали своих сторонников сложить оружие, однако конфликт, то затухая, то вновь разгораясь, продолжался больше трёх дней.

Аугустин Сухи писал, что 4 мая «в первые часы утра началась стрельба в центре города. Дворец юстиции был занят полицией. Бои вспыхивали повсюду. Несколько штаб-квартир НКТ были захвачены полицией»¹⁹. Кроме того, согласно Сухи, «около 5 часов дня произошёл исключительно жестокий и кровавый инцидент на Виа-Дуррути [бывшая Виа-Лаетана], недалеко от Дома НКТ–ФАИ, где располагался Региональный комитет этих двух организаций. Два автомобиля ехали в Региональный комитет со стороны доков. Примерно в 300 метрах от Дома была баррикада, которую занимали каталонские полицейские и члены ОСПК с красными повязками на рукавах. Когда автомобили подъехали к баррикаде, находившимся в них людям приказали остановиться и сдать оружие. Когда они вышли из автомобилей, чтобы выполнить этот приказ, их расстреляли из винтовок…»²⁰

Региональное руководство НКТ–ФАИ находилось в самом центре основного района, контролировавшегося силами полиции и ОСПК, между Пласа-де-Каталунья и Пуэрта-дель-Анхель. Было ясно, что Дом НКТ является наиболее вероятной целью нападения этих сил. Сухи комментировал: «Поскольку стало очевидно, что полиция не только не собирается прекратить нападения, но и готовится напасть на расположение самого Регионального комитета, Комитет обороны решил вызвать с военных заводов два бронеавтомобиля для защиты Дома и находившихся в нём людей. Они прибыли вечером и находились в боевой готовности в течение всего периода столкновений»²¹.

Джордж Оруэлл также описал события 4 мая, второго дня борьбы, которые застали его в районе Рамблас. Он видел, как отряд из 20–30 гражданских гвардейцев захватил кафе «Мокка» рядом со штаб-квартирой ПОУМ и забаррикадировался там. После небольшой перестрелки между ними и поумистами было заключено своеобразное перемирие²².

Вскоре после этого Жорж Копп, бельгийский милиционер из дивизии ПОУМ, который, как и сам Оруэлл, приехал с фронта в отпуск, разъяснил ему положение: «Если здание ПОУМ подвергнется нападению, наша задача его защищать, но руководители ПОУМ разослали инструкцию, в которой предлагали держаться оборонительной тактики и не открывать огня, если этого можно избежать»²³.

Бойцы ПОУМ отправились через улицу в кинотеатр «Полиорама», над которым находилась «маленькая обсерватория с двойным куполом. Купол возвышался над улицей, и несколько бойцов с винтовками могли сорвать любую атаку на здания ПОУМ… Что касается гвардейцев в кафе “Мокка”, то с ними хлопот не будет. Они драться не хотят и никого не тронут, лишь бы их не трогали». Оруэлл добавляет: «Следующие три дня и три ночи я просидел на крыше “Полиорамы”. Слезал я с неё ненадолго, только чтобы забежать в гостиницу и наскоро поесть»²⁴.

Оруэлл также дал красочное описание общей ситуации в центре города, не только 4 мая, но и до самого конца боёв:

5 мая, несмотря на ведущиеся переговоры, борьба продолжалась. Аугустин Сухи отмечал:

5 мая произошло также одно из самых громких убийств анархистов за время Майских дней. Жертвами убийства стали Камилло Бернери и его соратник Франческо Барбьери. Бернери, самый известный итальянский анархист того времени, приехал в Испанию после 19 июля, что участвовать в организации интернационального подразделения милиции НКТ–ФАИ. Он издавал в Барселоне газету «Классовая борьба» (Guerra di Classe), в которой резко выступал против уступок, сделанных НКТ–ФАИ в первые месяцы Гражданской войны. Одновременно он осуждал политический шантаж, в котором участвовали советские представители, пытавшиеся получить выгоду за счёт военной помощи Республике²⁷.

Аугустин Сухи описывал обстоятельства «ареста» Бернери и Барбьери и их последующего убийства:

Жилище Бернери находилось всего в двух или трёх кварталах от Хенералидада, где были обнаружены их тела.

6 мая столкновения продолжались. В этот день произошло два важных события: уход сэнэтистов с телефонной станции и нападение полиции и милиционеров ОСПК на главную железнодорожную станцию города, до тех пор находившуюся в руках анархистов.

Хотя местные федерации НКТ и ВСТ выпустили обращения с призывом вернуться к работе, «работа нигде не возобновлялась. Полиция ночью продолжала совершать нападения и укреплять свои позиции, с очевидным намерением расширить борьбу… В четверг утром улицы предстали более спокойными. Центр старого города всё ещё напоминал крепость. На главных улицах уже появлялись повозки, и можно было заметить случайных пешеходов. Трамвайные пути, разрушенные во время боёв, восстанавливались»²⁹.

Однако мир в каталонскую столицу ещё не вернулся. Аугустин Сухи описывал события на «Ла Телефонике»:

Сухи также рассказал о нападении на Французский вокзал. Он отметил, что оно началось через час после ухода сэнэтистов с «Телефоники»; штурмовые гвардейцы напали с одной стороны, члены ОСПК из казарм имени Карла Маркса – с другой. «Рабочие больше не могли рассчитывать на телефон. Атмосфера в центре города стала напряжённой. Взрывались бомбы. Винтовки и пулемёты нарушали тишину города»³¹.

Джордж Оруэлл отметил одну особенность ситуации, сложившейся к 6 мая, которая, возможно, стала важным фактором прекращения борьбы. Это была острая нехватка продовольствия. Говоря об отеле «Континенталь», где оставалась его жена и где он иногда обедал в дни кризиса, Оруэлл писал: «…Есть, по существу, было нечего. В этот четверг главным блюдом за обедом были сардины – по одной сардинке на человека. Уже несколько дней в гостинице не было хлеба, иссякал даже запас вина, поэтому мы пили всё более и более старые вина, по всё более и более высокой цене. Недостаток продовольствия ощущался и несколько дней после окончания боёв»³².

Столкновения закончились 7 мая: «…Барселона почти полностью преобразилась. Выполняя своё обещание, рабочие оставили баррикады. Во многих местах баррикады уже были разобраны… Но они сохранили своё оружие»³³.

Оруэлл так описывал ситуацию 7 мая: «…На следующий день всё выглядело так, как если бы бои действительно кончились… К вечеру улицы приобрели почти совсем нормальный вид, хотя покинутые баррикады всё ещё оставались на своих местах. На Рамблас было полно народу, почти все магазины открылись, и – что самое утешительное – дёрнулись и покатились по улицам казавшиеся замёрзшими трамваи»³⁴.

События в других частях Каталонии

Майские события отнюдь не ограничивались одной Барселоной. Как только новости о начале противостояния достигли провинциальных городов, анархисты и поумисты приняли «упреждающие» меры. В других местах борьба началась на третий день конфликта, в основном по тем же причинам, что и в Барселоне.

Согласно Виктору Альбе: «В провинциальных городах стихийно возникло единство действия. В Таррагоне и Хероне, к примеру, активисты НКТ и ПОУМ, действуя на опережение, заняли штаб-квартиры “Эстат Катала” и ОСПК. В Лериде они взяли под контроль город»³⁵. Он добавляет, что позднее «в Хероне и Лериде, где ПОУМ преобладала, ничего не происходило. Членов ОСПК нигде не было видно, и полиция оставалась в своих казармах»³⁶.

6 мая произошёл один примечательный случай: Региональный комитет НКТ получил сообщение о том, что каталонские националисты и ОСПК захватили село Сан-Хуан, недалеко от Барселоны. После этого, согласно Аугустину Сухи, «вооружённые рабочие НКТ и ФАИ вошли в село, освободили своих товарищей и разоружили противников, после чего их вывели на площадь и заставили держать ответ за свои действия. Их предупредили, чтобы они больше не поднимали оружие против народа. И затем анархисты отпустили своих противников»³⁷.

В других городах события Майских дней приняли более серьёзный оборот с точки зрения анархистов. По словам Карлоса Семпрун-Мауры: «Кровавые столкновения в Таррагоне и Тортосе начались в то же время, что и в Барселоне. 5 мая в восемь утра полиция появилась в отделениях “Ла Телефоники” в обоих городах, которые, как и в Барселоне, управлялись контрольным комитетом НКТ–ВСТ. Захват зданий телефонной компании полицией стал сигналом к борьбе». Заняв телефонную станцию в Таррагоне, полиция отключила телефоны НКТ и ФАИ.

Через четыре часа после захвата таррагонской телефонной станции представитель связистов встретился с подполковником, командовавшим местными войсками. Они договорились, что полиция отступит в вестибюль, оставив остальные помещения телефонной станции рабочим, но начальник полиции отклонил эти условия. Тем временем в штаб-квартирах ЭРК и ОСПК раздавалось оружие.

Утром 6 мая было совершено нападение на таррагонский штаб «Либертарной молодёжи», но оно было отбито. Позднее, в шесть вечера, молодёжная организация вновь была атакована, на этот раз успешно.

Тем временем местный делегат центрального правительства, капитан авиации Барбета, потребовал, чтобы таррагонские анархисты сдали всё своё оружие. После долгих споров они всё же сделали это. На следующее утро, в три часа, полиция ворвалась в местный офис каталонского советника по обороне, за этим последовала широкая облава на анархистов, и около 15 из них были убиты.

Обо всех этих событиях несколько дней спустя сообщила «Рабочая солидарность», хотя её статья подверглась суровой цензуре³⁸.

В Тортосе после захвата телефонной станции начались ожесточённые уличные бои. Анархисты одержали победу, но колонна Штурмовой гвардии, отправленная центральным правительством в Барселону, задержалась в Тортосе, чтобы «восстановить порядок». В ходе этого были совершены рейды на штаб-квартиры НКТ и ФАИ, многие местные лидеры анархистов были арестованы, и их тела потом обнаружили лежащими на шоссе³⁹.

Похожие случаи происходили и в других местах. Так, 200 штурмовых гвардейцев захватили посёлок Ла-Сения в провинции Таррагона. Они разгромили штаб-квартиры НКТ и «Либертарной молодёжи» и арестовали восемь лидеров анархистов. Впоследствии, как сообщала НКТ: «Коллективизированные предприятия были распущены, их помещения были заняты войсками при содействии республиканско-буржуазных элементов и активистов ОСПК. Действия были направлены против экономических завоеваний пролетариата». Сорок анархистов были арестованы и увезены в Тортосу. Многие из них были захвачены у себя дома во время рейдов.

События, подобные этим, происходили во время Майских дней во многих других городах и посёлках, включая Амелья-дель-Мар, Вильяталан, Ампосту, Бехию и Вик⁴⁰.

Роль анархических лидеров в событиях Майских дней

Почти сразу же, как только начались столкновения в Барселоне днём 3 мая, городские и региональные лидеры анархического движения попытались вступить в переговоры с каталонским президентом Луисом Компанисом и лидерами ЭРК и ОСПК, чтобы прекратить конфликт. В следующие два дня к ним присоединились национальные лидеры НКТ и ФАИ, и переговоры продолжались до утра 7 мая, когда наконец было достигнуто «соглашение». Всё это время лидеры анархистов неоднократно обращались к своим сторонникам – а также к другой стороне – с призывом прекратить огонь.

По-видимому, первым шагом анархических лидеров было отправить на телефонную станцию «председателя полиции товарища Эролеса, генерального секретаря патрулей товарища Асенса и товарища Диаса», чтобы уговорить штурмовых гвардейцев оставить здание. Однако, как отмечает Аугустин Сухи: «Усилия наших товарищей ни к чему не привели».

После этого Валерио Мас, в то время секретарь Регионального комитета НКТ, отправился с делегацией к премьер-советнику Хосе Таррадельясу и советнику по внутренним делам Артемио Айгуадеру и попросил их вывести полицию с «Ла Телефоники». По словам Аугустина Сухи, «Таррадельяс, как и Айгуаде, заверил их, что ему ничего неизвестно о происшествии на телефонной станции. Но впоследствии выяснилось, что Айгуаде лично отдал приказ о её захвате».

Мануэль Муньос Диас, входивший в эту делегацию, много лет спустя сообщал: «Между НКТ и каталонским правительством было достигнуто соглашение: либертарное движение останется на тех позициях, с которых его попытались вытеснить…» Однако, добавлял он, «те, кто был заинтересован в продолжении конфликта, не обращали внимания на распоряжения Хенералидада, и борьба охватила весь город»⁴¹.

Хосе Пейратс отмечал, что члены каталонского правительства от НКТ потребовали отправить в отставку Артемио Айгуадера и уволить из полиции Родригеса Саласа за незаконные действия в отношении «Ла Телефоники», но президент Компанис категорически отказался выполнить это требование. Мануэль Круэльс спустя годы писал: «Моё расследование подтвердило версию Пейратса… Если бы президент Компанис в этот момент энергично вмешался, как он делал в других случаях, и отправил в отставку советника по внутренним делам и генерального комиссара общественного порядка, как ему следовало сделать по логике вещей, этой кровавой недели в Барселоне не было бы. Конечно, коммунисты, которые затеяли это, хотели конфликта, но они, скорее всего, подчинились бы воле президента Компаниса, неохотно, но всё же подчинились бы. В тот момент выступать против него было не в их интересах»⁴².

Вскоре после беседы Валерио Маса с Таррадельясом и Айгуадером Региональный комитет НКТ «объявил по радио, что он сделает всё возможное, чтобы заставить полицию покинуть здание [телефонной станции]. Рабочих призвали сохранять спокойствие и достоинство»⁴³.

Следующим утром в девять часов прошло заседание республиканского кабинета в Валенсии, на котором обсуждался барселонский конфликт. Министрам доложили, что НКТ контролирует бо́льшую часть города, но нет точной информации о том, «затронуло ли осложнение Арагонский фронт». Гарсия Оливер пишет в своих мемуарах, что «если бы это произошло, то крах рубежей обороны, от Пиренеев до Эстремадуры, не заставил бы себя ждать, наступил бы кровавый хаос, который мог вызвать иностранную интервенцию».

Двое министров-анархистов, Федерика Монсень и Хуан Пейро, предложили отправить в Барселону «сильную делегацию» НКТ и ВСТ, чтобы урегулировать ситуацию. Все согласились с этим, и в итоге было решено, что министр юстиции Хуан Гарсия Оливер и национальный секретарь Мариано Васкес (Марианет) поедут от НКТ, а Паскуаль Томас и Карлос Эрнандес Санкахо – от национального руководства ВСТ⁴⁴.

Эта делегация прибыла в барселонскую штаб-квартиру НКТ–ФАИ после пяти часов вечера⁴⁵. Региональный комитет НКТ в это время проводил заседание. Было решено, что Гарсия Оливер, Марианет и представители ВСТ отправятся на правительственную радиостанцию и призовут своих сторонников прекратить борьбу. Они связались с Луисом Компанисом, и тот, посовещавшись с кем-то, разрешил им прийти.

Как ранее, от аэропорта до центра города, так и теперь, от штаб-квартиры НКТ–ФАИ до Дворца Хенералидада (хотя они находились в нескольких кварталах друг от друга), валенсийским представителям пришлось идти под сильным огнём, особенно со стороны штаб-квартиры ОСПК, находившейся в одном или двух кварталах от Хенералидада.

В каталонском правительстве, говорит Гарсия Оливер, «мы были весьма холодно приняты Компанисом, и к нам холодно относились все, кто нам встречался». Тем не менее делегатам НКТ и ВСТ разрешили обратиться по радио к людям, сражавшимся по всему городу.

Гарсия Оливер в своих мемуарах описывает, как он воспринимал свою роль и роль своих коллег в тот момент: «Это была История, которую мы творили. Это была История, в которой мы жили. Мы должны были спасти как можно больше человеческих жизней. Мог наступить день, когда мы сами подняли бы движение, но не то, которое мы сейчас пытались остановить. Когда это случится, наше движение будет тщательно спланировано нами, и инициатива будет нашей. Не как в эти моменты, когда оно спланировано против нас чуждыми нам элементам»⁴⁶.

Гарсия Оливер начал своё выступление с обращения: «Трудящиеся Каталонии! Мы говорим из Дворца Хенералидада». Вспомнив речь, с которой он выступал на той же станции вскоре после 19 июля, он сказал: «Над нами тяготеет библейское проклятие Каина и Авеля. Я не знаю, кто из нас здесь Каин и кто Авель… но можете ли вы, товарищи, поверить в то, что в антифашистской семье, среди антифашистских братьев может повториться библейская история Каина…»

Выразив потрясение, которое он испытал, пересекая город, охваченный оружейным огнём, Гарсия Оливер призвал: «Каждый из вас, каждая группа в районе, на улице, оградите себя от всех провокаций, прекратите огонь, товарищи…»

Пообещав, что проблемы, вызвавшие выступление, будут решены на переговорах, он взывал к своим слушателям: «Не создавайте в эти мгновения, когда нужно прекратить огонь, культ мёртвых. Не позволяйте мёртвым, страстям мёртвых, ваших братьев, ваших павших друзей, помешать в этот момент прекращению огня».

Зная, что некоторые анархисты будут потрясены его мольбой и подумают, будто его вынудили это сказать, Гарсия Оливер добавил: «Вы понимаете меня, вы знаете меня достаточно хорошо, чтобы понимать, что в такие моменты я говорю только в силу побуждения моей доброй воли; вы знаете меня достаточно хорошо, чтобы быть уверенными, что никогда, ни раньше, ни сейчас, ни в будущем, никто не сможет вырвать из моих уст неискреннего заявления».

Гарсия Оливер закончил свою речь словами, за которые его впоследствии особенно критиковали анархисты: «Все, кто погиб сегодня, – мои братья, я склоняюсь перед ними и целую их. Они – жертвы антифашистской борьбы, и я целую их всех без различия»⁴⁷.

Мариано Васкес выступил с подобным же обращением. Он сказал: «Товарищи! Братья! Люди Барселоны и всей Каталонии! Мы должны прекратить то, что здесь происходит; мы должны прекратить это, чтобы наши товарищи на фронте знали, что мы понимаем действительность настоящего момента. Чтобы они могли обратить всё своё внимание на врага, не боясь, что мы создадим больше трудностей, больше конфликтов… Прекратите огонь, товарищи!»⁴⁸

Тем временем, в течение 4 марта, НКТ–ФАИ передала несколько обращений по своей радиостанции. Одно было адресовано полиции: «Вы хорошо знаете, и у вас есть доказательства этого, что НКТ–ФАИ не против вас, ни как отдельные лица, ни как организация. Предложите своё оружие народу и займите место на его стороне, как вы сделали 19 июля. Ни НКТ, ни ФАИ не хотят устанавливать диктатуру. Но они и не потерпят диктатуру других, пока жив хотя бы один из их членов…»

Другое радиообращение было передано региональными комитетами НКТ и ФАИ жителям Барселоны: «НКТ и ФАИ обращаются к вам теперь, чтобы сказать вам, что они не хотят проливать кровь братьев-рабочих на улицах Барселоны. Но мы не потерпим провокаций со стороны тех, кто, злоупотребляя своими должностями, хотят уничтожить права рабочих НКТ и ВСТ, как произошло вчера, когда они силой попытались захватить телефонную станцию».

Вскоре после этого было передано ещё одно обращение НКТ к рабочим Барселоны: «Мы не несём ответственности за то, что происходит сейчас. Мы не нападаем. Мы лишь защищаемся. Не мы это начали, не мы это спровоцировали… Рабочие НКТ и ВСТ! Вспомните путь, пройденный нами вместе… Сложите своё оружие! Обнимитесь как братья! Мы победим, если объединимся. Если же мы сражаемся сами между собой, мы неминуемо придём к поражению. Подумайте! Мы протягиваем нашу руку, и она безоружна. Сделайте то же самое, и всё будет забыто»⁴⁹. Копии этого обращения раздавались на многих баррикадах⁵⁰.

Диего Абад де Сантильян описывал усилия, которые прилагали он и другие лидеры НКТ–ФАИ 4 и 5 мая, пытаясь положить конец конфликту: «Пока другие говорили с населением по радио, единодушно призывая прекратить огонь, мы продолжали поддерживать контакт с районными комитетами и с элементами, которые, как мы знали, пользовались влиянием среди сражающихся. Через несколько часов начал ощущаться эффект нашего вмешательства. Мы обещали не оставлять наш пост ни днём, ни ночью, пока все не сложат своё оружие. И мы оставались в Хенералидаде, на телефонах двое суток подряд, пока не было сформировано новое правительство и огонь не прекратился»⁵¹.

Однако лидеры анархистов не находили понимания со стороны президента Компаниса и поддерживавших его республиканских и социалистических лидеров. Сантильян вспоминает, как однажды Компанис пригрозил им, что если восемь полицейских, которые были схвачены анархистами, не будут освобождены, то «он не может отвечать за дисциплину» всей каталонской полиции.

Лидеры анархистов, находившиеся Хенералидаде, приняли решительные меры, чтобы обезопасить себя. Они позвонили на береговые батареи НКТ в Монтжуике и приказали: «Не стреляйте – мы здесь. Но звоните нам каждые десять минут. Если мы не ответим на ваш звонок, поступайте по своему усмотрению».

Сантильян продолжает: «Мы попросили провести чрезвычайное заседание с участием Компаниса, Комореры, Видьельи, Таррадельяса, Кальвета и всех бывших советников Хенералидада, чтобы принять решение… Мы объяснили, что береговые батареи нацелены на Хенералидад и одного их выстрела будет достаточно, чтобы все были погребены под обломками здания, что все мы разделим одну судьбу… Прицел береговых батарей оказал изумительный успокаивающий эффект. Пока мы продолжали обсуждение, нам перезвонил артиллерист, и мы повторили приказ. Мы добились нового правительства…»⁵²

Новое правительство состояло из четырёх советников, подчинявшихся президенту Луису Компанису. Это были Карлос Марти́ Фесед от «Левых республиканцев Каталонии»; Валерио Мас, секретарь Регионального комитета НКТ; Антонио Сезе́, генеральный секретарь каталонского ВСТ и давний сталинист; и Хоакин Поу от Союза рабасайрес⁵³.

К сожалению, новое правительство было разрушено прежде, чем смогло собраться, так как Антонио Сезе был убит по пути в Хенералидад. Как отмечает Бернетт Боллотен: «Кто совершил это убийство, так и не выяснили, хотя в обвинениях недостатка не было»⁵⁴.

Анархисты настояли, чтобы немедленно была назначена замена Сезе. Предложили Рафаэля Видьелью, его кандидатура была принята, и новое правительство официально было сформировано⁵⁵ – хотя в тот момент его реальная власть распространялась лишь на несколько кварталов вокруг площади, на которой располагался дворец Хенералидада.

5 мая в 17:00 Региональный комитет НКТ предложил прекратить огонь. «Каждая партия сохранит свои позиции. Полицию и гражданских, сражающихся на её стороне, особенно попросят прекратить стрельбу. Ответственные комитеты должны быть сразу же проинформированы, если соглашение где-либо будет нарушено. Защитники профсоюзных штабов должны сохранять спокойствие и ожидать дальнейших сообщений».

Аугустин Сухи писал: «Предложение перемирия было принято правительством, но вооружённые силы, которые, как предполагалось, действовали в защиту этого правительства, не обратили на него внимания. В течение дня они попытались окружить штаб Регионального комитета – Дом НКТ–ФАИ»⁵⁶.

Тем временем, также 5 мая, Гарсия Оливер вернулся в Валенсию. Мариано Васкес остался в Барселоне, и в этот же день к нему присоединилась Федерика Монсень. Много лет спустя Монсень говорила мне, что она не знает, то ли потому, что боевой пыл к тому времени начал угасать, то ли потому, что рабочие-анархисты верили ей больше, чем многим другим лидерам, но ей удалось прекратить огонь⁵⁷. Можно усомниться в том, что влияние Монсень оказалось решающим, как ей виделось впоследствии, но ясно, что она сыграла важную роль в прекращении конфликта.

Одним из первых действий Федерики Монсень, после прибытия во Дворец Хенералидада и встречи с президентом Луисом Компанисом, стало взятие ею под контроль, от имени республиканского правительства, телефонного узла дворца. Хосе Пейратс поясняет: «Телефонный узел Хенералидада, хотя и контролировался Компанисом, оставался в распоряжении воинственных советников, которые по телефону вызывали огонь и отдавали приказы о нападении марксистским центрам и “Эстат Катала”. Личное вмешательство министра, взявшего эту линию связи под контроль, немало способствовало умиротворению обстановки»⁵⁸.

В ночь на 6 мая НКТ и ВСТ совместно призвали своих членов вернуться к работе. Их воззвание заканчивалось словами: «Местные федерации НКТ и ВСТ просят, чтобы их члены воздержались от любых проявлений враждебности. Взаимопонимание и солидарность – вот требования текущего часа. Профсоюзные билеты обеих организаций должны уважаться каждым, и рабочие комитеты обязаны уважать всех работников без различия. За работу, товарищи из НКТ и ВСТ!» Однако, хотя это обращение было передано по радио и появилось в газетах, оно не было услышано⁵⁹.

6 мая баррикады оставались на своих местах, и в течение всего дня продолжалась эпизодическая стрельба. В 18:45 региональные комитеты НКТ и ФАИ совместно «отправили очередную делегацию к правительству, чтобы выяснить, что́ оно собирается делать»⁶⁰. Примерно через три часа «НКТ и ФАИ внесли новые предложения по прекращению столкновений. Эти предложения были следующими: все партии и группы обязаны отозвать свои вооружённые отряды и патрули с баррикад; все арестованные с обеих сторон должны быть немедленно освобождены; не должно быть никаких репрессий. Ответа требовали в течение двух часов»⁶¹.

Тем временем по телетайпу проходили консультации между Мариано Васкесом и Федерикой Монсень в Барселоне, с одной стороны, и Гарсией Оливером и министром внутренним дел Анхелем Галарсой, близким другом премьер-министра Ларго Кабальеро, в Валенсии – другой. В ходе разговора Васкес и Монсень ясно дали понять, что нахождение на посту комиссара Эусебио Родригеса Саласа, под руководством которого полиция продолжала преследовать и убивать сэнэтистов, является главным препятствием для окончания конфликта. Гарсия Оливер договорился, что Галарса, который накануне взял на себя руководство силами общественного порядка в Каталонии, немедленно уволит Родригеса Саласа и заменит его кадровым полицейским. Галарса подтвердил это распоряжение перед Васкесом и Монсень.

Они также договорились, что на следующий день, в пятницу 7 мая, в Барселоне попытаются установить перемирие по крайней мере на три часа, с 6–9 часов утра. Монсень и Васкес пообещали, что постараются уговорить хотя бы часть своих сторонников оставить баррикады ещё до того, как наступит официальный срок перемирия⁶².

Как позднее сообщал Аугустин Сухи, 7 мая в 5:15 утра каталонское правительство наконец приняло предложение о перемирии, сделанное НКТ накануне вечером. «Они согласились на перемирие. Все партии должны оставить баррикады. Патрули и вооружённые отряды возвращаются в свои штаб-квартиры, профсоюзы и укреплённые посты. Обе стороны должны освободить задержанных. Патрульные должны вернуться к своим обязанностям»⁶³.

Бернетт Боллотен описывает финал Майских дней и его влияние на отношения между рядовыми анархистами и их лидерами: «В Барселоне, за несколько часов до рассвета, в пятницу 7 мая появились признаки того, что анархо-синдикалисты наконец растратили свой пыл. Осознание того, что продолжать борьбу вопреки воле их лидеров будет бессмысленно, ошеломило их, и среди них распространилось разочарование. Многие уходили с баррикад и растворялись в темноте…»⁶⁴

Роль анархических и поумистских частей во время Майских дней

Решающим фактором, определившим исход майских событий, стало то обстоятельство, что вооружённые силы Каталонии и Арагона не участвовали в борьбе – за исключением некоторых солдат с Арагонского фронта (таких как Джордж Оруэлл), которые в то время проводили свой отпуск в Барселоне. Положение армии имеет два аспекта, о которых стоит упомянуть: позиция и действия войск, размещавшихся в самой Каталонии, и поведение войск, противостоявших врагу в Арагоне.

Хуан Мануэль Молина (также известный как Хуанель), лидер НКТ, который исполнял обязанности советника по обороне Каталонии во время Майских дней, описал свои действия: «Я занял место отсутствующего советника [анархиста Франсиско Исглеаса] и собрал офицеров Главного штаба, среди которых, как мне помнится, были полковники Аурелио Матилья, Висенте Гуарнер, Боск и майоры Висьедо и Мартинес Англада. Я сказал им примерно следующее: “В отсутствие советника по обороне, начиная с этого момента, я принимаю его пост, как субсекретарь департамента, и я надеюсь, что вы не будете выполнять ничьих приказов, кроме моих”».

Члены Главного штаба выразили своё согласие, и он попросил, чтобы для него наладили телефонную связь с командующими и комиссарами всех дивизий на фронте и в казармах Барселоны. Эти офицеры также обещали подчиняться приказам Хуанеля. Как писал он сам: «Держа под контролем военную ситуацию в Каталонии, мы выиграли сражение, которое начали против нас коммунисты». Вслед за этим он вступил в контакт с вышестоящими властями и комитетами либертарного движения и «предложил оказать свою помощь во всём, что было необходимо»⁶⁵.

Относительно общей ситуации в войсках, размещённых в Барселоне и возле неё, Молина писал: «Было очень трудно сдерживать тех, кто находились на больших батареях на горе Монтжуик, – они давили на меня, чтобы я отдал приказ бомбардировать цели. Силы во всех казармах Барселоны, кроме казарм имени Карла Маркса, осаждённых толпой, также ждали предписания выйти на улицы»⁶⁶.

Узнав о переговорах в Хенералидаде между лидерами анархистов и сторонниками президента Компаниса, Молина позвонил Педро Эррере и Диего Абаду де Сантильяну, двум лидерам ФАИ, и сказал им: «Как это ни парадоксально, мы выиграли сражение, дав сигнал к отступлению. Помимо прочего, у нас есть все вооружённые силы региона, которые ждут моих указаний. Вы находитесь в выгодной ситуации, чтобы добиться решений, дающих гарантии нашим организациям и народу. Не идите на сделку!»

«Что решила организация, нам теперь известно. Прекращение огня и полукапитуляция», – добавляет Молина. Однако, будучи дисциплинированным членом НКТ, Молина согласился с решениями руководства. Самым важным было то, что он, после консультации с Национальным комитетом НКТ, согласился не препятствовать передвижениям штурмовых гвардейцев и карабинеров, отправленных республиканским правительством из Валенсии. Запрашивая указания у лидеров НКТ, он проинформировал их, что может помешать этим полицейским силам пересечь реку Эбро и войти в Каталонию⁶⁷. Однако лидеры заверили его в том, что это «дружественные» силы⁶⁸.

Хотя противники позднее обвиняли анархистов в «дезертирстве с фронта», в этих словах было мало правды. Действительно, как отмечает Виктор Альба, некоторые группы сэнэтистов в Лериде готовились идти на подмогу своим товарищам в Барселоне. Но они отказались от этой идеи, услышав речь Гарсии Оливера.

Далее Альба отмечает: «В Барбастро некоторые контингенты Красно-чёрной колонны и 29-й дивизии собрались, чтобы следить за передвижениями 27-й дивизии ОСПК; они опасались, что это соединение оставит фронт, чтобы сражаться против сил НКТ и ПОУМ. Но ни один участок на фронте, занимаемом сэнэтистами и поумистами, не оставался незащищённым, и, вопреки тому, что позднее утверждали коммунисты, никакие силы с Арагонского фронта не двинулись в сторону Барселоны»⁶⁹.

Рудольф Роккер, немецкий анархист, который пробыл в Барселоне значительную часть войны, также прокомментировал позицию солдат-анархистов в Арагоне во время Майских дней: «Когда милиция НКТ на Арагонском фронте получила вести о событиях в Каталонии, она без задержки отправила одного из своих лучших бойцов, Ховера, в Барселону. Они были готовы немедленно идти на помощь своим братьям, ставшим жертвами гнусного предательства. Национальный комитет НКТ не допустил этого…»⁷⁰

Хуан Мануэль Молина писал о том, что, вероятно, было самой серьёзной угрозой – что солдаты-анархисты с Арагонского фронта могли вмешаться в борьбу в Каталонии:

Наконец, Мануэль Салас, который в то время служил в 25-й дивизии, много лет спустя рассказывал мне, что, когда до них дошли известия о майских событиях, они отобрали несколько рот дивизии, вооружили их до зубов и отправили в Барселону. Однако, говорил он, когда эти подразделения добрались до Лериды, там их ждал приказ о возвращении на фронт, который они выполнили⁷².

Роль «Друзей Дуррути»

С точки зрения испанского анархического движения одним из самых тревожных аспектов майских событий стал выход на сцену радикальной группы, которая бросила открытый вызов руководству НКТ и ФАИ. Хотя после 19 июля 1936 г. некоторые элементы этих организаций уже выражали сомнение в политике руководства и выступали против определённых его решений, «Друзья Дуррути», по-видимому, стали первой группой, которая призвала рядовых сэнэтистов и фаистов перестать следовать политике своих лидеров.

5 мая о существовании «Друзей Дуррути» стало известно в широких массах. На баррикадах и в городских районах распространялась листовка, озаглавленная «НКТ–ФАИ: Группа друзей Дуррути». Её текст, или по крайней мере отрывок из текста, гласил: «Рабочие, требуйте вместе с нами: революционного руководства, наказания виновных, разоружения всех отрядов, участвовавших в агрессии; роспуска политических партий, которые поднялись против рабочего класса. Мы не уйдём с улиц: революция превыше всего».

Впоследствии «Друзья Дуррути» выпустили второе воззвание, когда бои всё ещё продолжались. В нём выдвигались два лозунга: «Революционная хунта» и «Вся власть пролетариату!». Грандисо Мунис, который во время майских событий был главой крайне малочисленной официальной троцкистской группы в Испании, позднее писал, что эта вторая листовка «полностью совпадала, хотя и не в терминологии, с другой, троцкистской листовкой…»⁷³

Карлос Семпрун-Маура отмечал по поводу «Друзей Дуррути», что «они в разгар сражений выдвинули идею создания революционной хунты, существование которой, кажется, было чисто теоретическим. По их мнению, эта хунта должна была заменить Хенералидад, так как они выступали за доведение борьбы до логического завершения – захвата власти революционными организациями. Они заявляли, что “все элементы, ответственные за подрывную попытку, которые совершают свои манёвры под покровительством правительства, должны быть расстреляны. ПОУМ нужно допустить в революционную хунту, поскольку она встала на сторону рабочих”»⁷⁴.

«Друзья Дуррути» начали подпольно издавать газету «Друг народа» (El Amigo del Pueblo), что было очевидной отсылкой к Французской революции. Она продолжала выходить некоторое время после окончания Майских дней⁷⁵.

Конечно, «Друзья Дуррути» не имели никакого отношения к майским событиям. Не удалось им и убедить анархистов остаться на баррикадах, когда было заключено «соглашение» между руководством НКТ–ФАИ и сторонниками правительства. Однако, тогда и впоследствии, они привлекали к себе много внимания, как типичные «неконтролируемые» анархисты, на которых (вместе с ПОУМ) коммунисты и остальные переложили вину за то, что произошло в первую неделю мая в Барселоне⁷⁶. Поэтому будет небезынтересным определить, насколько это возможно, что же представляли собой «Друзья Дуррути».

Наиболее подробные сведения о трёх главных лидерах «Друзей Дуррути» мы находим в мемуарах Хуана Гарсии Оливера, который относился к ним с явной неприязнью. Его описание проливает некоторый свет на происхождение тех, кто организовал «Друзей Дуррути» и руководил ими в непродолжительный период существования группы.

Этими людьми были Карреньо, Хайме Балиус и Пабло Руис, и, по словам Гарсии Оливера, ни один из них не являлся членом ФАИ.

Карреньо был «анархистом из Аргентины». Когда Дуррути вернулся из Аргентины после провозглашения Республики, вместе с ним приехал и Карреньо. Когда Дуррути в июле 1936 г. собирал свою колонну милиции, он сделал Карреньо главой военного комитета колонны. Но Гарсия Оливер отмечает, что Дуррути не взял Карреньо с собой на Мадридский фронт.

Хайме Балиус, согласно комментарию Гарсии Оливера, «не был ни анархистом, ни синдикалистом. Он был фанатичным каталонским сепаратистом, который порвал с Масия и Компанисом, когда они, отказавшись от идеи каталонского государства, предпочли создать Хенералидад Каталонии». Гарсия Оливер утверждает, что Балиус был «каким-то образом» приведён в НКТ Либерто Кальехасом, «который в своих богемных странствиях по Барселоне заводил знакомства с самыми странными, часто подозрительными, людьми». Когда Кальехас стал издавать «НКТ», мадридскую газету организации, он начал печатать и статьи Балиуса, которые Гарсия Оливер описывает как «крайне радикальные, ни анархические, ни синдикалистские, ни сепаратистские; только неистово радикальные по содержанию, почти нигилистские». Кальехас не обращал внимания на протесты Гарсии Оливера против публикации этих статей.

О последнем Гарсия Оливер говорит: «Каким был Пабло Руис, если не считать того, что я всегда смотрел на него с подозрением? Я знал его с 1923 г. Тогда он обыкновенно заходил во второй половине дня в местный Синдикат деревообработки на улице Сан-Пабло. В этом здании, где было кафе, собирались самые известные группы действия. Пабло Руис, который не принадлежал ни к какой группе, ни действия, ни пропаганды, всегда приходил со связкой лоскутков – он был портным по профессии – и присматривался то тут, то там. Наконец, наступал день, когда товарищи прекращали говорить, и тогда появлялся он…»⁷⁷

Кеми бы ни были эти три лидера и остальные члены группы, Национальный комитет НКТ немедленно отмежевался от листовок «Друзей Дуррути», объявив их «провокациями». Позднее «Друзья Дуррути» были официально исключены из НКТ⁷⁸.

Роль ПОУМ в майских событиях

Коммунистическая пропаганда впоследствии возлагала основную ответственность за Майские дни на ПОУМ. Однако Мануэль Круэльс совершенно прав, когда говорит: «Очевидно, что ПОУМ не была основным инициатором, несмотря на то, что она стала основной жертвой. Ясно, что ПОУМ не положила начало майским событиям и не спровоцировала их. Майские события, важно это отметить, были вызваны с намерением отделить НКТ от власти и, если возможно, уничтожить её. Это бесспорный факт»⁷⁹.

Лидеры ПОУМ были удивлены и потрясены началом масштабных уличных столкновений в Барселоне 3–4 мая не меньше, чем лидеры анархистов. Действительно, в своём первомайском воззвании они предупреждали своих сторонников: «Не начинайте стихийных и необдуманных выступлений! Не поддавайтесь на провокации! Будьте бдительны!»⁸⁰

Первым шагом лидеров ПОУМ, в ответ на события днём 3 мая, была консультация с региональными лидерами анархистов. Хулиан Горкин пишет:

Горкин далее говорит, что, когда поумисты увидели «сдержанность и нерешительность» анархических лидеров, они внесли другое предложение: «Мы должны немедленно отправить делегацию в Валенсию, чтобы объяснить Ларго Кабальеро и его министрам, что движение направлено не против центрального правительства, а против сталинских провокаторов. Мы не встретили понимания»⁸¹. Как объяснил мне много лет спустя сам Горкин, лидеры анархистов, отклоняя предложения поумистов, заявили, что, поскольку они входят в каталонское правительство, они смогут справиться с коммунистами без каких-либо чрезвычайных мер⁸².

Горкин утверждает, что на первые обращения Гарсии Оливера, Монсень и других анархических лидеров с призывом прекратить огонь «ответ был дан районными комитетами – которые шли главным образом за “Либертарной молодёжью”, “Друзьями Дуррути”, образовавшими бескомпромиссную фракцию внутри НКТ, и ПОУМ с её молодёжью, – потребовавшими создать правительство НКТ–ФАИ–ПОУМ. Этим комитетам принадлежала власть на улицах, и их предложение определённо не имело никакого отношения к нашему Исполнительному комитету»⁸³.

5 мая, когда в Барселоне стало известно, что подразделения из дивизий НКТ и 29-й дивизии ПОУМ на Арагонском фронте сосредоточились в Барбастро и выдвигаются к Барселоне, лидеры ПОУМ, как и лидеры НКТ, поспешили их остановить. Горкин пишет: «Комитеты НКТ и ПОУМ, не сговариваясь, одновременно отправили своих делегатов, чтобы встретить бойцов и передать им приказ вернуться и защищать фронты. Этот приказ был выполнен с безупречной дисциплиной».

Днём 6 мая исполком каталонского ВСТ провёл чрезвычайное заседание по вопросу об исключении из организации сторонников ПОУМ. Его резолюция гласила: «Считая, что Рабочая партия марксистского единства была организацией, стоявшей за контрреволюционным выступлением этих дней… и принимая во внимание, что ПОУМ не встала на сторону законного правительства Хенералидада и не отмежевалась от своих активистов, участвовавших в подрывном движении, Комитет Каталонии ВСТ единогласно постановляет, что все лидеры ПОУМ должны быть немедленно исключены из профсоюзной организации…»⁸⁴

Руководство ПОУМ, естественно, не пыталось продолжить конфликт после того, как лидеры анархистов посчитали, что они достигли соглашения со своими оппонентами. Согласно Хулиану Горкину: «Хотя мы полностью – и со всеми вытекающими последствиями – поддерживали народное движение, ПОУМ 6-го числа призывала к прекращению борьбы, одновременно убеждая рабочий класс сохранять бдительность, не распускать районные комитеты и охранять оружие»⁸⁵.

Роль Луиса Компаниса и «Левых республиканцев Каталонии»

Мнения анархистов о том, какую роль в Майские дни сыграли каталонский президент Луис Компанис и его ближайшие сподвижники, значительно различались, тогда и в дальнейшем. Некоторые лидеры анархистов, в первую очередь Хуан Гарсия Оливер, считали его участником широкого заговора с целью исключить анархистов из правительства Каталонии и, возможно, полностью уничтожить их как политическую силу. Другие, включая Хосе Хуана Доменека, оценивали его роль во время майских событий более сдержанно.

Отношения Компаниса с анархистами имели давнюю и непростую историю. В тяжёлый период 1919–23 гг. он был адвокатом НКТ. С провозглашением Республики 14 апреля 1931 г. анархисты привели его в здание гражданской администрации и провозгласили его гражданским губернатором Каталонии, что впоследствии было утверждено республиканским правительством⁸⁶. С другой стороны, будучи президентом Каталонии, он часто одобрял насильственные меры против стачек и других действий НКТ.

Гарсия Оливер в мемуарах приводит несколько причин для своих подозрений в том, что Компанис был участником разветвлённого антианархического заговора. Первый случай, на который он обратил внимание, произошёл, когда Валерио Мас, региональный секретарь НКТ, позвонил Компанису в Хенералидад, чтобы сообщить о прибытии Гарсии Оливера из Валенсии и о необходимости срочно встретиться с ним для подготовки радиовыступления. Гарсия Оливер вспоминает: «Компанис немного задержался с ответом. Конечно, он консультировался. Кто знает – с кем!»⁸⁷

Как мы упоминали ранее, подозрения Гарсии Оливера усилились, когда он был принят Компанисом. «Мы были весьма холодно приняты Компанисом, и к нам холодно относились все, кто нам встречался. Было ясно, что мы встали у них на пути. Наша миротворческая миссия полностью противоречила той роли подстрекателей, которую взяли на себя Компанис и его люди. Они мечтали, чтобы откуда-нибудь, с небес или из ада, явились силы, которые помогли бы им предать смерти каждого, у кого имелся билет НКТ или ФАИ…»⁸⁸

Наконец, Гарсия Оливер вспоминает, с небольшим вступлением, случай в ночь на 5 мая:

Хосе Хуан Доменек, который был министром от НКТ в правительстве Компаниса, смотрел на роль каталонского президента в майских событиях совершенно иначе. Говоря об этом около пятнадцати лет спустя, он утверждал, что Компанис в то время ближе всех стоял к НКТ и до тех пор добросовестно сотрудничал с ней. Однако Компанис в первую очередь был предан идее самоуправления Каталонии, которое в его представлении выходило далеко за рамки республиканского Устава автономии и выражалось в фактической независимости Каталонии в рамках Испанской федерации.

Из-за этого, согласно Доменеку, Компанис был нетерпим ко всему, в чём он видел вызов власти каталонского Хенералидада. С этой точки зрения выступление анархистов, начавшееся 3 мая, безусловно, представлялось восстанием против каталонского правительства – даже при том, что сами анархисты были представлены в этом правительстве. Компанис, кроме того, был весьма обеспокоен той угрозой, которую создавала ситуация в Барселоне для общей военной стратегии лоялистов. Поэтому, согласно Доменеку, Компанис считал, что ему следует остаться в стороне и позволить «наказать» НКТ, если не физически, то морально⁹⁰.

Анархист Мануэль Круэльс, с другой стороны, говорит, что Луис Компанис определённо не хотел вооружённого конфликта с анархистами, но Артемио Айгуадер, советник по внутренним делам и член партии Компаниса, сознательно пошёл на обострение. Он утверждает, что в ночь на 3 мая Айгуадер и его ближайшие соратники решили, что настало время выяснить отношения, и для этого они подготовили нападение на телефонную станцию, удерживаемую НКТ⁹¹.

Президент Мануэль Асанья, очевидно, считал, что Луис Компанис был, по крайней мере отчасти, ответственным за Майские дни. В своих мемуарах он пишет, что «Компанис вёл глупые и безумные разговоры о борьбе с анархистами»⁹². Асанья также отмечает, что премьер-советник Хосе Таррадельяс в беседе с ним «резко критиковал Айгуадера, начавшего сражение без подготовки, и Компаниса, который столько говорил об этом, что заставил анархистов насторожиться»⁹³.

Довольно иронично, что, независимо от намерений Компаниса в отношении анархистов, майские события и его собственные действия во время них привели к резкому ограничению каталонской автономии. До мая 1937 г. Каталония фактически имела своё министерство обороны и официально контролировала все силы региона, обязанные поддерживать закон и порядок. Она пользовалась широкой самостоятельностью в экономических делах. Последствия Майских дней привели к тому, что правительство Каталонии полностью было отстранено от командования военными и правоохранительными силами и был открыт путь к серьёзному ослаблению его контроля над экономикой региона.

У Бернетта Боллотена приводится последовательность, в которой каталонский режим утрачивал военную и полицейскую власть. Этот процесс начался 3 мая после 20:30, когда Артемио Айгуадер попросил республиканского министра внутренних дел Анхеля Галарсу о «немедленной отправке 1 500 гвардейцев, необходимых для подавления восстания»⁹⁴.

На следующее утро премьер-министр Франсиско Ларго Кабальеро встретился с министрами от НКТ и сказал им, что он не будет отправлять 1 500 штурмовых гвардейцев, «так как это означало бы передачу сил в распоряжение человека, который может быть причастным к конфликту. Прежде чем согласиться, он должен будет взять на себя поддержание общественного порядка, как предусмотрено в конституции»⁹⁵. Когда вскоре после этого собрался кабинет, министр флота и авиации Индалесио Прието, социалист и противник Кабальеро, вместе с левыми республиканцами и коммунистами настаивал на том, чтобы республиканское правительство немедленно взяло каталонские вооружённые силы и полицию под свой контроль. Ларго Кабальеро в итоге согласился сделать это, «если ситуация не улучшится к вечеру»⁹⁶.

Ларго Кабальеро сообщил Луису Компанису о решении кабинета и добавил: «Скажите мне, если у вас есть возражения». Компанис, со своей стороны, вначале повторил просьбу о срочной отправке 1 500 штурмовых гвардейцев, но затем уступил: «Ввиду опасности… правительство Республики может принять меры, которые считает необходимыми»⁹⁷.

Республиканский кабинет продолжал заседать бо́льшую часть дня 4 мая. Бернетт Боллотен отмечает: «Внутри кабинета дебаты приняли бешеный тон». Он цитирует официальное сообщение НКТ, появившееся несколько дней спустя в «Социальной кузнице» и гласившее: «Товарищ Федерика Монсень в течение четырёх часов возглавляла оппозицию коммунистам и республиканцам, которые поддерживали взятие контроля над общественным порядком и обороной. Прошли шумные дебаты, которые, как оказалось по итогам голосования, мы проиграли»⁹⁸.

Ларго Кабальеро не спешил объявлять о решении правительства, надеясь, что в его применении не возникнет необходимости, если усилия Гарсии Оливера и Мариано Васкеса по нормализации ситуации в Барселоне увенчаются успехом. Однако после того, как утром 5 мая борьба продолжилась и даже усилилась, в полдень прошло ещё одно короткое заседание кабинета, и вскоре было сделано официальное заявление о том, что республиканское правительство берёт на себя управление войсками и полицией Каталонии. В заявлении говорилось, что полковник Антонио Эскобар из Национальной республиканской (бывшей Гражданской) гвардии назначается командующим каталонскими силами общественного порядка, а генерал Себастьян Посас – командующим лоялистскими вооружёнными силами в Каталонии и Арагоне⁹⁹.

Тем временем, во второй половине дня 5 мая, два республиканских корабля, «Лепанто» и «Санчес Барка́йстеги», вошли в барселонскую гавань. Их командиры передали себя в распоряжение президента Компаниса. Как отмечает Мануэль Круэльс: «Несмотря на этот акт поддержки автономного каталонского правительства, прибытие кораблей в порт Барселоны знаменовало собой начало вмешательства центрального правительства в конфликт»¹⁰⁰.

Мы уже отмечали в главе 6, что Хуан Мануэль Молина, исполнявший обязанности советника по обороне Каталонии, передал управление войсками генералу Посасу, только получив письменные распоряжения от президента Компаниса и руководства НКТ–ФАИ. Процесс передачи каталонских сил общественного порядка в ведение республиканских властей оказался ещё более трудным. Полковник Эскобар был тяжело ранен после своего прибытия в Барселону, и республиканское правительство назначило на его место подполковника Альберто Аррандо¹⁰¹.

Интерпретация Майских дней коммунистами

Само собой разумеется, у коммунистов имелась своя версия того, что произошло в первую неделю мая в Барселоне. Их объяснение было настолько неправдоподобным, что его вряд ли бы стоило воспринимать всерьёз, если бы не тот факт, что оно широко разошлось среди некоммунистов, которым следовало лучше знать положение вещей, и до наших дней остаётся «распространённой точкой зрения» по данному вопросу.

Когда в Барселоне всё ещё продолжалась борьба, «Красный фронт», официальная вечерняя газета коммунистов в Валенсии, уже начал развивать эту версию событий: «Долгое время мы имели обыкновение приписывать все происшествия бандам, которые эвфемистически назывались “неконтролируемыми”. Теперь мы увидели, что они превосходно контролируются – но врагом…»¹⁰²

Джордж Оруэлл дал много примеров того, как коммунисты объясняли майские события после их окончания. Достаточно привести один. Лондонский «Рабочий ежедневник» (Daily Worker) от 11 мая 1937 г. утверждал, что тогда «готовилась обстановка, которая позволила бы германскому и итальянскому правительствам высадить свою морскую пехоту на каталонском побережье “с целью обеспечения порядка”… Немцы и итальянцы имели для выполнения этого задания подходящее оружие – троцкистскую организацию, известную под названием ПОУМ. ПОУМ, действуя рука об руку с уголовными элементами и некоторыми обманутыми анархистами, запланировала, организовала и руководила мятежом в тылу, точно скоординированным с наступлением фашистов на Бильбао…»¹⁰³

Роберт Майнор, лидер американских коммунистов, заявлял: «Мятеж был начат троцкистской ПОУМ и “неконтролируемыми” из числа анархистов, под руководством пятой колонны Франко и итальянских и нацистских секретных агентов… Эти люди попытались нанести сокрушительный удар по правительству, помешать Каталонии отдать всю свою энергию войне…»¹⁰⁴

К сожалению, сталинистская интерпретация майских событий полностью или частично повторялась людьми, которым следовало бы быть более осведомлёнными. Достаточно будет указать один пример – Клода Бауэрса, который в то время был послом США в Испании (республиканской). В своих мемуарах, изданных в 1954 г., спустя долгое время после публикации свидетельства Джорджа Оруэлла, Бауэрс повторяет версию коммунистов, внося от себя некоторые нюансы:

Нелепость этих обвинений очевидна.

Несколько своеобразное истолкование версии коммунистов, которое, возможно, имело хождение среди республиканцев, предложила Виктория Кент, бывший депутат испанского парламента от Радикально-социалистической партии. Спустя более чем 15 лет она утверждала, что анархисты выступали против войны, были «трусами на фронте», а их восстание в мае 1937 г. являлось попыткой вывести Каталонию из войны¹⁰⁶.

Являлся ли захват «Телефоники» преднамеренной провокацией?

Не подлежит сомнению, что начиная с 19 июля 1936 г. сталинисты пытались всеми доступными средствами – а средства эти были весьма велики после того, как начали прибывать советское военное снаряжение и «советники», – подорвать и в конечном счёте уничтожить то влияние, которое анархисты приобрели с началом гражданской войны и революции и которое мешало им установить собственную диктатуру в республиканской Испании. Также ясно, что майские события были неразрывно связаны с этим стремлением сталинистов.

Наконец, очевидно, что захват «Ла Телефоники» днём 3 мая 1937 г. спровоцировал собой майские события. Тогда и впоследствии обсуждался вопрос о том, был ли этот захват предпринят сталинистами и их союзниками с сознательным намерением спровоцировать выступление анархистов, чтобы раз и навсегда покончить с ними.

Некоторые основания для такого предположения даёт свидетельство Вальтера Кривицкого, который в то время являлся шефом советской военной разведки в Западной Европе:

Хотя многие поверили в то, что Майские дни были вызваны «определёнными неконтролируемыми элементами, которым удалось проникнуть в крайнее крыло анархистского движения, чтобы спровоцировать беспорядки в интересах врагов республики», Кривицкий утверждает, что «в действительности в Каталонии значительное большинство рабочих были ярыми антисталинистами. Сталин знал, что столкновение было неизбежным, но он также знал, что оппозиционные силы можно разделить и перебить, если действовать быстро и смело. ОГПУ раздуло пожар и натравило друг на друга синдикалистов, анархистов и социалистов. После пяти дней кровопролития, во время которого пятьсот человек было убито и больше тысячи ранено, Каталония стала проблемой, которая должна была определить судьбу правительства Кабальеро»¹⁰⁸.

Анализ Кривицкого подкрепляется словами некоторых коммунистических лидеров того времени. Хуан Коморера, глава ОСПК, известен своим высказыванием: «Прежде чем взять Сарагосу, нужно взять Барселону»¹⁰⁹. А Пер Риба, член ОСПК и близкий соратник Хуана Комореры, много лет спустя отмечал, что решение о захвате «Телефоники» было принято исполкомом ОСПК за несколько дней до того, как это произошло¹¹⁰.

Разумеется, некоторые анархические лидеры также считали, что рейд на «Ла Телефонику» был сознательной попыткой спровоцировать выступление анархистов, чтобы разбить их. Одним из тех, кто усиленно развивал тему заговора, был Хуан Гарсия Оливер.

Однако, по его мнению, в этом заговоре были замешаны не только каталонские коммунисты, генконсул Антонов-Овсеенко и другие советские агенты, но также каталонские националисты из партий ЭРК и «Эстат Катала» – возможно, включая самого Луиса Компаниса, – а также баскские националисты и итальянское фашистское правительство. Он даже предполагал возможность участия в заговоре определённых третичных элементов НКТ.

Гарсия Оливер считал: «В майских событиях руководящая роль принадлежала заговорщикам, находившимся в Париже и советском посольстве. Все остальные, случайные актёры, агенты Родригеса Саласа, провокаторы ОСПК, фашисты, замаскированные под коммунистов – их были тысячи, – выступали лишь марионетками, участвовавшими в перестрелке»¹¹¹.

«Парижскими заговорщиками» Гарсия Оливер называет каталонских политиков, которые в начале войны – некоторые из них тогда были советниками в правительстве Компаниса – отправились в добровольное издание. О них он говорит следующее:

Похожая версия событий изложена в официальном обращении НКТ по поводу Майских дней, относящемся к июню 1937 г.¹¹³. Хотя другие лидеры анархистов, возможно, не верили в тот разветвлённый заговор, существование которого предполагал Гарсия Оливер, многие из них считали, что выступление в Барселоне было сознательно вызвано врагами анархистов. Диего Абад де Сантильян позднее писал: «…У нас складывалось впечатление, час за часом, что эти события были искусно спровоцированы, что определённые секторы и определённые люди недовольны нашей способностью вести за собой массы»¹¹⁴.

В другом месте Сантильян писал: «За несколько недель до трагических событий в Барселоне… испанский посол в Бельгии, Оссорио-и-Гальярдо, с удовлетворением объявил перед небольшой группой журналистов, собравшихся в испанском посольстве в Брюсселе, что великая опасность, нависшая над Испанией, господство НКТ и ФАИ, скоро будет устранена. Посол уверял, что мы лишились превосходства в Мадриде и Валенсии и что нам готовятся дать решающее сражение в самой столице Каталонии»¹¹⁵.

По-видимому, Мариано Васкес в то время также был убеждён, что коммунисты намеренно пытались спровоцировать анархистов. В меморандуме, составленном вскоре после событий, он писал:

В разговоре со мной Хосе Хуан Доменек утверждал, что коммунисты «очень умело провоцировали» НКТ, а «более безответственные элементы» в НКТ позволили себя спровоцировать¹¹⁷. А Федерика Монсень, также в разговоре со мной, говорила: министры-анархисты узнали о том, что лидеры ОСПК и «Эстат Катала» проводят в Бордо и Париже встречи с русскими и другими иностранцами, поэтому они заподозрили, что планируется какая-то провокация, чтобы оправдать репрессии против ПОУМ и НКТ, и предупредили остальных лидеров НКТ¹¹⁸.

Остаётся неясным, планировали ли каталонские коммунисты, по указанию советских руководителей или без него, сами или в сговоре с другими антианархическими элементами в Каталонии, захват «Ла Телефоники» как сознательный шаг с целью вызвать ответную реакцию анархистов. Ясно лишь то, что этот шаг действительно вызвал такую реакцию.

Следовало ли каталонским анархистам захватить власть?

Но даже если коммунисты и их националистические союзники сознательно вызвали анархистов на вооружённое выступление, они, разумеется, не ожидали, что это выступление приобретёт подавляющий масштаб. Они, конечно, не ожидали, что за несколько часов практически вся Барселона и большинство провинциальных центров и городов Каталонии окажутся в руках анархистов и ПОУМ.

Мы уже подчёркивали, что реакция рядовых сэнэтистов и поумистов была стихийной. Ясно, что майские события не являлись результатом попытки захватить власть, предпринятой анархическими лидерами. Все без исключения лидеры НКТ–ФАИ в дни 3–7 мая направили свои силы на то, чтобы добиться прекращения огня «без победителей и побеждённых», как говорили в то время. Однако остаётся вопрос: следовало ли им, поскольку их сторонники фактически преобладали в Барселоне и большинстве других городов Каталонии, закончить начатое, подавив очаги сопротивления полиции, ОСПК и каталонских националистов и организовав новое региональное правительство.

В ретроспективе многие лидеры анархистов пришли к выводу, что так им и следовало поступить. Хуан Мануэль Молина 35 лет спустя писал: «Не будет преувеличением сказать, что всего за несколько часов преобладание НКТ в Каталонии стало абсолютным», – и затем высказывался по поводу позиции лидеров НКТ: «По правде говоря, я считаю, что это была большая ошибка, за которую мы дорого заплатили. В мае существовала возможность положить конец позорному вмешательству Сталина, с его агентами, шпионами и палачами, в дела Испании. Если коммунисты своей сектантской и преступной политикой поглощения ежедневно ставили Республику под угрозу, то НКТ когда-нибудь должна была это сделать, чтобы прекратить ту политику, навязанную Испании Советским Союзом и Коммунистической партией»¹¹⁹.

Диего Абад де Сантильян также впоследствии считал, что действия его самого и других лидеров НКТ–ФАИ были ошибкой. На встрече с Мариано Васкесом и Гарсией Оливером, вскоре после окончания Майских дней, он и его товарищи, как писал позднее Сантильян, «вынесли своё суждение о событиях мая. Эти события были провокацией международного происхождения, и наш народ оказался втянут в злосчастную борьбу; но раз уж мы вышли на улицы, наша ошибка заключалась в том, что мы прекратили огонь, не решив назревших проблем. Мы, со своей стороны, сожалели о том, что сделали…»¹²⁰

Более фантастическую оценку того, что произошло в те дни и что следовало сделать анархическим лидерам, дают троцкистские источники. В качестве примера можно взять мнение Феликса Морроу из Социалистической рабочей партии США: «…Специфическое стечение обстоятельств в мае 1937 г. было достаточно благоприятным, чтобы позволить рабочей Испании установить свой режим внутри страны и организовать сопротивление империализму, распространив революцию на Францию и затем начав революционную войну против Германии и Италии, в условиях, которые ускорили бы революцию в фашистских странах»¹²¹.

Конечно, ни один из испанских анархических лидеров не разделял подобное представление о возможностях, которые предоставил бы им захват власти в Каталонии. Они отвергли идею установления собственной диктатуры сразу после 19 июля, и они вновь отвергли её в мае 1937 г., опасаясь вызвать ещё одну гражданскую войну в лоялистском тылу и тем самым проложить путь к быстрой победе Франко.

К тому же Мануэль Круэльс, который сам пережил Майские дни, много лет спустя выражал сомнение в том, что анархисты могли захватить власть: «Лидеры анархистов пытались остановить борьбу, совершенно верно полагая, что добиться полной победы было невозможно. Поэтому они должны были спасти свою организацию и избежать истребления, которое неизбежно произошло бы»¹²².

Заключение

Бернетт Боллотен делает недвусмысленный вывод о последствиях Майских дней для испанских анархистов: «Власть анархо-синдикалистов в Каталонии, цитадели испанского либертарного движения, теперь была сломлена. То, что показалось бы немыслимым несколькими месяцами ранее, в расцвете НКТ и ФАИ, теперь стало реальностью и самой значительной победой коммунистов с начала революции»¹²³.

Мне не кажется, что воздействие Майских дней на анархистов было таким катастрофическим и бесповоротным, как представляет Боллотен. Однако верно то, что события первой недели мая 1937 года стали для анархистов тяжёлым поражением, привели к их устранению из каталонского и республиканского правительств и позволили сделать влияние коммунистов в обоих режимах преобладающим. С мая 1937 г. борьба либертарного движения в лоялистской Испании велась исключительно в оборонительных целях, чтобы вопреки всем превратностям сохранить, насколько это было возможно, революционные завоевания первых недель Гражданской войны.

31. Устранение анархистов из республиканского и каталонского правительств

Майские дни в Барселоне предоставили коммунистам, правым социалистам и республиканцам возможность отправить в отставку премьер-министра и военного министра Франсиско Ларго Кабальеро, одновременно исключив анархистов из республиканского правительства. Примерно месяц спустя Объединённая социалистическая партия Каталонии и «Левые республиканцы Каталонии» подобным же образом устранили НКТ из правительства Каталонии. Наряду с роспуском Совета Арагона, который мы рассматривали в главе 27, эти события практически завершили эксперимент с участием анархистов в национальном и региональных правительствах Республики.

Первые попытки смещения Ларго Кабальеро

Советские и испанские коммунисты и их союзники долго разрабатывали планы по отстранению Ларго Кабальеро от руководства республиканским правительством. Вскоре после того, как он вступил в должность, была начата подготовка к его смещению. По мере того как в Испании росло влияние советских представителей, сопровождавшее крупномасштабную военную помощь Республике, по мере того как увеличивалась численность КПИ и ОСПК и усиливалось их проникновение в гражданский и военный аппарат правительства, стремление избавиться от бывшего «испанского Ленина» становилось всё более выраженным. Наконец, конфликт в Каталонии в начале мая 1937 г. дал разнородной антикабальеровской коалиции повод открыто добиваться отставки премьер-министра.

Вальтер Кривицкий отмечает, что уже в ноябре 1936 г. ему сообщили о планах заменить Ларго Кабальеро Хуаном Негрином. Его информатором был Артур Сташевский, которого он называет «главным сталинским политкомиссаром в Испании»¹. «После разговоров со Сташевским в Барселоне в ноябре мне стали ясны дальнейшие шаги Сталина в Испании. Сташевский не скрывал от меня, что Хуан Негрин будет следующим главой мадридского правительства. В то время Кабальеро воспринимался всеми как фаворит Кремля, но Сташевский уже указал на его преемника»².

Франц Боркенау также оставил свидетельство о первых попытках коммунистов избавиться от Ларго Кабальеро и о роли анархистов в срыве этих попыток. В записках о его втором визите в военную Испанию, в январе – феврале 1937 г., говорится:

Джеральд Бренан подводил итоги этого кризиса в правительстве Ларго Кабальеро: «Первый кризис наступил в январе. Давление коммунистов на правительство стало весьма велико, и в какой-то момент казалось, что неизбежен государственный переворот и что интернациональная бригада может двинуться на Валенсию. Но произошло объединение всех остальных партий против них, и они отступили»⁴.

Некоторые из лидеров анархистов в это время были хорошо осведомлены о намерениях коммунистов и их союзников устранить Ларго Кабальеро. Хуан Гарсия Оливер в своих мемуарах упоминает разговор, по-видимому состоявшийся в конце января или начале февраля, во время которого он сказал Ларго Кабальеро: «Теперь они готовы на всё, чтобы избавиться от нас; точнее говоря, от вас, кабальеристов в партии и профсоюзной организации, и от нас, НКТ и анархо-синдикалистов. Я не знаю ни о том, какие методы они будут использовать, ни о том, с какой стороны будут направлены удары. Но вероятно, что они попытаются использовать элементы из нашего лагеря и из вашего, в качестве провокаторов…»⁵

Перед этим Гарсия Оливер упоминает любопытный разговор на ужине, на который пригласил его советский посол Марсель Розенберг незадолго до своего возвращения на родину и расстрела. Очевидно, когда они уже закончили с едой, Розенберг беззастенчиво спросил его: «Разве вы не думаете, что вы могли бы справиться гораздо лучше Ларго Кабальеро как глава правительства и военный министр?» На что Гарсия Оливер ответил:

Гарсия Оливер размышлял по этому поводу: «Означал ли мой отказ его провал в каком-то задании, данном Москвой? Возможно, самим Сталиным? Могли ли он и Антонов-Овсеенко попасть в тюрьму и получить пулю в затылок за то, что им не удалось привлечь меня на свою сторону? Могла ли эта неудача усилить подозрение в том, что они сами были привлечены на сторону испанского анархо-синдикализма?»⁶

Переписка Ларго Кабальеро со Сталиным

Однако в дела правительства Ларго Кабальеро вмешивались не только официальные и неофициальные представители сталинского режима в Испании. Это делал и сам Сталин.

21 декабря 1936 г. Сталин, глава советского правительства Молотов и нарком обороны Ворошилов отправили в советское посольство в Валенсии письмо, адресованное «товарищу Кабальеро». В этом письме они предполагали, что между Российской революцией 1917 года и Испанской революцией существуют важные различия и, исходя из этого, делали вывод: «Весьма возможно, что парламентский путь более эффективен для революционного развития в Испании, чем в России».

Однако затем Сталин, Молотов и Ворошилов предлагали: «В целом, мы считаем, что наш опыт, в частности опыт нашей гражданской войны, правильно соотнесённый с особыми условиями испанской революционной борьбы, может иметь значительную ценность для Испании. Ввиду этого и в свете ваших настоятельных просьб, которые передал нам товарищ Розенберг, мы решили предоставить в ваше распоряжение группу военных специалистов, которым мы поручили давать консультации в военной области тем испанским офицерам, которых вы определите».

Большой иронией, если вспомнить о том, как на самом деле вели себя эти советники, звучат слова Сталина и его соратников: «Им было чётко разъяснено, что они не должны забывать о том, что… советский специалист, являясь в Испании иностранцем, может быть действительно полезным не иначе, как строго придерживаясь роли советника и только советника».

Три советских лидера просили Ларго Кабальеро сообщить им, доволен ли он той ролью, которую выполняют военные советники и посол Марсель Розенберг.

В заключение Сталин и его коллеги давали испанскому премьер-министру четыре «дружеских совета». Ему рекомендовали обращать особое внимание на проблемы крестьян, прилагать все усилия для привлечения поддержки «городской мелкой и средней буржуазии», полностью включить республиканские партии в работу правительства и, наконец, «как только представится случай, заявить в прессе, что правительство Испании не потерпит никаких покушений на собственность и законные интересы в Испании иностранцев – граждан стран, которые не поддерживают мятежников».

Ларго Кабальеро направил свой ответ «товарищам Сталину, Молотову и Ворошилову» 12 января 1937 г. Он выражал, от своего имени и от имени правительства, благодарность за советскую помощь, а также с большим удовлетворением отзывался о работе советских военных советников и посла Розенберга. Далее он говорил, что правительство полностью осознаёт важность крестьянства в определении исхода войны, что они «уважали и неоднократно подтверждали право на жизнь и развитие» мелкой буржуазии. По поводу республиканских партий он заявлял, что «абсолютно согласен с советскими руководителями». Наконец, «интересы и собственность иностранцев, граждан стран, которые не помогают мятежникам… признаны и взяты под защиту правительством»⁷.

Падение Малаги и положение Ларго Кабальеро

Коммунисты использовали взятие Малаги мятежниками 8 февраля 1937 г. как предлог, чтобы начать мощную кампанию, направленную, хотя и косвенно, против Франсиско Ларго Кабальеро. Мы отмечали в главе 8 ту настойчивость, с которой они добивались отставки его главного военного советника, генерала Хосе Асенсио. Энрике Кастро Дельгадо, однако, указывает, что истинными целями атаки коммунистов являлись Ларго Кабальеро и анархисты.

Описав шок, который испытало республиканское общественное мнение от падения Малаги и трагического перехода беженцев до Альмерии под бомбардировкой с моря и воздуха, Кастро Дельгадо пишет:

Ниже Кастро Дельгадо приводит разговор, в ходе которого Педро Чека, второе по важности лицо в Коммунистической партии, объяснил ему, какие сложности были связаны с отстранением Ларго Кабальеро. «Устранение Кабальеро зависит не только от воли Партии, но и от разыскиваемых Партией союзников внутри Испанской рабочей социалистической партии и Всеобщего союза трудящихся, которые хотят избавиться от Старика. И не только: НКТ, без сомнения, будет его защищать. И поэтому будет необходимо если не убедить, то хотя бы сманеврировать НКТ, чтобы она не противодействовала всеми своими силами реорганизации или созданию нового правительства»⁹.

Интересной особенностью этой кампании против генерала Асенсио после падения Малаги было то, что к ней присоединились по крайней мере некоторые анархические издания. Так, передовая статья в «Рабочей солидарности» говорила:

Почему коммунисты хотели сместить Ларго Кабальеро

Очевидно, что во время пребывания Ларго Кабальеро на постах премьер-министра и военного министра влияние коммунистов широко распространилось не только в вооружённых силах, но и в различных гражданских ведомствах. Премьеру не удалось предотвратить развёртывание тайной агентуры ГПУ, полностью находившейся вне контроля республиканского правительства. Он также должен был уступить в защите генерала Асенсио и во многих других вопросах, ощущая на себе давление со стороны не только испанских коммунистов, но и их советских хозяев.

Однако испанским и советским коммунистам вскоре стало ясно, что Ларго Кабальеро не собирается быть их марионеткой. Был по крайней мере один случай, когда он приказал советскому послу Розенбергу покинуть его рабочий кабинет. Это произошло во время кампании коммунистов с требованием отставки военного субсекретаря генерала Хосе Асенсио; по словам самого Ларго Кабальеро, главной её причиной был отказ Асенсио вступить в Коммунистическую партию¹¹.

Ларго Кабальеро описывал этот инцидент так: «На следующий день не кто иной, как посол России, сеньор Розенберг, сопровождаемый Альваресом дель Вайо, явился ко мне, чтобы повторить требование комитета [Коммунистической] партии. Это было для меня слишком. Я встал со своего кресла и недипломатичным тоном попросил его уйти и больше не приходить разговаривать со мной на эту тему».

Экс-премьер сообщает ещё одну существенную деталь об этом инциденте: «Я остался наедине с Альваресом дель Вайо. Я упрекнул его за то, что он идёт на поводу у коммунистов в такой момент и в таком серьёзном вопросе, как обвинение генерала в предательстве без каких-либо доказательств… Он ответил мне, что раз уж об этом начали говорить, то, даже если это несправедливо, генерала нужно отстранить. Хорошая теория! Но что за люди говорили об этом? Коммунисты, и больше никто»¹².

Когда Ларго Кабальеро в конце концов был вынужден согласиться на отставку Асенсио с должности военного субсекретаря, он не назначил на его место человека, готового служить интересам коммунистов. Напротив, он назначил Карлоса де Барайбара, одного из своих ближайших соратников по Социалистической партии.

Барайбар стремился, насколько было возможно, ограничить влияние коммунистов внутри нового военного аппарата. Одним из его первых действий было снятие с должности главы военно-медицинской службы – его давнего друга, кадрового полковника и коммуниста. Барайбар обнаружил, что под его руководством госпитали, которые не контролировались коммунистами, не получали достаточного количества бинтов, препаратов и прочих материалов. Когда Барайбар указал полковнику на это обстоятельство, тот ответил, что всего лишь выполнял предписания Компартии. Вскоре он получил назначение на новую должность, где от него было меньше вреда.

Позднее де Барайбар также уволил главу службы снабжения армии. Это произошло в результате инцидента во время выступления коммунистического лидера Долорес Ибаррури на заводе, который поставлял армии копчёные окорока и другие мясные продукты. В то время как она выступала с речью перед рабочими, её товарищи по партии вынесли через заднюю дверь около 4 тысяч окороков. Когда Карлос де Барайбар решил выяснить этот вопрос, глава снабжения, консервативно-республиканский кадровый полковник, сказал ему, что коммунисты пригрозили убить его, если он не позволит им совершить этот набег¹³.

Как министр войны, сам Ларго Кабальеро принял несколько важных мер, направленных на ограничение влияния коммунистов в вооружённых силах, накануне своего отстранения: «Я издал циркуляры и направил их генералам и командующим армейскими корпусами, чтобы помешать их участию в политике во время войны и указать, что все они должны ограничиваться исполнением своих военных обязанностей; что звания и повышения не имеют законной силы, если они не утверждены военным министром и не опубликованы в “Официальных ведомостях”; и что госпитали не должны включать личных имён в свои названия, а должны именоваться “Национальный госпиталь номер такой-то”, и назначение их персонала должно производиться в соответствии с требованиями войны. Если эти распоряжения не будут выполнены, они лишатся всех субсидий и субвенций».

Ещё большее потенциальное значение для ограничения влияния коммунистов в армии имела попытка Ларго Кабальеро провести чистку корпуса политкомиссаров. Эта мера вызвала бурный спор с Хулио Альваресом дель Вайо, о котором Ларго Кабальеро пишет: «Он называл себя социалистом, но безоговорочно служил Коммунистической партии и содействовал всем её манёврам – без сомнения, надеясь удовлетворить свои личные амбиции».

Ларго Кабальеро описывает свою конфронтацию с генеральным политкомиссаром: «Я вызвал Альвареса дель Вайо; я осудил его за его поведение и за двести с лишним назначений в интересах коммунистов, произведённых без моего ведома и согласия. Слушая меня, он побледнел… он ответил, что это были назначения на должности ротных комиссаров и что он произвёл их, полагая, что они входят в его компетенцию. Я показал ему закон, где говорилось, что нет никаких исключений и все приказы о назначении должны быть подписаны министром»¹⁴.

Ларго Кабальеро не упоминает о том, что он выпустил приказ, датированный 17 апреля, который гласил, что все назначения на должности политкомиссаров должны иметь его подпись и что все предыдущие назначения, которые не будут утверждены им к 15 мая, станут недействительными¹⁵.

Разумеется, сталинисты хорошо понимали смысл этого приказа. Это видно из комментариев американского коммуниста-интербригадовца Джо Даллета, который во время обучения в школе политкомиссаров писал своей жене: «Школа становится особенно важной величиной ввиду нынешней политической ситуации, когда Кабальеро склоняется вправо и требует отстранения всех политических комиссаров, кроме назначенных им самим. Это, конечно, явный выпад против нашей партии. Правые элементы в правительстве боятся нашего влияния в армии, которое растёт стремительными темпами».

Безусловно, постоянные стычки Ларго Кабальеро и его единомышленников с коммунистами (испанскими и советскими) убеждали последних в том, что Ларго Кабальеро является серьёзным препятствием на пути к полному контролю над испанским республиканским правительством. Другим фактором были укрепляющиеся связи между премьер-министром и анархистами, входившими в его кабинет. В одной из предыдущих глав мы отмечали тесное сотрудничество между Франсиско Ларго Кабальеро и Хуаном Гарсией Оливером, а также между Карлосом де Барайбаром и Хуаном Лопесом. Ларго Кабальеро совместно с Гарсией Оливером удалось предотвратить назначение коммунистических политкомиссаров в школы подготовки офицеров, за работой которых наблюдал министр юстиции. Также мы отмечали договорённость между военным министром и НКТ, согласно которой, когда анархические соединения милиции преобразовывались в бригады и дивизии регулярной армии, они оставались под командованием анархических офицеров.

Однако существовали и другие причины, которые заставляли коммунистов добиваться смещения Ларго Кабальеро. Одной из них было то, что Ларго Кабальеро и его сторонники в Социалистической партии и ВСТ, как и анархисты, считали, что победа в гражданской войне неразрывно связана с победой революции, которая началась в лоялистской Испании после 19 июля 1936 г. Хотя во время своего пребывания на посту премьер-министра Ларго Кабальеро пытался, и успешно, восстановить власть государства, он также принял важные меры для защиты революции, такие как легализация Совета Арагона и совместная работа с министрами-анархистами по оказанию некоторой помощи рабочим коллективам в различных частях Республики.

Позиция фракции Ларго Кабальеро, возможно, лучше всего была сформулирована Карлосом де Барайбаром на совместном митинге ВСТ и НКТ в Валенсии 1 мая 1937 г.: «Часто кто-нибудь пытается отвлечь внимание пролетариата, говоря ему, что он должен сосредоточиться исключительно на победе в войне, поскольку она станет путём к победе революции. Это неверно, потому что может случиться так, что мы выиграем в войне и затем проиграем в революции…»¹⁶

Такого рода позиция, конечно, полностью противоречила позиции сталинистов, которые изначально были настроены на подавление революции.

Наконец, коммунист Хесус Эрнандес, который был министром образования в правительстве Ларго Кабальеро, в своих мемуарах, написанных через несколько лет после его отхода от сталинистов, утверждает, что причиной смещения испанского премьер-министра было его тайное согласие на британо-французское предложение по возможному прекращению Гражданской войны.

Не называя точной даты (хотя по некоторым признакам можно судить, что это было в январе или феврале 1937 г.), Эрнандес говорит, что британцы и французы хотели предложить Гитлеру и Муссолини, чтобы те перестали поддерживать Франко и рекомендовали ему заключить мир с Республикой – в обмен на то, что Испания разделит с Италией контроль над своей частью Марокко, а Германии будет возвращена её бывшая колония в Камеруне. Британцы и французы изложили это предложение Луису Аракистайну, испанскому послу во Франции, а также другу и политическому сподвижнику Ларго Кабальеро, и тот передал его премьер-министру. Согласно Эрнандесу, Ларго Кабальеро согласился в пробном порядке принять эту идею к осуществлению¹⁷. Сальвадор де Мадарьяга подтверждает согласие правительства Ларго Кабальеро пойти на эти уступки, данное Франции и Британии¹⁸.

Если верить Хесусу Эрнандесу, слухи о намечавшемся предложении вскоре дошли до советского правительства, и Сталин был в ярости. Он боялся, что прекращение испанской Гражданской войны и раздел влияния в Средиземноморье со странами Оси устранят главные проблемы, которые могли вызвать войну между Союзниками и Осью, и что это развяжет Гитлеру руки для нападения на СССР. По словам Эрнандеса, именно в этот момент Сталин передал испанским коммунистам, что «Ларго Кабальеро должен покинуть правительство»¹⁹.

Одна из иностранных газет, «Écho de Paris» в номере от 17 мая, называла ещё одну цель плана сталинистов по устранению Ларго Кабальеро – вывод анархистов из республиканского правительства. «Директивы из Москвы предписывают удалить четырёх министров-анархистов, Гарсию Оливера, Хуана Пейро, Федерику Монсень и Ф. Лопеса [так в тексте], из правительства. Это, по-видимому, основной мотив кризиса. Если это будет достигнуто, можно будет сказать, что Москва получила то, чего она хотела…»²⁰

Луис Аракистайн утверждает, что в недели, предшествовавшие отставке Ларго Кабальеро, советское правительство оказывало на него давление, сокращая объемы поставок в Испанию, и так же оно поступило годом позднее, чтобы сместить министра обороны Индалесио Прието, – в обоих случаях советская помощь значительно увеличилась, когда цель коммунистов была достигнута²¹.

Сроки смещения Ларго Кабальеро

Существовала ещё одна проблема, которая побудила коммунистов вызвать отставку Ларго Кабальеро именно в это время. Это было предложение провести крупное наступление республиканских сил в Эстремадуре, которое в случае успеха сделало бы положение премьер-министра практически непоколебимым.

Ларго Кабальеро так описывает это наступление, которое планировалось начать 16 мая 1937 г.: «Операцию следовало открыть атакой на Пеньярройю, захватить железную дорогу от Кордовы до Эстремадуры и войти в этот регион, перерезав коммуникации с провинцией Мадрид. В это же время другое наступление по направлению на Гуадалупе должно было перерезать шоссе возле Мадрида». Он говорит, что в операции должно было участвовать 40 тысяч человек.

Бывший премьер пишет, что, когда он передал это предложение советским специалистам, «которые каждый день приходили поговорить о войне», те не выдвинули никаких возражений. Вместо этого они предложили имена командующих бригадами, одних коммунистов, которые должны были руководить наступлением. «…Главный штаб и я уже назначили людей на эти командные посты…»²²

Ввиду последующего отношения советских военных, можно задаться вопросом: было ли осуществимо наступление, запланированное Ларго Кабальеро. Однако Бернетт Боллотен ссылается на профранкистского историка республиканской Народной армии Рамона Саласа Ларраса́баля (по данным которого в наступлении должно было участвовать 100 тысяч человек, а не 40), оценивавшего вероятность успеха как «весьма высокую»²³. Хуан Лопес, член кабинета Ларго Кабальеро от НКТ, подтверждает, что республиканские военачальники возлагали на это наступление большие надежды²⁴.

Так или иначе, в итоге советские специалисты решительно выступили против наступления в Эстремадуре. Хесус Эрнандес описал совещание в Алькала-де-Энаресе у генерала Г. Кулика, военного советника на Центральном фронте, во время которого было принято это решение. Присутствовали не только советские офицеры, но и двое коммунистов – членов кабинета Ларго Кабальеро, а также представители Коминтерна Пальмиро Тольятти и Викторио Кодовилья²⁵.

После застолья Кулик сказал собравшимся, что, прежде чем приступить к делу, они должны дождаться пакета из советского посольства в Валенсии. Когда курьер доставил пакет и находившееся в нём сообщение было расшифровано, Кулик объявил: «Москва уведомляет нас о том, что операция в Эстремадуре не может быть проведена».

За этим последовало продолжительное обсуждение, во время которого, по словам Эрнандеса, он и Висенте Урибе выступили в поддержку предложенного наступления, на том основании, что войска Франко в этой области были слабыми и наиболее уязвимыми и республиканская армия могла рассчитывать на значительную поддержку со стороны местного населения. Одновременно Эрнандес утверждал, что наступление на Брунете, под Мадридом, предложенное в качестве альтернативы генералом Куликом, поставит республиканские силы в невыгодное положение, поскольку им придётся штурмовать основательно укреплённые позиции и, даже если они одержат победу, они не смогут коренным образом изменить ситуацию на фронте.

Эти доводы, естественно, не подействовали на Кулика и представителей Коминтерна. Эрнандес говорит: «Гибель “Плана Кабальеро” была предрешена». Тольятти заявил, что, если Ларго Кабальеро будет настаивать на выполнении своего плана, «всегда найдутся способы заставить его отказаться от этого»²⁶.

Эрнандес утверждает, что возможность успеха данного наступления не повлияла на решение коммунистов, советских и испанских, сместить Ларго Кабальеро – это решение уже было принято. Однако ясно, что советские специалисты действительно упорно противились этому наступлению и что отставка правительства Ларго Кабальеро предотвратила его проведение.

Ещё до начала правительственного кризиса коммунисты прилагали все усилия, чтобы сорвать наступление в Эстремадуре. С одной стороны, они действовали через генерала Миаху, который к тому времени если и не вступил в их партию, то во всяком случае полностью находился под их влиянием. Он категорически отказывался снять с Мадридского фронта две закалённых бригады (и заменить их двумя другими, с менее опытным составом), как приказал ему военный министр, и уступил лишь тогда, когда Ларго Кабальеро на заседании кабинета пригрозил отправить его в отставку. Затем, когда Ларго Кабальеро отправил «фактическому командующему авиацией» письменный запрос о том, какое количество самолётов будет предоставлено для наступления, тот ответил ему, что может выделить только десять машин – смехотворная цифра, учитывая масштаб планируемого наступления²⁷.

Ларго Кабальеро объясняет, в чём заключалась роль «фактического командующего» испанскими воздушными силами: «Авиацией руководил русский командующий, хотя официально на это место был поставлен испанец. Республика платила за материалы, и русские считали, что у них есть право наблюдать за набором и обучением пилотов и даже решать, выполнять или нет приказы об отправке авиации на какой-либо фронт… Главный штаб приказывал отправить авиацию… Прието передавал это официальному командующему авиацией, а тот – русскому командующему, и было не счесть случаев, когда воздушные силы не предоставлялись»²⁸.

Возможно, наиболее исчерпывающее объяснение того, почему коммунисты взяли курс на смещение главы правительства, дал Энрике Кастро Дельгадо: «Ларго Кабальеро – это была битва и неизбежная победа, чтобы не только выиграть войну, но и быть уверенными в её исходе; это была цель, о которой коммунисты не говорили, но которая была ясна каждому из них: похоронить Вторую республику и положить начало новой республике, характер которой был определён классиками марксизма»²⁹.

Окончательное решение об отстранении Ларго Кабальеро

Согласно Хесусу Эрнандесу, официальное решение о необходимости отставки Ларго Кабальеро было принято на заседании Политбюро Коммунистической партии Испании в Валенсии в начале марта 1937 г. На этом заседании присутствовали члены Политбюро: генеральный секретарь Хосе Диас, сам Хесус Эрнандес, Долорес Ибаррури, Висенте Урибе, Антонио Михе и Педро Чека; не было лишь Педро Мартинеса Картона, который находился на фронте в Эстремадуре. Кроме того, присутствовали коминтерновские делегаты Борис Степанов, Викторио Кодовилья, Эрнё Герё, Пальмиро Тольятти и Андре Марти, советник и поверенный в делах советского посольства Гайкис и ещё один советский представитель, в котором Эрнандес узнал Александра Орлова. Таким образом, иностранцев на этом заседании было больше, чем испанцев. (Орлов отрицал своё участие в этом заседании. Бернетт Боллотен предположил, что в действительности это мог быть не Орлов, глава ГПУ в Испании, а его заместитель Беляев³⁰.)

Заседание Политбюро проходило бурно. Согласно Эрнандесу, он и Хосе Диас решительно выступили против любых попыток смещения Ларго Кабальеро, указывая, что при его правительстве партия добилась больших успехов, что его отставка вызовет раскол «антифашистского фронта» и что подобная попытка может привести к изоляции коммунистов. Дело едва не дошло до драки между Хосе Диасом и Андре Марти.

Пока говорили представители Коминтерна и СССР, ни один из членов испанского Политбюро не решался высказаться. Степанов нападал на премьера и военного министра, говоря, что он вызывает «катастрофу за катастрофой». Гайкис, по-видимому, обозначил истинную причину этого политического хода, сказав: «Кабальеро выходит из-под советского влияния. Несколько дней назад он чуть ли не вышвырнул Розенберга из кабинета премьера… Розенберг настоятельно просил закрыть “Борьбу”… запретить ПОУМ, но он не обратил на это никакого внимания…»

Когда стало ясно желание коминтерновской и советской делегаций, всё испанское Политбюро согласилось с этой «линией». Диас и Эрнандес сказали, что подчинятся решению партии, но дали понять, что по-прежнему считают его ошибочным. Пальмиро Тольятти, «тяжёлая артиллерия делегации», ответил им двоим: «Не стоит тратить время на сомнения, выраженные Диасом и Эрнандесом в отношении “Дома” [Кремля]. Это значило бы признать, что здесь могли быть серьёзные основания для дискуссии, а такое недопустимо. Я думаю, что остальным всё предельно ясно. Предлагаю немедленно начать кампанию по ослаблению позиций Кабальеро». Затем, с непередаваемой иронией, Тольятти добавил: «Мы должны начать с большого митинга в Валенсии, где товарищ Эрнандес выступит с речью. Это произведёт огромный политический эффект – то, что министр Кабальеро выступает против премьера»³¹.

Эрнандес склонился перед партийной дисциплиной и через несколько дней произнёс яростную речь против Ларго Кабальеро. Премьер-министр отправил министра образования в отставку, но когда он попросил Политбюро Коммунистической партии выбрать нового министра, оно отказалось, и Ларго Кабальеро был вынужден оставить Эрнандеса на посту. Эрнандес отмечает: «После этой уступки партийный агитпроп заработал в полную силу. Нескольких недель оказалось достаточно, чтобы этот политический колосс был разорван в клочья, чтобы его убрали из власти, как убирают на чердак ненужный предмет мебели. Кабальеро был повержен»³².

Начало правительственного кризиса

Президенту Мануэлю Асанье сообщили о грядущем смещении Ларго Кабальеро незадолго до того, как оно произошло. Когда он прибыл в Валенсию из Барселоны после Майских дней, его ждали представители «Левых республиканцев», правых социалистов и коммунистов, которые сказали ему, что они сыты по горло политикой Ларго Кабальеро и что коммунисты собираются вызвать кризис на следующем заседании кабинета, потребовав ухода Ларго Кабальеро с поста военного министра³³.

Крушение кабинета Ларго Кабальеро – а вместе с ним и устранение анархистов из республиканского правительства – началось 13 мая 1937 г. На заседании кабинета, проходившем в этот день, Ларго Кабальеро вначале дал отчёт о «разрешении» кризиса в Барселоне. Затем, по свидетельству Ларго Кабальеро, министры-коммунисты «предложили распустить Национальную конфедерацию труда и Партию марксистского единства (ПОУМ) – троцкистов, которые объединились с синдикалистами, чтобы напасть на Объединённую социалистическую партию (коммунистов)».

Ларго Кабальеро далее отмечает: «Я ответил, что это невозможно сделать по закону; что до тех пор, пока я являюсь председателем правительства, этого не случится, поскольку я пятьдесят лет боролся за политические и профсоюзные свободы не для того, чтобы теперь запятнать свою биографию правительственным распоряжением о роспуске какой-либо организации, анархистской, коммунистической или социалистической, республиканской или любой другой тенденции; что если суды решат, что было совершено преступление, заслуживающее роспуска, то они вынесут такое постановление, но никак не правительство». После этого, согласно Ларго Кабальеро, министры-коммунисты, «те, у кого на устах всегда было слово “демократия”, возмутились и подали в отставку, поднялись и ушли». Премьер-министр закрыл заседание³⁴.

Согласно воспоминаниям Ларго Кабальеро, он отправился к президенту Мануэлю Асанье и подал прошение об отставке. На следующее утро Асанья предложил ему отменить свою отставку и продолжать подготовку наступления в Эстремадуре. Но когда Ларго Кабальеро согласился и уже собирался выехать на фронт, три министра-социалиста, Рамон Ламонеда, Хуан Негрин и Анастасио де Грасия, пришли к нему, чтобы сообщить, что, ввиду отставки двух министров-коммунистов, Исполнительная комиссия Социалистической партии дала им указание также подать в отставку, что они и сделали³⁵. Таким образом, смена правительства стала неизбежной, как и отсрочка – фактически отмена – эстремадурского наступления.

Хосе Пейратс даёт несколько иное описание того, как начался кризис. Отметив отказ премьер-министра принять меры против ПОУМ и НКТ и уход двух министров-коммунистов, Пейратс пишет, что Ларго Кабальеро объявил: «Заседание Совета министров продолжается». «И тогда случилась престранная вещь: один за другим большинство министров, включая Прието, Негрина, Альвареса дель Вайо, Хираля и Ирухо, поднялись и вышли. На своих местах остались лишь председатель Совета, Анастасио де Грасия, Анхель Галарса и четверо министров от НКТ».

После этого, согласно Пейратсу, Кабальеро заявил: «В данной ситуации мы стоим перед кризисом». Министры от НКТ предложили перейти к делам, стоявшим в повестке, на что Ларго Кабальеро ответил: «Это была бы диктатура. Я не хочу быть диктатором»³⁶. Хуан Лопес и Федерика Монсень, которые присутствовали на заседании 13 мая, излагают ту же версию событий³⁷.

Анархисты и правительственный кризис

Независимо от того, когда официально начался кризис, 13 или 14 мая, на второй день четыре сэнэтиста, входивших в кабинет Ларго Кабальеро, уже не были министрами. В этот день они пришли на заседание Национального комитета НКТ, чтобы выработать предложения для президента Асаньи (который, следуя парламентскому обычаю, проводил консультации со всеми группами, участвовавшими в предыдущем кабинете). На заседании решили, что следует убедить президента вновь поручить Ларго Кабальеро сформировать правительство. Вскоре президент сделал это³⁸.

НКТ обещала Ларго Кабальеро свою поддержку. Мариано Васкес, национальный секретарь НКТ, призывал создать «правительство на профсоюзной основе, председателем которого, безусловно, должен быть Ларго Кабальеро». Ежедневник НКТ «Социальная кузница» в Валенсии опубликовал его биографию и портрет с подписью: «Ларго Кабальеро, ведущая фигура иберийской революции, с действиями которого, как главы правительства и военного министра, НКТ солидарна»³⁹.

15 мая Ларго Кабальеро представил своё предложение по новому кабинету, в котором три портфеля получал ВСТ (включая премьерство и национальную оборону) и по два портфеля – Коммунистическая партия, Социалистическая партия, Республиканский союз, «Левые республиканцы» и НКТ⁴⁰. Очевидно, Ларго Кабальеро не консультировался ни с коммунистами, ни с НКТ по поводу этого предложения.

Гарсия Оливер в своих мемуарах утверждает, что НКТ согласилась на сокращение своих мест в кабинете с четырёх до двух⁴¹. Однако Бернетт Боллотен цитирует статью в «Социальной кузнице», которая показывает, что, хотя НКТ не стремилась увеличить своё представительство в правительстве, она определённо не могла смириться с его сокращением, тем более что это уравнивало её с Коммунистической партией – виновницей кризиса⁴². Хосе Пейратс отмечает, что НКТ (так же как Коммунистическая и Социалистическая партии) «решительно отказалась участвовать»⁴³.

В итоге Ларго Кабальеро не удалось сформировать новый кабинет. Пальмиро Тольятти, сообщая руководству Коминтерна об отставке левосоциалистического премьер-министра, называл её «победой Коммунистической партии»⁴⁴.

Выдвижение Хуана Негрина

Когда Франсиско Ларго Кабальеро потерпел неудачу при попытке организовать новый кабинет, президент Мануэль Асанья обратился с этим поручением к Хуану Негрину, который почти сразу же добился успеха. Новое правительство включало в себя правых социалистов, коммунистов и членов «Левых республиканцев», Республиканского союза, Баскской националистической партии и «Левых республиканцев Каталонии». Ни ВСТ, ни НКТ не были представлены в правительстве Негрина⁴⁵.

Нет сомнений в том, что Хуан Негрин прежде всего был ставленником Коммунистической партии (и её советских и коминтерновских наставников). Мы отмечали, что ещё в ноябре 1936 г. его называли преемником Ларго Кабальеро. Однако окончательный выбор в пользу Негрина, по-видимому, был сделан на мартовском заседании Политбюро КПИ, где решался вопрос об отставке Ларго Кабальеро.

Хесус Эрнандес приводит слова Тольятти на этом заседании: «Существует практическая проблема относительно преемника Кабальеро, над которой я предлагаю поразмыслить товарищам. Я думаю, его следует выбрать методом исключения. Прието? Вайо? Негрин? Из этих троих можно оставить Негрина. Он не антикоммунист, как Прието, и не так глуп, как Вайо»⁴⁶.

Далее Эрнандес отмечает: «Предполагаю, из чистой формальности (выбор был сделан без каких-либо консультаций с нами), мне поручили переговорить с доном Хуаном Негрином, чтобы предложить ему нашу поддержку, если он согласится занять председательский пост в новом правительстве». Эрнандес пригласил Негрина к себе в Министерство образования. Обсудив с Негрином правительственный кризис, Эрнандес сказал ему: «Политическое бюро моей партии хочет предложить президенту вашу кандидатуру на пост премьер-министра».

Вначале Негрин сослался на то, что он не был популярен. Затем он сказал Эрнандесу: «Я не коммунист». Эрнандес ответил: «Тем лучше. Если бы вы были коммунистом, мы не могли бы предложить вас на место председателя Совета [министров]. Мы хотим председателя, который является другом коммунистов… не больше, но и не меньше…»

Когда Негрин заявил Эрнандесу, что он не хотел бы, чтобы его изображали «подставным лицом» коммунистов, Эрнандес уверил его в том, что их «поддержка будет настолько же осмотрительной, насколько она решительна и полна уважения». Но он добавил: «Одного нельзя избежать – вас будут называть “попутчиком коммунистов”». Этого особенно следовало ожидать в случае, если Негрин согласен с военной политикой коммунистов, на что Негрин ответил: «В целом я солидарен с ней»⁴⁷.

Негрину суждено было оставаться верным союзником коммунистов до самого конца.

Отношение анархистов к формированию правительства Негрина

В те дни, когда Ларго Кабальеро пытался найти способ сохранить свой пост, анархисты ясно дали понять, что они не станут участвовать в правительстве, которое не будет возглавляться Ларго Кабальеро как премьер-министром и военным министром. Поэтому они отказались войти в правительство Хуана Негрина.

Как только стал известен состав нового правительства, НКТ публично объявила о своём отказе от какого-либо сотрудничества с ним. Её обращение от 18 мая гласило: «Так как правительство Негрина составлено без нашего участия, соответствующего нашему положению, мы не будем предлагать ему никакого сотрудничества. В этот момент мы лишь даём знать пролетариату, организованному в НКТ, что теперь больше, чем когда бы то ни было, он должен обращать внимание на лозунги ответственных комитетов. Только согласованными действиями мы сможем остановить контрреволюцию… Товарищи, будьте внимательны к лозунгам ответственных комитетов! Не позволяйте никому поддаваться на уловки провокаторов! Спокойствие! Твёрдость и единство! Да здравствует союз профессиональных организаций!»⁴⁸

Однако, как писал много лет спустя сын Орасио Прието: «Многие лидеры были несогласны с этим решением. Они настаивали на том, что нельзя вредить интересам НКТ из-за гордости, при полном отсутствии политического реализма, защищая старого лидера ВСТ, который всю свою жизнь таил враждебность к анархо-синдикализму и который показал свою неблагодарность, предложив Конфедерации, оказывавшей ему сильнейшую поддержку против Индалесио Прието и коммунистов, только два министерства. Зачем, говорили они, подвергать риску свободу действий, приобретённую с таким трудом? Зачем уступать поле боя злейшим врагам НКТ?»⁴⁹

Очевидно, Орасио Прието был одним из тех, кто считал неучастие НКТ в правительстве Негрина серьёзной ошибкой. Позднее он писал: «Новый председатель Совета [министров] предложил НКТ три министерства, которые с политической точки зрения были более важными, чем четыре принадлежавших им ранее; но личность председателя пришлась НКТ не по душе, и она отказалась сотрудничать. Через год она участвовала в том же самом правительстве, с одним-единственным министерским местом и с председателем, нисколько не изменившим своих прежних привычек»⁵⁰.

Некоторые признаки указывают на то, что элементы внутри анархического движения рассматривали возможность переворота с целью свержения правительства Негрина. Согласно Теренсу М. Смиту: «Где-то в 1937 г., вероятно после Майских дней, внутренняя организация либертарного движения составила план государственного переворота, включавший оценку их сил в большинстве важных городов в тылу… Недостаток информации об Альмерии и Абасете заставляет думать, что, хотя это была работа национального секретаря по статистке, она выполнялась не через официальную НКТ»⁵¹.

Со своей стороны, Пальмиро Тольятти сообщал московским руководителям Коминтерна 15 сентября 1937 г.: «…В эти дни ходили слухи о подготовке анархистского путча… Несколько дней назад мы получили конфиденциальную информацию о том, что анархисты, совместно с элементами V колонны, готовят восстание на 14-е и 15-е числа месяца… В действительности произошло нечто очень странное. Похоже, что в то же самое время, когда нас предупредили о надвигающемся восстании анархистов, анархисты получили информацию, что коммунисты запланировали выступление, также в ночь с 14-го на 15-е. Они также приняли меры предосторожности…»⁵²

Анархисты во временном правительстве Каталонии

За устранением анархистов из республиканского правительства вскоре последовало их исчезновение из правительства Каталонии. В разгар вооружённого конфликта в Барселоне и других каталонских городах, 5 мая 1937 г., действующее правительство Хенералидада Каталонии ушло в отставку. Его место заняло временное правительство, которое должно было исполнять обязанности, как пишет Сесар Лоренсо, «до восстановления нормального течения общественной и политической жизни» в регионе⁵³.

По первоначальному замыслу, правительство (названное Исполнительным советом Хенералидада) должно было возглавляться президентом Луисом Компанисом и включать в себя региональных секретарей НКТ, ОСПК, Союза рабасайрес и ЭРК. Однако, как мы отмечали, секретарь ОСПК Антонио Сезе был убит на улицах Барселоны вскоре после назначения, и его место занял Рафаэль Видьелья.

Трое из четырёх членов Исполнительного совета имели по несколько портфелей. Секретарь НКТ Валерио Мас отвечал за экономику, общественные службы и здравоохранение; Рафаэль Видьелья контролировал общественный порядок, юстицию и труд; а Хоакин Поу из Союза рабасайрес получил департаменты снабжения и сельского хозяйства. Только Карлос Марти Фесед из «Левых республиканцев Каталонии» имел один портфель – советника по финансам⁵⁴.

У Валерио Маса основные проблемы возникли в области экономики. Больше всего его беспокоил недостаток сырья в каталонской промышленности. Однажды два крупнейших химических завода, производивших сырьё, подверглись бомбардировке; один из них не подлежал восстановлению, на другом рабочие не хотели приступать к ремонту, так как боялись, что после открытия завод снова попадёт под бомбардировку. Однако Масу удалось вернуть завод в работу.

В течение полутора месяцев работы в правительстве Мас сотрудничал с Советом экономики, и их отношения в целом складывались благоприятно. В этот период Совет всё ещё следовал общим принципам политики НКТ⁵⁵.

Однако, независимо от успехов Валерио Маса в руководстве каталонской экономикой и защите рабочего контроля, НКТ в последние полтора месяца своего участия в каталонском правительстве понесла тяжёлые потери в политической сфере. Бернетт Боллотен отмечает, что 4 июня советник по общественной безопасности официально распустил контрольные патрули, созданные после 19 июля 1936 г. и по большей части находившиеся под влиянием НКТ⁵⁶.

Боллотен продолжает: «Если роспуск патрулей был тяжелым ударом по НКТ и ФАИ, то не меньшим ударом оказалась утрата ими власти в многочисленных посёлках и сёлах. 15 мая революционные комитеты – которые до тех пор существовали вопреки декрету Хенералидада от 9 октября 1936 г., предусматривавшему их замену муниципальными советами, где места между различными организациями распределялись пропорционально их представительству в кабинете, – были объявлены незаконными каталонским правительством. В действительности многие из этих комитетов были разогнаны вновь прибывшими гвардейцами и карабинерами ещё до того, как они были поставлены вне закона в середине мая»⁵⁷.

Уход анархистов из каталонского правительства

26 июня с общего согласия всех элементов, представленных в каталонском кабинете, был объявлен «правительственный кризис» – иначе говоря, было решено, что правительство должно быть реорганизовано. В следующие несколько дней проходили переговоры между Луисом Компанисом и различными политическими и профсоюзными группами.

Через день после отставки кабинета из четырёх человек «Рабочая солидарность» опубликовала передовую статью следующего содержания: «Необходимо срочно составить Совет Хенералидада, но не нарушая законных прав ни одной из сторон. НКТ известно о попытках задеть её, уменьшив количество представителей, и она с сознанием своего долга и тревогой напоминает о том, что это не лучший способ укрепить основы, на которых должен покоиться новый правительственный курс взаимного уважения, если мы действительно желаем выиграть войну»⁵⁸.

На переговорах предварительно было решено, что в новый кабинет должны входить три представителя от НКТ, три от ОСПК, три от ЭРК и один от Союза рабасайрес и что им должен руководить президент Луис Компанис, без назначения премьера. Также было решено, что советниками от НКТ станут Роберто Альфонсо Видаль – по здравоохранению и социальному обеспечению, Хуан Гарсия Оливер – по общественным службам и Жерминаль Эсглеас – по экономике. Видаль был выдвинут вместо Хосе Шены, сравнительно неизвестного члена ФАИ, против кандидатуры которого возражал президент Компанис.

Во время переговоров президент Компанис предложил назначить одиннадцатого члена кабинета – Педро Боска Жимперу из партии «Каталонское действие». Представители НКТ выступили против, хотя национальный секретарь Мариано Васкес рекомендовал им не занимать непримиримую позицию по данному вопросу, и поскольку Компанис не стал настаивать, они решили, что он отказался от этой идеи.

Наконец, 29 июня был опубликован список членов нового каталонского кабинета. Он содержал десять имён, которые были согласованы на переговорах, но также включал доктора Боска Жимперу в качестве советника без портфеля. Решение о его назначении было принято президентом Компанисом без согласия НКТ.

НКТ резко возражала против включения Боска Жимперы в кабинет. В обращении, изданном 30 июня, Региональный комитет отмечал: «Когда казалось, что политическая проблема решена, и когда Региональная конфедерация труда Каталонии назвала имена людей, которые должны были представлять её в Совете Хенералидада, конфедеральная организация Каталонии была поставлена перед свершившимся фактом – списком нового правительства, в котором есть советник без портфеля, на что наша организация не давала своего согласия, а напротив, выступала против такого состава с первой минуты переговоров по поводу кризиса…»

Далее в обращении говорилось: «Поскольку это выглядело как манёвр, акт нелояльности, Региональная конфедерация труда Каталонии ясно выразила президенту Хенералидада своё категорическое несогласие с этим назначением, но президент Хенералидада объявил, что не отменит его…»⁵⁹

Лидеры НКТ подкрепили свои протесты тем, что три их советника в новом кабинете отказались приступать к исполнению обязанностей. Как следствие, через пять дней президент Компанис объявил о формировании другого кабинета, без участия НКТ.

Это правительство оставалось у власти вплоть до захвата Каталонии силами Франко⁶⁰.

По некоторым признакам можно заключить, что президент Компанис сознательно предпринял этот манёвр, чтобы заставить анархистов отказаться от продолжения работы в его правительстве. Ещё до того, как начались переговоры о новом кабинете, «Бюллетень НКТ–ФАИ» опубликовал отрывки «тайного политического доклада» ОСПК, который предсказывал правительственный кризис и говорил: «При этом участие НКТ в правительстве будет допущено, но на таких условиях, что сама НКТ посчитает себя обязанной отказаться от сотрудничества, и таким образом, мы предстанем перед общественным мнением как единственные, кто желает сотрудничать со всеми секторами. Если в этой ситуации кто-то проявит упорство, то это будем не мы, а те, кто в других случаях придерживался такой же позиции»⁶¹.

Сесар Лоренсо раскрывает значение выхода анархистов из каталонского правительства:

32. Сопротивление анархистов

После Майских дней в Барселоне и последующего удаления из правительств Каталонии и Республики анархисты были отброшены в оборону. Задача расширения революции больше не стояла, пришло время отчаянного сопротивления в попытке отстоять завоевания первых недель и месяцев Гражданской войны и защитить существование анархических организаций и жизни их членов.

Тем временем их главные противники, сталинисты, неуклонно продвигались к установлению абсолютной власти над Республикой. Через много лет после окончания войны испанские коммунисты «признали», что в их поведении были «ошибки». Как отмечает Хулиан Горкин, это произошло на совещании представителей восьмидесяти одной коммунистической партии, которое проходило в Москве в ноябре – декабре 1960 г.:

Сталинисты убирали со своего пути одну оппозиционную группу за другой. Прежде всего, они полностью разгромили ПОУМ. Одновременно они уничтожили опору Франсиско Ларго Кабальеро во Всеобщем союзе трудящихся и фактически поместили его самого под домашний арест². Затем пришёл черёд бывшего союзника коммунистов Индалесио Прието, который за попытку оспорить превосходство коммунистов в вооружённых силах был не только устранён из правительства, но и полностью лишён политического влияния. После того, как сталинисты избавились от более опасных противников, политическая роль испанских республиканских партий и «Левых республиканцев Каталонии» практически свелась к нулю.

В последние месяцы войны у сталинистов оставался лишь один серьёзный противник – анархическое движение, которому приходилось постоянно терпеть преследования и переносить поражения. Его сопротивление сталинистам и их союзнику премьер-министру Негрину ослабевало, и в рядах либертариев наметился раскол. Когда было уже слишком поздно, анархисты наконец дали отпор и приняли участие в перевороте, свергнувшем Негрина, и в создании Национального совета обороны, пришедшего к власти в результате этого переворота, менее чем за месяц до окончания войны.

К расколу в рядах анархистов и к их участию в Национальном совете обороны мы обратимся в следующих главах. Здесь мы остановим наше внимание на том, как коммунисты достигли власти, как реагировали на это анархисты и как они от этого пострадали.

Кампания анархистов по возвращению в правительство

С того момента, как они оказались устранены из республиканского правительства, анархисты начали требовать, чтобы их вновь включили в его состав. Хесус Эрнандес в своей книге, направленной против анархистов, цитирует письмо Мариано Васкеса, национального секретаря НКТ, от 3 июня 1937 г., в котором предлагалось ввести НКТ в правительство; Негрин ответил на него отказом³.

На митинге, организованном Национальным комитетом НКТ в июле 1937 г. в Валенсии, где главным оратором был Мариано Васкес, была принята резолюция, призывавшая, помимо прочего, к «созданию правительства с пропорциональным представительством всех антифашистских сил…»⁴

Три недели спустя Хоакин Кортес, выступая от имени НК НКТ на митинге в Каспе, Арагон, заявил: «…Хотя нас выбросили из правительства, НКТ не говорила, что не хочет участвовать в нём. НКТ лишь говорила и говорит, что она не собирается входить в правительство, чтобы вести бесчестный торг, как делали все до сих пор. Мы хотим вступить в правительство, чтобы вести войну и также чтобы осуществлять революцию… Я спрашиваю вас, анархисты, социалисты, республиканцы, беспартийные товарищи: разве мы боремся на фронте и на работе, на передовой и в тылу для того, чтобы, остановив фашизм, позволить какой-нибудь партии установить свою диктатуру, уничтожив все остальные антифашистские организации?»⁵

18 июля Региональный конгресс Леванта НКТ потребовал для НКТ «участия в определении политики Испании, во всех органах, имеющих отношение к ведению войны, юридической организации, политико-административной организации и контролю над экономикой». Конгресс требовал для НКТ «участия во власти» и «пропорционального представительства в правительстве и его представительных и исполнительных органах»⁶.

Однако имеются доказательства того, что Негрин и Индалесио Прието не собирались допускать анархистов в правительстве, пока не произойдёт решительное сокращение их силы. Луис Фишер писал: «Негрин сказал мне, что не хочет анархистов в своём правительстве. Они могут войти позднее, когда научатся сотрудничать. Прието был того же мнения. Он объяснил мне свою позицию: “Мы – коалиционное правительство. Каждый министр приносит правительству поддержку своей партии. Но анархистский министр не делает этого; его партия – неорганизованное сборище; часть идёт в одном направлении, часть в другом. Анархистские лидеры не имеют на своих людей никакого влияния…”»⁷

Кампания за включение анархистов в правительство продолжалась. В конце декабря 1937 г. передовая статья в «Бюллетене НКТ–ФАИ» говорила: «Необходимо понять ценность, для будущего и для движения, того сотрудничества, которое могут оказать рабочие в правительстве… Чем быстрее НКТ и ВСТ начнут сотрудничать в правительстве, тем быстрее придёт победа, и революция продолжит свой торжествующий путь…»⁸

Другая передовица, опубликованная через две недели в том же издании, утверждала, что в правительстве должны быть «все три антифашистских ядра и, в первую очередь, два крупных рабочих центра, которые заключают в себе и представляют избранных из числа испанского народа…»⁹

Лидеры НКТ выдвинули требование своего возвращения в республиканское правительство в ходе переговоров с ВСТ по заключению пакта о единстве действий. Как следствие, документ, подписанный в марте 1938 г. двумя центральными профсоюзными организациями, гласил: «ВСТ объявляет, что не будет препятствовать включению НКТ в исполнение функций правительства»¹⁰.

Позднее, 2 апреля, на заседании Национального координационного комитета (Comité Nacional de Enlace), созданного в соответствии с мартовским соглашением НКТ и ВСТ, было составлено официальное письмо, требовавшее участия НКТ и ВСТ в кабинете. На следующий день пленум региональных федераций НКТ официально одобрил вхождение НКТ в правительство Негрина¹¹.

Сегундо Бланко в правительстве Негрина

Приблизительно через месяц после подписания пакта НКТ–ВСТ премьер-министр Негрин наконец согласился включить члена НКТ в свой кабинет. Однако он сделал это на собственных условиях. Во-первых, он предложил НКТ только одно министерство, не имевшее большого влияния на ход войны. Во-вторых, Негрин хотел сам выбрать члена своего кабинета от НКТ.

По словам Мануэля Муньоса Диеса, биографа Мариано Васкеса, Негрин решил предоставить НКТ и ВСТ по крайней мере символическое представительство и вначале предложил, чтобы национальные секретари обеих организаций заняли места в его кабинете. Ваксес отказался от этой идеи и не стал передавать её на рассмотрение Национального комитета¹².

И всё же Негрин не хотел оставлять НКТ свободу выбора. Согласно Хосе Пейратсу, «сеньор Негрин попросил НКТ назвать три имени, из которых он выберет будущего министра. Это унизительное предложение обсуждалось на совещании Либертарного движения, и возникла вполне ожидаемая оппозиция. И вновь Мариано Р. Васкесу и Орасио М. Прието удалось добиться положительного решения. Представленный список включал имена Орасио М. Прието, Гарсии Оливера и Сегундо Бланко. Негрин выбрал последнего из них…»¹³ (Гарсия Оливер говорит, что в списке НКТ были Хуан Лопес, Орасио Прието и Бланко¹⁴.)

Хуан Гарсия Оливер отмечает, что среди рядовых членов НКТ наблюдалось большое недовольство возвращением анархистов в правительство. «Сегундо Бланко и Пуч Эли́ас не рассматривались как плохие кандидаты на должности министра и замминистра. Они являлись частью команды Негрина, и этого было достаточно, чтобы на них смотрели с презрением. Когда стало известно о том, что Сегундо Бланко, выдающийся активист в Астурии, но совершенно неизвестный в Каталонии, кандидат на место в правительстве, был выбран Негрином как самая спелая дыня из кучи, активисты синдикатов НКТ почувствовали не возмущение или гнев, а отвращение и презрение. Не только к министру, а ко всем представителям и руководителям НКТ, ФАИ и ФИХЛ»¹⁵.

Таким образом, 6 апреля 1938 г. Сегундо Бланко стал единственным членом кабинета Негрина от НКТ на должности министра образования. Мнения тех, кто впоследствии оценивал роль Бланко на министерском посту, резко разделились. Так, Бернетт Боллотен, отметив, что партии баскских и каталонских националистов получили в апрельском кабинете незначительные посты, пишет: «Столь же тривиальной была роль Сегундо Бланко из НКТ, назначенного министром образования в качестве подачки либертарному движению…»¹⁶

Со своей стороны, Бруэ и Темим называют Бланко представителем Негрина в либертарном движении¹⁷. Их суждение совпадает с мнением Хосе Пейратса, по словам которого Бланко спустя некоторое время стал «просто ещё одним негринистом»¹⁸.

Хуан Лопес, который сам был министром в правительстве Ларго Кабальеро, много лет спустя говорил, что тогда, в апреле 1938 г., он считал большой ошибкой вхождение НКТ в правительство, контролировавшееся коммунистами. Он утверждал, что у Бланко не было совершенно никакой власти¹⁹.

Однако Рамон Альварес, давний коллега Сегундо Бланко по либертарному движению в Астурии и его личный секретарь во время пребывания в правительстве, был несогласен с этими оценками: «Я могу сказать – и я беседовал об этом с Сантильяном перед его смертью, – что несправедливо говорить так, как говорят против Сегундо Бланко… поскольку каждый должен знать, что политика, проводившаяся Сегундо Бланко в кабинете, была продиктована Национальным комитетом, который он неукоснительно информировал обо всём. Я могу дать неопровержимое подтверждение этого»²⁰.

Однако Альварес также отметил: что касается «возможности защитить анархистов от преследований коммунистов, поддержанных самим Хуаном Негрином, я не думаю, что Сегундо многого добился. Разве что его присутствие в правительстве заставляло Негрина и коммунистов действовать более осторожно, чтобы быть уверенными, что Сегундо Бланко остаётся в неведении относительно преследования и даже убийств, совершённых последователями Сталина по приказу из Москвы, чтобы уничтожить Либертарное движение – практически невыполнимая операция, если учесть нашу мощную поддержку в Испании»²¹.

Сесар Лоренсо также доказывает, что присутствие Сегундо Бланко в кабинете Негрина имело для НКТ большое значение. Он ссылается на утверждение своего отца, что Негрин «нуждался в участии НКТ»²².

С точки зрения анархистов, пишет Лоренсо: «Истинной причиной участия НКТ в правительстве доктора Негрина была необходимость положить конец действиям Коммунистической партии и её продвижению, предотвратить захват ею власти и бороться против неё всем тем оружием, которое она использовала… Теперь необходимо было действовать, чтобы избежать открытого и полного уничтожения и спасти жизни активистов движения»²³.

Лоренсо также утверждает, что Национальный комитет Народного фронта, в который НКТ вошла 29 марта, а ФАИ – 31 мая 1938 г., «являлся своего рода вторым правительством, решения которого часто влияли на дебаты в Совете министров». Он добавляет, что Мариано Васкес и Орасио Прието были выбраны делегатами Конфедерации в указанном комитете, а Сантильян и Жерминал де Соуза представляли в нём ФАИ²⁴.

Однако Диего Абад де Сантильян не считал, что Национальный комитет Народного фронта, даже с участием анархистов, мог как-либо повлиять на позицию и действия правительства Негрина. Через год после окончания войны он писал: «Задачей Народного фронта было повиноваться и, сохраняя молчание, следовать распоряжениям правительства, а не рассматривать и критиковать их»²⁵.

Будучи министром образования и здравоохранения, Сегундо Бланко назначил анархистов на ключевые должности в ведомстве, включая субсекретаря (заместителя министра) по народному образованию, субсекретаря по здравоохранению и генеральных директоров (начальников главных управлений) начального образования и здравоохранения²⁶. Однако, как свидетельствовал много лет спустя Хосе Консуэгра – один из анархистов, работавших при нём в министерстве, Сегундо Бланко не проводил чистку в аппарате, за исключением этих высших постов.

Этот же источник отметил, что произошли изменения в работе культурной милиции Министерства образования, которая изначально замышлялась как средство распространения общего образования и культуры среди солдат, но при Хесусе Эрнандесе, предшественнике Бланко, сосредоточилась на ведении коммунистической пропаганды в войсках. По словам Консуэгры, это прекратилось, когда должность министра занял Сегундо Бланко²⁷.

Сесар Лоренсо утверждает: «После вхождения НКТ в правительство положение либертариев значительно улучшилось. Преследования на фронтах и в тылу прекратились, цензура прессы стала менее ощутимой». Он также считал, что НКТ выиграла от создания Совета труда, в составе шести членов НКТ, шести членов ВСТ, 12 представителей групп работодателей и семи правительственных функционеров, «для разрешения возможных конфликтов между работодателями и рабочими»; а также от создания Национального совета военной промышленности, включавшего по двое делегатов от НКТ, ВСТ и правительства. Наконец, Лоренсо видит прогресс в том, что Диего Абаду де Сантильяну, М. Кардоне Роселю и Орасио Прието было поручено составить проект постановления о Национальном совете экономики, к созданию которого давно стремилась НКТ²⁸.

Можно заметить, что Сесар Лоренсо слишком оптимистичен по поводу прекращения репрессий против активистов НКТ, что участие в Совете труда представляло собой очередной значительный отход от традиционной позиции анархистов и что возможность создания Национального совета экономики начали «рассматривать» в декабре 1938 г. – слишком поздно для того, чтобы это имело какие-либо практические результаты. Присутствие анархиста в правительстве Негрина, безусловно, влекло за собой ослабление критики в адрес этого правительства и его сторонников-коммунистов. Кроме того, это способствовало усилению разногласий внутри либертарного движения.

Любопытно, что НКТ не предпринимала попыток вернуться в правительство Каталонии, в котором влияние сталинистов также было сильным, если не подавляющим. Гарсия Оливер объясняет эту позицию:

Ликвидация ПОУМ

За время, прошедшее между Майскими днями 1937 г. и возвращением НКТ в республиканское правительство, коммунистам и их союзникам удалось устранить всех своих основных оппонентов, кроме анархистов. Первой жертвой сталинистов стала Рабочая партия марксистского единства.

С декабря 1936 г., когда ПОУМ была вытеснена из каталонского правительства, и до мая 1937 г. сталинисты вели против неё яростную пропагандистскую кампанию. Сразу после создания правительства Негрина информационная служба советского консульства в Барселоне выпустила «секретный циркуляр», требуя запрещения ПОУМ. ОСПК широко распространила этот «секретный» документ, и лидеры ПОУМ в ответ потребовали создать международный суд социалистических и коммунистических интернационалов, который рассмотрел бы выдвинутые против них обвинения. В другой раз Андрес Нин и Хулиан Горкин на митингах, проходивших в Барселоне и Валенсии соответственно, потребовали создать в Испании специальный трибунал из представителей всех антифашистских организаций, чтобы рассмотреть обвинения сталинистов в адрес ПОУМ. Оба они согласились с тем, что, если эти обвинения окажутся верными, лидеров ПОУМ нужно будет расстрелять; если же они окажутся ложными, точно так же следует поступить с обвинителями. Естественно, сталинисты оставили это предложение без ответа³⁰.

Типичным примером сталинистских нападок на ПОУМ в этот период была статья, появившаяся в валенсийской газете «Красный фронт» 6 февраля 1937 г. Она начиналась словами: «Фашистская троцкистская партия должна быть распущена и отдана под суд как фашистская. Подонки из ПОУМ теперь стали отчаянными, оттого что их бесчестье было разоблачено, и развязали демагогическую кампанию против твердыни антифашистского единства по приказу своих зарубежных господ… Здесь стоит вопрос не идеологических разногласий и даже не физического отвращения к партии предателей, а нечто более глубокое и более важное. Это вопрос дистанции между теми, кто идёт в авангарде нашего народа, и агентами гестапо. Это вопрос группы бандитов, которых оставил среди нас фашизм»³¹.

Некоторые иностранные социалисты довольно рано осознали значение ПОУМ в борьбе анархистов и сталинистов. Чарльз Орр из Социалистической партии Америки в декабре 1936 г. писал национальному секретарю партии Кларенсу Сениору: «Замысел сталинистов, кажется, состоит в том, чтобы льстить анархистам и поддаваться им, пока они не смогут устранить ПОУМ, затем завоевать себе поддержку среднего класса, которую могут получить анархисты, тем самым расколоть их и сокрушить остатки революционных сил»³².

Всё это предвещало дальнейшую судьбу ПОУМ. Топор начал опускаться рано утром 3 июня 1937 г., когда полиции было приказано закрыть партийную газету «Борьба» и задержать её редактора Хулиана Горкина. Приказ был подписан генеральным делегатом Республики в Каталонии, назначенным Негрином³³. 16 июня Исполком ПОУМ собрался на заседание и принял меры по организации подпольного руководства, ввиду ожидаемого запрета партии. Вечером этого дня и утром следующего большинство высших руководителей ПОУМ, а также члены их семей были арестованы³⁴. По словам Хулиана Горкина, полицейские, которые арестовали его, пришли в сопровождении двух иностранцев – как он подозревал, агентов ГПУ³⁵.

Хесус Эрнандес, в то время член Политбюро Коммунистической партии и министр образования, в книге, написанной после его ухода из КПИ, утверждает, что арест лидеров ПОУМ был осуществлён по прямому распоряжению ГПУ, а не испанского правительства. Он отмечает, что это обвинение выдвинул на заседании кабинета министр внутренних дел Хулиан Сугасагойтия, который должен был знать положение дел³⁶.

Андрес Нин, генеральный секретарь ПОУМ, «исчез» и, по-видимому, был убит. Что именно с ним произошло – официально никогда не раскрывалось. Хесус Эрнандес пишет, что Нин был перевезён из Барселоны в Валенсию, а оттуда – в тюрьму ГПУ в Алькала-де-Энаресе, возле Мадрида. Здесь, согласно Эрнандесу, его варварски пытали, очевидно добиваясь от него «признаний», как делали с жертвами Московских процессов. Но мучителям не удалось сломить Нина, и в конце концов он был убит. Эрнандес называет генерала Орлова, шефа ГПУ в Испании, и Витторио Видали (известного в Испании и Мексике как Карлос Контрерас), после Второй мировой войны ставшего ведущей фигурой в Итальянской коммунистической партии, непосредственно ответственными за смерть Нина³⁷.

И Орлов, и Видали впоследствии отрицали свою причастность к исчезновению и убийству Нина. Биограф Нина, Франсеск Бонамуса, отмечает, что многие подробности этого дела остаются тайной, и подводит итог:

22 июня правительство объявило о создании особого Трибунала по делам о шпионаже³⁹. Поумистский лидер Хулиан Горкин так комментирует деятельность этого органа: «К концу 1937 года – шестьдесят два приговорённых к смерти в Карсель-Модело. Создан адский круг, который будет расширяться месяц за месяцем, в то время как поражения, беспорядок и деморализация усиливаются: СИМ [Служба военной информации] арестовывает и пытает, Трибунал по делам о шпионаже приговаривает. Последний приобрёл дурную славу: теперь его называют Кровавым трибуналом. Министр юстиции, который, несомненно, осознаёт это, проявляет очевидные колебания при исполнении приговоров»⁴⁰.

Тем временем преследования поумистов продолжались. Согласно Виктору Альбе: «17 июня 1937 г. для активиста ПОУМ начинается новая эпоха, которая продлится до конца гражданской войны и которая не имеет прецедентов. Если он попадёт в руки врага – ему придётся пострадать, если он попадёт в руки “друга” – ему придётся пострадать и вдобавок он будет опорочен. Если война будет проиграна – его будут преследовать, если она будет выиграна – преследование, которое уже начато, будет продолжаться…»⁴¹

Преследование ПОУМ обеспокоило многих политических лидеров, которые не испытывали большой симпатии к этой партии. Президент Мануэль Асанья предостерегал на этот счёт премьер-министра Негрина. Он пишет в своих мемуарах: «Учитывая сильную склонность коммунистов к подражанию, мы не можем перенимать московские методы, каждые три-четыре месяца раскрывая заговор и расстреливая разных политических противников… Я не расположен к тому, чтобы партии яростно набрасывались друг на друга; чтобы завтра расстреляли членов ПОУМ, а на следующий день – других»⁴².

Альба отмечает, что новый подпольный Исполком ПОУМ был создан сразу после ареста главных лидеров партии. Он состоял из «членов, которые избежали ареста, и некоторых активистов, вызванных в Барселону… Состав этого комитета менялся, поскольку некоторые из его членов были арестованы… Таким образом, ПОУМ никогда не оставалась обезглавленной»⁴³. Адольфо Буэсо, в то время ведущий профсоюзный активист ПОУМ, отмечает, что для подпольной ПОУМ оказалась «весьма полезной организация, называвшаяся “Друзья Мексики”, и её отделения… Собрания руководителей проходили в самом мексиканском консульстве… По прошествии времени, теперь (1961) трудно поверить в то, что в 1937 г. коммунистическая полиция не знала о роли, которую играли эти центры “Друзей Мексики”»⁴⁴.

В октябре 1938 г. руководители ПОУМ наконец предстали перед Трибуналом по делам о шпионаже и государственной измене, который был создан 15 месяцами ранее. Обвинения, выдвинутые против них, включали в себя контакты с представителями нацистов и Франко, а также борьбу с правительствами Ларго Кабальеро и Негрина.

Не приходится сомневаться в том, что сталинисты надеялись устроить над поумистами показательный суд: Хулиан Горкин называл его «Московским процессом в Барселоне». Англоязычный бюллетень ОСПК раскрыл суть «преступлений», в которых собирались обвинить лидеров ПОУМ, вскоре после их ареста:

Суд над лидерами ПОУМ проходил под сильным давлением со стороны правительства, которое добивалось их осуждения и казни. Шумную кампанию с этой целью вела не только коммунистическая пресса внутри Испании и за её пределами, но и сам глава правительства. Хулиан Горкин описывает совещание в рабочем кабинете Негрина с участием министра юстиции Рамона Гонсалеса Пеньи, председателя Верховного суда Мариано Гомеса, председателя Трибунала по делам о шпионаже Иглесиаса Порталя и генерального прокурора Хосе Гомиса, на котором премьер-министр заявил: «Сеньоры, армия требует смертной казни для тех из ПОУМ, кто предстанет перед судом… Я считаю необходимым удовлетворить требование армии».

Согласно Горкину, когда председатель Верховного суда стал возражать, говоря, что приговор должен быть основан на доказательствах, Негрин ответил: «Мне нужно, чтобы этих людей осудили! Если необходимо, я сам встану во главе армии и заставлю суд поменять своё мнение».

Гонсалес Пенья, министр юстиции и социалистический профсоюзный активист из Астурии, также возражал против самоуправства Негрина. Он утверждал, что письма военнослужащих с требованием казни были написаны по принуждению коммунистов и предложил председателю Верховного суда выбросить их⁴⁶.

На суде помимо самих обвиняемых – Хулиана Горкина, Энрике Адроэра (Жиронельи), Педро Бонета, Жорди Аркера, Хосе Эскудера, Хуана Андраде и Давида Рея – присутствовали в качестве свидетелей защиты Франсиско Ларго Кабальеро, Федерика Монсень, бывший посол во Франции (и один из главных соратников Ларго Кабальеро) Луис Аракистайн и троцкистский лидер Фернандес Грандисо (Мунис), а также бывшие министр юстиции Мануэль де Ирухо (баскский националист) и министр внутренних дел Хулиан Сугасагойтия (социалист и сторонник Индалесио Прието).

Вероятно, наиболее болезненный удар обвинению нанесли показания Хулиана Сугасагойтии, возглавлявшего МВД во время ареста лидеров ПОУМ. Он заявил: «Правительству ничего не было известно об аресте этих людей. Это было сделано в обход правительства и против его воли»⁴⁷.

Виктор Альба указывает на затруднительное положение, в котором оказались судьи: «Они представляли собой политическую коллегию… так же как и юридическую. Ни одно из обвинений не было доказано. Но освободить обвиняемых – было всё равно что позволить коммунистам ликвидировать их и потом сказать, что они бежали в Берлин, и в результате правительство снова оказалось бы в неловкой ситуации, такой как в случае с Нином. Лучше всего было осудить их, но признать то, что, как продемонстрировали обвиняемые, было для них дороже всего: их революционную честь»⁴⁸.

Согласно Горкину, после осуждения обвиняемым предложили сделку, в соответствии с которой они были бы реабилитированы, но должны были отправиться в эмиграцию, а ПОУМ оставалась бы под запретом. Горкин говорит, что они отклонили эти условия⁴⁹.

Окончательный приговор признавал Давида Рея невиновным; Жорди Аркер приговаривался к 11 годам заключения, остальные – к 15⁵⁰.

Сталинисты, очевидно, были разочарованы итогами процесса лидеров ПОУМ. Пальмиро Тольятти в докладе своим московским руководителям писал о «скандальных результатах суда над ПОУМ, закончившегося без каких-либо серьёзных наказаний»⁵¹.

Неспособность сталинистов предоставить убедительные доказательства своих обвинений в адрес ПОУМ не мешала им повторять свои наветы долгие годы после окончания Гражданской войны. Так, Стив Нельсон, американский коммунист и бывший интербригадовский политкомиссар, в своих воспоминаниях, изданных в начале 50-х, писал о «троцкистах, закоренелых предателях и агентах нацистов и фашистов-чернорубашечников. Их организацией была ПОУМ…»⁵²

Иностранные антисталинисты, поддерживавшие республиканское дело, внимательно следили за процессом лидеров ПОУМ. Это показывает открытое письмо испанскому министру юстиции Рамону Гонсалесу Пенье, направленное Норманом Томасом и Девером Алленом от имени Социалистической партии Америки и перепечатанное в виде брошюры.

Томас и Аллен испытывали очевидное облегчение от результатов суда:

Даже после того, как сталинисты поставили ПОУМ на грань уничтожения (предварительно навесив на неё ярлык «троцкизма»), они продолжали использовать её в качестве козла отпущения. Так, Долорес Ибаррури, выступая на пленуме Коммунистической партии 23 мая 1938 г., почти через год после запрета ПОУМ, произнесла против неё длинную обличительную речь. Среди прочего, она говорила: «Троцкистские преступники были теми, кто всеми средствами пытался помешать Каталонии с её обширными ресурсами включиться в решение военных задач… Они были теми, кто братался на Восточном фронте с элементами фашистской армии… Они были теми, кто фигурировал в руководстве большинства фашистских шпионских организаций, разоблачённых к настоящему времени…»⁵⁵

Отношение анархистов к преследованию ПОУМ

Анархисты решительно выступали против внесудебного и судебного преследования ПОУМ и её лидеров. Пока им не мешала контролируемая сталинистами цензура, они во всеуслышание заявляли о своём несогласии.

Федерика Монсень утверждала, что она была первой, кто открыто задал вопрос о том, что́ произошло с Андресом Нином⁵⁶. В ежедневном «Бюллетене» НКТ–ФАИ от 4 августа 1937 г. вверху третьей страницы заглавными буквами было напечатано: «Где Нин? Что сделали с лидером рабочих после того, как Главное управление безопасности опубликовало в прессе сообщение о его аресте?»⁵⁷

Мариано Васкес в начале июля на митинге в Валенсии протестовал против преследования ПОУМ. Его речь примечательна тем, что он, по-видимому, продолжал воспринимать конфликт между ПОУМ и сталинистами как семейную ссору среди марксистов, а не часть общего наступления сталинистов на всех своих оппонентов и на революцию, начавшуюся после 19 июля 1936 г.

Васкес начал своё выступление по проблеме ПОУМ с комментария: «Какое нам дело до того, две фракции в марксизме или двадцать? Единственное, что мы можем сказать: с точки зрения интересов пролетариата было бы удобно, если бы разные течения марксизма были преобразованы в одно…»

Однако далее Васкес сказал: «Это недопустимо, когда на организацию нападают с обвинением, что те, кто принадлежит к ней, находятся в контакте с Франко, и ещё не знаю сколькими обвинениями. Хорошо. Заводите дело против тех, кто виновен, наказывайте кого нужно, подвергайте санкциям тех, кто их заслуживает… но между этим и истреблением организации существует огромная пропасть».

Васкес особенно защищал Андреса Нина: «Чего никто не может понять, чего не может понять народ, так это того, что они говорят, что Нин был в контакте с Франко и что Нин фашист. Это должно быть вынесено на суд и предъявлено народу, потому что для народа Нин является революционером. Он – человек, который с малых лет был в революционной организации и движении, и народ не может согласиться с обвинением, что он находится в контакте с Франко…»⁵⁸

Диего Абад де Сантильян лучше, чем Васкес, понял значение атаки сталинистов на ПОУМ. Он писал в своей первой книге о Гражданской войне, написанной (и изданной за границей) в 1937 г.: «…Мы должны были всеми средствами, даже с оружием в руках, препятствовать совершению преступлений наподобие того, жертвой которого стал Андрес Нин… Они начали с ПОУМ, потому что она была сравнительно слабой партией; но эта лёгкая победа придала смелости претендентам на новую диктатуру, чтобы противостоять нам…»⁵⁹ Хуан Лопес также подчёркивал важность для НКТ репрессий против ПОУМ. В одной статье он спрашивал, не является ли это «первым счётом, выставленным за советскую помощь»⁶⁰.

Анархист Ласарильо де Тормес в конце 1937 г. выпустил книгу, в которой он посвятил две главы разоблачению гонений на ПОУМ. В этой книге приводились примеры истеричных выпадов коммунистов против самой партии и почти таких же яростных нападок на две международные миссии, состоявшие из лидеров партий Социалистического Интернационала и так называемого Лондонского бюро, которые прибыли в Испанию для расследования обвинений в адрес ПОУМ; и ПОУМ, и иностранные делегаты брались автором под защиту⁶¹.

После Майских дней некоторые из анархистов осознали действительную расстановку сил, существовавшую в Каталонии до мая 1937 г. Так, одна анархическая брошюра, посвящённая майским событиям, подводила итоги 1936 г.: «Прошло шесть месяцев после поражения фашистского мятежа; шесть месяцев революционного развития, которое логически должно было привести к социализации. Но со стороны определённых партий наблюдалось стремление поставить препятствия на пути этого развития. Вместо социальной революции они хотели войну национального характера. Против лозунга войны и революции, выдвинутого НКТ и ФАИ, а также ПОУМ, был выдвинут лозунг всех остальных организаций и партий, который гласил: “Прежде всего – выиграть войну”»⁶².

Кроме того, в начале июля 1937 г. Васкес от имени Национального комитета НКТ направил официальное обращение, адресованное «президенту Республики, кортесам, Совету министров, министрам внутренних дел и юстиции и национальным комитетам всех партий и организаций фронта антифашистской борьбы»:

Впоследствии, насколько позволяла цензура, анархические издания продолжали протестовать против того, что происходило с ПОУМ. Согласно Виктору Альбе: «Анархисты и некоторые кабальеристы протестовали. Федерика Монсень на митинге беспощадно атаковала коммунистов, заявив: “Они создали тиранию Сталина, когда русский народ освободился от тирании царей”, – а Хуан Лопес спрашивал в своей статье, не является ли суд “первым счётом, который Россия выставила для оплаты”. Хуан Пейро хотел опубликовать в ежедневном издании “Каталония” (Catalunya), которое он редактировал, статью о суде, однако она была удалена цензором. СИА (Международная антифашистская солидарность), созданная НКТ для помощи её заключённым, издавала обращения о сборе средств в пользу заключённых-поумистов»⁶⁴.

Анархисты попросили одного из своих адвокатов – Бенито Пабона, депутата парламента от малочисленной Синдикалистской партии, заняться защитой лидеров ПОУМ, представших перед судом в октябре 1938 г.⁶⁵. Он взял это дело, однако в итоге был вынужден оставить страну, поскольку сталинисты угрожали его убить. Его место было занято Висенте Родригесом Ревильей, которому НКТ предложила вооружённую охрану⁶⁶. Как мы уже упоминали, Федерика Монсень являлась одним из основных свидетелей защиты на этом процессе.

Анархисты также пытались поддержать поумистов в вооружённых силах. После запрещения ПОУМ 29-я дивизия, её главное военное соединение на Арагонском фронте, была расформирована; командование дивизии арестовали, но министр обороны Индалесио Прието распорядился освободить их⁶⁷. В Барселоне был создан штаб по расформированию дивизии. На переговорах с Индалесио Прието было оговорено, что командиры младшего и среднего звена сохранят свои звания, а подразделения и личный состав дивизии будут распределены между некоммунистическими соединениями армии⁶⁸. Согласно Хуану М. Молине, руководившему каталонскими и арагонскими войсками до майских событий, соединения НКТ особенно старались привлечь в свой состав солдат бывшей 29-й дивизии⁶⁹.

Политическое уничтожение Ларго Кабальеро

Пока продолжалась кампания по ликвидации ПОУМ, сталинисты также приступили к уничтожению, по крайней мере политическому, Франсиско Ларго Кабальеро, отстранённого от руководства республиканским правительством. Этот процесс включал в себя несколько этапов.

Даже выведенный из правительства, Ларго Кабальеро, казалось, сохранял прочные позиции. Он оставался генеральным секретарём ВСТ, и хотя национальное руководство Социалистической партии находилось в руках его противников, на его стороне стояли ключевые региональные отделения партии, особенно в Мадриде и Валенсии. Он также имел мощную поддержку со стороны анархистов.

Сам Ларго Кабальеро описывал своё положение в то время. «Мои обязанности следующие: вести дела в секретариате Всеобщего союза [трудящихся] и по воскресеньям приезжать в Мадрид из Валенсии, чтобы присутствовать на заседаниях комитета Мадридской социалистической группы, председателем которой я являюсь… Исполнительная комиссия партии хочет, чтобы группа подчинялась её глупой политике, не может этого добиться. Мадрид не подчинился бы тирании»⁷⁰.

Ларго Кабальеро предпринял по крайней мере два шага, чтобы упрочить свои позиции. По его инициативе Исполнительная комиссия ВСТ провела пленум Национального комитета, на котором он выступил с шестичасовым отчётом о своём пребывании на постах премьер-министра и военного министра⁷¹. Ларго Кабальеро описывал это заседание: «Было решено провести пленум Национального комитета [ВСТ], но без участия организаций, которые не уплатили взносов… Состоялось заседание Национального комитета, и все вопросы в повестке дня были обсуждены без происшествий. Это вызвало раздражение у коммунистов и их попутчиков. Они заявили, что пленум был недействительным и следует провести ещё один, с участием тех, у кого имелась задолженность по взносам»⁷².

Вторым шагом стало соглашение между Исполнительной комиссией ВСТ и Национальным комитетом НКТ. По существу, это был «пакт о ненападении», который обязывал обе организации воздержаться от публичных действий друг против друга и создать координационный комитет для рассмотрения проблем, которые могли возникнуть в отношениях между ними⁷³. Коммунисты и их социалистические союзники внутри ВСТ впоследствии резко критиковали это соглашение на основании того, что данный документ должен был быть подписан Национальным комитетом ВСТ, а не его Исполнительной комиссией – хотя подобные прецеденты имели почти двадцатилетнюю историю⁷⁴.

Пакт НКТ–ВСТ вызвал значительный энтузиазм в НКТ. В течение нескольких недель после его заключения Национальный комитет НКТ получал многочисленные заявления о поддержке от местных профсоюзных групп в различных частях страны⁷⁵.

Сталинисты и их союзники из Социалистической партии, не теряя времени, начали кампанию по политическому уничтожению Ларго Кабальеро. В конце июля национальная Исполнительная комиссия Социалистической партии «приостановила» работу Валенсийской региональной федерации партии и конфисковала её периодическое издание «Вперёд» (Adelante). Когда редакторы газеты отказались передать её, ссылаясь на то, что она не является официально зарегистрированной собственностью партии, министр внутренних дел социалист Хулиан Сугасагойтия, союзник Индалесио Прието, отправил для захвата редакции штурмовых гвардейцев⁷⁶. В это же время полиция захватила прокабальеровскую газету «Свет» (Claridad) в Мадриде и передала её противникам Ларго Кабальеро внутри Социалистической партии, несмотря на то, что официально она принадлежала двум его ближайшим друзьям и соратникам, Луису Аракистайну и Карлосу де Барайбару⁷⁷.

Степень утраты сторонниками Ларго Кабальеро влияния внутри Социалистической партии и степень усиления в ней тех, кто готов был следовать политике коммунистов, была отражена в совместной программе действий, опубликованной координационным комитетом Социалистической и Коммунистической партий. Один из её отрывков гласил: «Социалистическая и Коммунистическая партия не станут жалеть сил в борьбе против врагов СССР, будут публично клеймить их и останавливать их позорные кампании, будь то открытые или замаскированные. Они будут работать для того, чтобы всячески укрепить отношения между испанским народом и Советским Союзом»⁷⁸.

В конце ноября 1937 г. последнее периодическое издание, поддерживавшее Ларго Кабальеро, было конфисковано и передано его противникам. Это была «Корреспонденция Валенсии» (La Correspondencia de Valencia), орган кабальеровской фракции ВСТ. После конфискации редактором «Корреспонденции» был назначен Сальвадор Чадин, ранее издававший валенсийский орган Коммунистической партии.

«Испанские рабочие новости» (Spanish Labor News), издававшиеся Социалистической партией Америки, комментировали: «Показательно, что сегодня есть газеты Республиканского союза, газеты “Левых республиканцев”, газеты правых социалистов, газеты коммунистов и полностью выхолощенные газеты Синдикалистской партии и анархо-синдикалистов. Только революционные социалисты не имеют легального органа. ПОУМ до сих пор нелегально издаёт “Борьбу”, но она уменьшилась до четырёх небольших страниц…»⁷⁹

Через четыре с половиной месяца после ухода Ларго Кабальеро из правительства его оппоненты решили снять его с руководящей должности в ВСТ, его основной политической опоре. 25 сентября 1937 г. лидеры антикабальеровской фракции ВСТ потребовали немедленно созвать пленум Национального комитета. Исполнительная комиссия вскоре ответила, что может провести пленум только в соответствии с уставом ВСТ – то есть организации, не уплатившие своих взносов, не будут допущены к участию в нём. Оппозиционеры потребовали от Исполнительной комиссии в течение 48 часов созвать пленум с участием всех групп, принадлежавших к ВСТ. Не дожидаясь ответа, они объявили о проведении пленума 1 октября в штаб-квартире Исполнительной комиссии.

Однако, когда оппозиционеры прибыли на пленум, им не позволили войти в помещение; полицейские, сопровождавшие делегатов, не решились применить силу, так как Ларго Кабальеро сказал им, что в состав Исполнительной комиссии входят депутаты кортесов. Тогда оппозиционеры решили провести пленум Национального комитета прямо на лестнице – отсюда название «лестничный комитет». Они решили сместить действующую Исполнительную комиссию и избрать новую и объявили недействительной приостановку членства 14 федераций за неуплату взносов⁸⁰.

Пленум сторонников Ларго Кабальеро, прошедший в Валенсии 26 октября, решил созвать в начале декабря чрезвычайный общенациональный съезд ВСТ, чтобы преодолеть раскол в организации⁸¹. Однако этому съезду не суждено было состояться.

Дэвид Каттелл отмечает, что «четырнадцать федераций, которые поддерживали Кабальеро, были по преимуществу массовыми профсоюзами со многими тысячами членов, тогда как оппозиция состояла главным образом из федераций специалистов и квалифицированных рабочих, насчитывавших лишь несколько тысяч человек. Масса членов федерации, поддерживавшая Ларго Кабальеро, имела особенное значение и потому, что она включала в себя значительную долю рабочих военной промышленности»⁸².

Координационный комитет Социалистической и Коммунистической партий 7 октября поддержал раскольников ВСТ⁸³. Однако прокабальеровская Федерация земледельцев приступила к организации посреднического комитета с целью воссоединить ВСТ⁸⁴.

Правительство Негрина также открыто встало на сторону антикабальеровской фракции ВСТ. Оно распорядилось, чтобы Банк Испании не принимал платёжных поручений фракции Ларго Кабальеро и чтобы все банковские счета ВСТ были переданы оппозиции⁸⁵.

Антикабальеровская фракция критиковала НКТ, которая оставалась верной пакту, заключённому с Ларго Кабальеро перед расколом ВСТ. «Рабочая солидарность» отвечала: «Мы утверждали и продолжаем утверждать, что для того, чтобы заключить соглашение о совместных действиях или альянсе между двумя профсоюзами, в каждом из них должно существовать полное внутреннее единство. Следовательно, всё, что может рассматриваться как провокация раскола внутри одной из организаций, закономерно становится препятствием к объединению… Во имя этого необходимого соглашения, превосходящего все фракционные толкования и любые интересы политически-партийного характера, мы попросили товарищей из ВСТ серьёзно поразмыслить, как они могут преуспеть в том, чтобы не дать этому конфликту затянуться и привести к окончательному расколу…»⁸⁶

Как мало коммунистов и их правосоциалистических союзников беспокоило «антифашистское единство», о котором они столько говорили, видно из того, что произошло в Антифашистском народном фронте, сформированном вскоре после раскола в ВСТ. Когда встал вопрос, какая из фракций ВСТ должна быть представлена во фронте, было решено, что ни одна из них не будет допущена, пока единство ВСТ не будет восстановлено.

Однако, как сообщало американское социалистическое издание «Испанские рабочие новости», это не устранило проблему:

Передовица валенсийской анархической газеты «Социальная кузница» высказалась по этому поводу: «Каким образом это послужит единству? Ответ, данный Антифашистским народным фронтом, правилен. Требование, чтобы все антифашисты принимали участие во внутренних спорах ВСТ, неуместно, и к тому же оно нисколько не способствует его воссоединению. Создаётся впечатление, что ВСТ, представленный в Антифашистском фронте Валенсии, не является антифашистской силой, поскольку к нему относятся так, будто он фашистский. И мало того что допускается подобный абсурд, ещё и предпринимается попытка втянуть в этот абсурд политические и профсоюзные группы»⁸⁷.

«Урегулирование» конфликта внутри ВСТ произошло в январе 1938 г. Обе стороны обратились к Международной федерации профсоюзов, в которую входил ВСТ. Социалист Леон Жуо, глава французской Всеобщей конфедерации труда, который в то время более или менее тесно сотрудничал с коммунистами, прибыл в Валенсию в качестве посредника.

При его посредничестве было решено, что четыре представителя фракции Ларго Кабальеро – Карлос Эрнандес Санкахо, Рикардо Сабальса, Паскуаль Томас и Диас Алор – войдут в Исполнительную комиссию, избранную оппозицией, в качестве простых членов, тогда как посты председателя, генерального секретаря и их заместителей останутся в руках оппозиционеров, включая, впервые за всё время, коммунистов. Историк НКТ Хосе Пейратс пишет по этому поводу: «Отсутствие Кабальеро Ларго в новой Исполнительной комиссии было наиболее красноречивой характеристикой этого решения. Попутчики коммунистов выиграли»⁸⁸.

К этой оценке присоединяется Пальмиро Тольятти: «С начала 1938 г. наша точка зрения побеждала практически во всех вопросах. Наше меньшинство, поддержанное небольшой группой социалистов… в действительности было группой, вдохновлявшей политику ВСТ. Кабальеристы были изолированы…»⁸⁹

Протесты Ларго Кабальеро

17 октября 1937 г. в Мадриде Ларго Кабальеро впервые выступил на публике после своего смещения с поста премьер-министра. Сэм Бэрон, американский журналист-социалист, сообщал, что «четыре театра в Мадриде были переполнены людьми, которые пришли, чтобы услышать Кабальеро, и ещё тысячи слушали его речь на улицах, передававшуюся через громкоговорители»⁹⁰.

В этой речи Ларго Кабальеро вначале обсудил причины его смещения с должности премьер-министра, которое он объяснял его нежеланием поддаваться шантажу советских властей и испанских коммунистов. Он также обсудил кампанию коммунистов по расколу ВСТ и непрекращающиеся нападки на него сталинистов и их союзников. На обвинения в том, что он стал анархо-синдикалистом и пытается объединить ВСТ и НКТ, Ларго Кабальеро ответил, что, хотя он сам не является анархо-синдикалистом, он не считает это чем-то постыдным⁹¹.

Мадридская речь планировалось как первое из серии выступлений. Однако, когда Ларго Кабальеро выезжал из Валенсии в Аликанте, чтобы произнести свою вторую речь, полиция «по приказу сверху» не дала ему покинуть город⁹². Однако Сэм Бэрон сообщал: «В то время, когда он собирался выступать в Аликанте и был остановлен властями, огромные толпы выстроились вдоль шоссе, чтобы приветствовать его. Сам город был увешан флагами в его честь… Влияние ведущего профсоюзного деятеля Испании в очередной раз признано – тем, что его противники бояться позволить ему говорить»⁹³.

Но каким бы популярным ни оставался Ларго Кабальеро, он был политически бессилен после того, как его полностью отстранили от руководства ВСТ. Хотя за несколько месяцев до конца войны были опубликованы (во всяком случае, за границей) написанные им критические обзоры режима Негрина⁹⁴, после января 1938 г. он не играл никакой существенной роли в испанской политике. Коммунисты и их союзники «похоронили» его, устранив важное препятствие на своём пути к абсолютной власти.

33. Сопротивление анархистов (окончание)

Борьба сталинистов за власть не закончилась с устранением Франсиско Ларго Кабальеро. У них оставались другие соперники, в первую очередь анархисты. Против НКТ–ФАИ сталинисты использовали как лозунг «единства рабочего класса», так и правительственные и неправительственные силы, пытавшиеся уничтожить либертариев организационно и индивидуально.

Пакт о единстве НКТ–ВСТ 1938 года

Как ни странно, только когда прежний союзник анархистов Ларго Кабальеро был отстранён от руководства ВСТ сталинистами и их попутчиками, НКТ наконец утвердила «программу единства» с ВСТ. Этот совместный документ представлял собой большую уступку со стороны анархистов и демонстрировал, как далеко они ушли от своих основополагающих убеждений.

НКТ стремилась заключить пакт с ВСТ ещё до начала Гражданской войны. Резолюция Сарагосского конгресса 1936 г. призывала к созданию «революционного рабочего альянса» с ВСТ и предлагала сформировать комитет по взаимодействию двух организаций, чтобы выработать условия подобного соглашения¹.

Очевидно, что в первые месяцы Гражданской войны и анархисты, и фракция Ларго Кабальеро в ВСТ стремились к единству действий двух профсоюзных центров и даже задумывались о возможном объединении двух организаций в ближайшем будущем. Это стало основной темой совместного первомайского митинга в Валенсии в 1937 г., на котором выступали Карлос де Барайбар и два других представителя ВСТ и Мариано Васкес, Федерика Монсень и Хуан Пейро от НКТ².

Выше мы отмечали, что после отставки правительства Ларго Кабальеро было заключено предварительное соглашение между ВСТ, всё ещё контролировавшимся Ларго Кабальеро, и НКТ, которое очевидно преследовало не только профсоюзные, но политические цели – формирование рабочей оппозиции правительству Негрина. Раскол ВСТ в последние месяцы 1937 г., вызванный коммунистами и антикабальеровскими социалистами, на время сделал невозможным какое-либо эффективное сотрудничество между НКТ и ВСТ. Однако под давлением обстоятельств, возникших после наступления Франко в Арагоне и прорыва мятежных сил к Средиземному морю, в марте 1938 г. было подписано новое соглашение.

Хосе Пейратс, историк НКТ времён Гражданской войны, охарактеризовал предложения, как от ВСТ, так и от НКТ, по этой «программе единства», которая охватывала широкий диапазон проблем, стоявших перед рабочим движением и Республикой. Он также изложил содержание итогового документа, принятого в марте 1938 г. Согласно Пейратсу:

Рассматривая роль муниципалитетов, Пейратс пишет:

Наконец, Пейратс отметил, что, с точки зрения традиционной оппозиции анархистов государству как таковому, в этом пакте НКТ «начинает с того, что меняет своё неизменно непримиримое отношение к государству на обычное определение формы правления. Она выступает только против тоталитарной формы государства и забывает урок, который говорит, что всякое правительство является оплотом тоталитаризма…»³

Единственной существенной уступкой со стороны ВСТ в этом документе было заявление, что он не будет возражать против возвращения НКТ в республиканское правительство. Как мы видели, значение этой уступки оказалось сомнительным.

Если подвести итог, анархическая рабочая организация сдала многие свои позиции в этом пакте, заключённом с другой главной профсоюзной организацией, которая к тому времени находилась под влиянием сталинистов и их попутчиков. Этот пакт отводил защите коллективов, созданных на начальном этапе Гражданской войне, и профсоюзному контролю второе место, делая упор на государственном регулировании ключевых компонентов экономики, как на республиканском, так и на муниципальном уровне. Этот документ несомненно ослаблял положение НКТ в попытках защитить контроль, установленный её членами над значительной долей экономики. За возвращение в республиканское правительство с второстепенной ролью, за ограниченное влияние на общий ход войны и революции НКТ пришлось заплатить высокую цену, обозначенную в этом «соглашении» с ВСТ.

Политическое уничтожение Индалесио Прието

Меньше чем через месяц после заключения пакта НКТ–ВСТ последовало устранение из правительства последнего крупного политика, выступавшего против неограниченной власти сталинистов, – министра обороны Индалесио Прието. Несмотря на свою длительную оппозицию Прието, анархисты пытались предотвратить его отставку, которая была предопределена практически с того момента, когда он способствовал падению Ларго Кабальеро и был награждён за это Министерством обороны.

Почти полтора десятилетия Индалесио Прието объединял вокруг себя тех членов Социалистической партии, которые были недовольны Франсиско Ларго Кабальеро. В месяцы накануне Гражданской войны, когда Ларго Кабальеро говорил о возможности объединения Социалистической и Коммунистической партий, Прието, контролировавший партийный аппарат, решительно выступал против этой идеи и в целом против заигрывания кабальеристов с коммунистами.

Однако после начала Гражданской войны, и особенно после создания правительства Ларго Кабальеро, Прието объединил свои силы с коммунистами, которые быстро стали главными противниками начавшейся революции анархистов и левых социалистов. Прието также испытывал к ней мало симпатии – в отличие от Ларго Кабальеро. Когда министры-коммунисты покинули кабинет в мае 1937 г., поддержка со стороны Прието сыграла решающую роль в отставке Ларго Кабальеро и назначении на его место Хуана Негрина.

Сразу после смещения правительства Ларго Кабальеро Коммунистическая партия Испании и национальное руководство социалистов – в котором преобладали сторонники Прието – заключили «пакт об альянсе». Это было соглашение из 16 пунктов, составленное в несколько расплывчатых выражениях и предусматривавшее создание координационного комитета для объединения действий двух партий⁴.

Коммунисты определённо рассматривали этот пакт как шаг к образованию единой партии пролетариата, которая продолжит курс ОСПК и «Объединённой социалистической молодёжи».

Однако союз Прието с коммунистами оказался недолговечным. Желания уступать коммунистам и их коминтерновским и советским покровителям полный контроль над республиканской Испанией у него было не больше, чем у Ларго Кабальеро. И тем более он не собирался допустить доминирования коммунистов в республиканских вооружённых силах.

Индалесио Прието выступил с отчётом о своём пребывании в правительстве Негрина на пленуме Национального комитета Социалистической партии в августе 1938 г. Позднее его доклад был издан под названием «Как и почему я покинул Министерство обороны». Здесь подробно описываются его попытки предотвратить триумф сталинистов в Республике и последствия его сопротивления.

Прието говорит, что перед одним из первых заседаний правительства Негрина, на которых он участвовал в качестве министра обороны, два министра-коммуниста, Висенте Урибе и Хесус Эрнандес, пришли к нему в кабинет и сказали, что хотели бы встречаться с ним каждый день, чтобы сообщать ему позицию Политбюро Коммунистической партии по текущим вопросам. Прието ответил им: «Вы ошибаетесь, если думаете, что сможете продолжать со мной борьбу, которую вы вели с Ларго Кабальеро… Вам не удастся управлять мной, и я не допущу таких пререканий, какие были у вас с Ларго Кабальеро на злополучных заседаниях кабинета»⁵.

Одной из первых проблем, по которым Прието столкнулся с коммунистами, было их преобладающее влияние в комиссарском составе вооружённых сил. Чтобы исправить ситуацию, он предложил в Высшем военном совете назначить на комиссарские должности значительное число некоммунистов, но член совета от коммунистов при поддержке Негрина заблокировал это предложение⁶.

Прието утверждал, что вскоре после встречи с Урибе и Эрнандесом коммунисты начали кампанию, требуя его отставки с поста министра обороны. К марту 1938 г. их атаки стали открытыми. Хесус Эрнандес, писавший в коммунистическом издании «Frente Rojo» и в барселонской газете «La Vanguardia» под псевдонимом Хуан Вентура, подвергал министра обороны резкой критике.

Когда Прието поднял этот вопрос перед Исполнительной комиссией Социалистической партии и фактически потребовал отставки Эрнандеса за нарушение правила, согласно которому члены кабинета не должны были критиковать друг друга на публике, вмешался Хуан Негрин. «Я не могу обойтись без коммунистов, – сказал он, – потому что они представляют весьма значительный фактор в международной политике и потому что отстранить их от власти было бы нецелесообразно по внутренней обстановке; я не могу обойтись без них, потому что их единомышленники за границей – единственные, кто оказывает нам действенную помощь, и потому что мы рискуем лишиться помощи от СССР, нашей единственной реальной поддержки в получении военных материалов. Но точно так же, как я не могу обойтись без коммунистов, я заявляю, что ни минуты не смогу оставаться премьер-министром, если Прието не будет министром обороны»⁷. Это было 26 марта, за полторы недели до того, как Негрин переформировал правительство, исключив из него Прието.

Прието вспоминал свои конфликты с советскими специалистами в различных родах войск. Он особенно отмечал случаи, когда советские офицеры отменяли данные им приказы, в частности на флоте и в воздушных силах⁸.

Давление сталинистов с целью устранения Индалесио Прието из правительства продолжалось значительное время. Сальвадор де Мадарьяга утверждал, что за несколько недель до отставки Прието «поставки из Москвы начали истощаться, что окончательно прояснило вопрос». После его ухода, «с точностью часового механизма, поставки вновь начали поступать… через несколько недель после изгнания дона Индалесио Прието из кабинета Барселона, беззащитная перед недавними германскими налётами, лицезрела впечатляющий полёт русских самолётов»⁹.

Прието описал визит лидеров НКТ, пришедших выразить ему поддержку, когда правительственный кризис, который привёл к его отставке, уже начался. Гало Диес, Орасио Прието и Сегундо Бланко пришли к нему поздно ночью. По их словам, они направили Негрину заявление, в котором говорилось, что хотя они и желают быть представленными в правительстве, но, ввиду продолжающихся поражений республиканцев в Арагоне, они считают любые изменения в правительстве нежелательными и поддерживают Прието на должности министра обороны. Они также сообщили, что республиканские партии выразили ему свою поддержку. Прието ответил, что Исполнительная комиссия Социалистической партии только что одобрила его пребывание в министерстве; оставались только коммунисты, которые требовали его отставки¹⁰.

Прието утверждает, что Негрин не проинформировал его о том, что он был отправлен в отставку, и он узнал об этом из газет¹¹.

Прието цитирует обращение социалиста, командира 61-й бригады резервной амии, направленное в Министерство обороны и Исполнительную комиссию партии, где давалась характеристика тому, как поступили с Прието. Подполковник Франсиско Гарсия Лавид писал: «Те самые элементы (коммунисты), которые до вчерашнего дня превозносили вас, товарищ Прието, даже больше, чем мы, перешли к нападению на вас… Те люди, которые ранее возвысили фигуру Ларго Кабальеро, а потом сбросили его и оклеветали; те же самые восхваляли Прието, а потом приписывали ему такие вещи, на которые был неспособен не только наш товарищ, но и вообще никто…»¹²

Удаление Индалесио Прието из правительства Негрина означало устранение последнего влиятельного политика, который сдерживал рвавшихся к власти коммунистов. Пальмиро Тольятти, основной представитель Коминтерна в Испании, отмечал «сектантскую» позицию многих коммунистов того времени, настаивавших на том, чтобы Коммунистическая партия полностью взяла под контроль Министерство обороны. Тольятти утверждал, что он не позволил осуществить эту идею¹³.

Однако усомниться в «умеренности» Тольятти нас заставляет один факт, на который указывает Сальвадор де Мадарьяга: после того, как Прието был отправлен в отставку и пост министра обороны перешёл к самому Негрину, последний поставил «во главе трёх департаментов – военного, флота и авиации – субсекретарей-коммунистов; он передал Министерство иностранных дел сеньору Альваресу дель Вайо, который назначил себе заместителя-коммуниста и вообще уступил коммунистам руководство министерством; и хотя он потерпел неудачу в своём намерении назначить коммуниста Хесуса Эрнандеса на место генерального комиссара [Народной] армии, он сделал его генеральным комиссаром армии Центра, составлявшей около четырёх пятых от целого»¹⁴.

Устранение республиканцев и регионалистов

Вскоре даже менее значительные противники сталинистов должны были покинуть правительство Негрина. Пятым элементом в республиканской политике времён Гражданской войны – наряду с анархистами, коммунистами, правыми и левыми социалистами – были республиканцы всех видов и оттенков. К ним относились общенациональные партии «Левые республиканцы» (ЛР) и Республиканский союз (РС) и каталонские и баскские националисты на региональном уровне. Эти группы по большей части были отстранены сталинистами от решения политических вопросов к концу второго года Гражданской войны.

Сам факт того, что в начале Гражданской войны «спасителями» республиканского дела на значительной части Испании стали профсоюзные группы и связанные с ними политические партии, резко снизил политическое влияние общенациональных республиканских партий, ЛР и РС. Хотя Мануэль Асанья из «Левых республиканцев» оставался президентом Республики почти до конца войны, а Диего Мартинес Баррио из РС продолжал оставаться председателем кортесов даже после окончания конфликта, их партии не шли ни в какое сравнение с профсоюзными и политическими организациями, за которыми шли рабочие и крестьяне.

Позиции каталонских и баскских националистических партий были значительно более сильными, по крайней мере в первый год Гражданской войны. Баскская националистическая партия (БНП), как мы уже упоминали, занимала ведущее положение в региональном правительстве, созданном в начале войны. «Левые республиканцы Каталонии» (ЭРК) также какое-то время сохраняли влияние среди среднего класса своего региона.

Однако в итоге влияние регионалистских партий также было подорвано. Приблизительно через год после начала Гражданской войны Страна Басков была завоёвана силами Франко, в результате чего значение баскских националистов, бежавших на другие лоялистские территории, стало скорее символическим, чем реальным.

С другой стороны, «Левым республиканцам Каталонии» серьёзно вредило то, что сталинистская ОСПК страстно выступила в защиту городского среднего класса и мелких сельских собственников, которые прежде являлись основной социальной базой Луиса Компаниса и его сторонников. Кроме того, после Майских дней, когда к правительству Республики перешёл контроль над войсками и силами общественного порядка Каталонии, власть каталонского регионального правительства оказалась существенно ограничена. А через некоторое время, когда НКТ была вытеснена из этого правительства, у власти осталась коалиция ЭРК и ОСПК – коалиция, в которой власть каталонских республиканцев неуклонно ослабевала до самого окончания войны в Каталонии.

Гомес Касас, говоря о времени после майских событий, отмечал: «Парадокс теперь стал очевидным. Автономное правительство Каталонии было связано с существованием сильного федералистского движения, такого как анархисты (НКТ), в Каталонии. С другой стороны, преобладание сталинизма создало объективные условия для разрушения автономных регионов. Нейтрализация каталонской автономии внесла свой вклад в разложение, которое предшествовало катастрофическому краху сопротивления перед лицом наступления националистов в конце 1938 г.»¹⁵.

Мануэль Круэльс отмечает, что ЭРК «последовательно утратили своё влияние на каталонское общество тогда же, когда они, во время Майских дней, потеряли свой единственный политический шанс в условиях войны. Этот шанс для них заключался в том, чтобы оставаться арбитром между анархистами и людьми из III Интернационала»¹⁶.

Адольфо Буэсо относит упадок каталонского регионального правительства, а следовательно и влияния каталонских регионалистских партий, ко времени переезда республиканского правительства в Барселону в конце 1937 г.: «Вместе с правительством и его аппаратом сюда, естественно, прибыли и многочисленные силы общественного порядка, которые буквально подавили силы Хенералидада. Присутствие центрального правительства по сути сокрушило правительство Хенералидада. Русские отдавали приказы правительству Негрина, и оно мстило, лишив власти правительство Компаниса»¹⁷.

Ещё в феврале 1937 г. Франц Боркенау предвидел возможность поглощения республиканских партий сталинистами: «В настоящее время нет, и не было с начала гражданской войны, совершенно никаких различий между “Левыми республиканцами”, партией несоциалистических республиканцев, и коммунистами… Сегодня к объединению коммунистов с “Левыми республиканцами” могло бы быть даже меньше препятствий, чем к их объединению с социалистами»¹⁸.

Хотя подобного объединения партии Асаньи со сталинистами не произошло, ортодоксальные республиканские партии среднего класса постоянно теряли свои позиции в политике лоялистской Испании. Анархист Ласарильо де Тормес в конце 1937 г. дал верный анализ положения республиканских партий: «Делая, как обычно, ошибку, партии, представляющие мелкую буржуазию, объединили свои действия с коммунистами, потому что они приняли начавшееся движение последних в сторону государства за признак лояльного правительственного сотрудничества. Они не увидели, и до сих пор не видят, что в действительности это было завоевание»¹⁹.

Однако этот же автор отмечает, что после создания правительства Негрина республиканские партии проявили беспокойство по поводу усиления коммунистов за их счёт. «Издание “Политика”, официальный орган Партии левых республиканцев, в последние дни много говорит о том, что их партия стоит в первых рядах тех, кто выступает против любых пыток диктатуры. Другие партии и особенно другие издания, которые если и не являются полуофициальными органами какой-либо политической и профсоюзной организации, то представляют широкое общественное мнение, высказались в том же смысле…»²⁰

Эту утрату влияния всеми партиями, кроме коммунистов, остро ощущал президент Мануэль Асанья, основатель и воплощение партии «Левых республиканцы». В его мемуарах есть следующий отрывок, относящийся к 12 мая 1938 г.: «…Президент Республики не имеет возможности изменить политику, если он считает это целесообразным, поскольку все командные должности заняты коммунистами, и они будут сопротивляться. Назначения делаются из списка, который даётся Негрину и который включает неизвестных Негрину людей…» Асанья отказался назначить Индалесио Прието, недавно потерявшего пост министра обороны, послом в Мексике, объяснив ему: «Вы нужны здесь. Я не могу оставаться узником Негрина… Я думаю, что Негрин принял для себя меры предосторожности. Распоряжения, без подписи, о передаче средств, размещённых в русском банке…»²¹

Позднее, в августе 1938 г., Асанья протестовал против казней, совершённых правительством Негрина без его согласия. 12 августа он узнал только о 58 таких казнях, прочитав о них в прессе²².

Похожим образом складывались отношения сталинистов с «Левыми республиканцами Каталонии». Уже в июле 1937 г. нью-йоркская анархическая газета «Испанская революция» отмечала: «Граница, разделяющая ЭРК и Коммунистическую партию Каталонии, очень тонка. Даже Брейлсфорд, прокоммунистический корреспондент “New Republic”, был вынужден признать, что “значительная доля членов этой партии пришла из ЭРК”. И эта граница должна будет исчезнуть в той или иной форме тоталитарного слияния двух партий, которого требует экономика государственного капитализма»²³. Такого слияния не произошло, но с каждым месяцем войны позиции ЭРК ослабевали, к выгоде ОСПК.

Окончательное поражение каталонских и баскских региональных партий наступило в августе 1938 г. Премьер-министр Хуан Негрин провёл через кабинет три декрета, против которых решительно выступали министры-националисты. Как пишет Хосе Пейратс: «Пресса упоминала три декрета, один о национализации военной промышленности, другой о милитаризации портов и третий о реформе комиссариата»²⁴. Мануэль де Ирухо, министр без портфеля от БНП, и его коллега Хайме Айгуаде, министр труда и социального обеспечения от ЭРК, подали в отставку в знак протеста против этих декретов, уничтожавших, по их словам, последние остатки региональной автономии²⁵.

Негрин хотел сохранить видимость того, что каталонские и баскские регионалисты представлены в его правительстве. Он назначил на место каталонского представителя Хосе Моша, члена ОСПК, тем самым увеличив фактическое представительство сталинистов. Взамен Ирухо Негрин назначил Томаса Бильбао из малочисленной партии «Баскское националистическое действие», которого Пейратс называет «негринистом»²⁶.

Баскский националист Хесус де Галиндес утверждал, что во время правительственного кризиса в августе 1938 г. коммунисты совершили настоящий государственный переворот. Он говорил, что в Барселону, где размещалось республиканское правительство, отправили танки, чтобы взять город под контроль и припугнуть анархистов. В это время, по его словам, за границей ходили слухи о предстоящей попытке сместить правительство Негрина. «La Vanguardia» опубликовала статью, где приводился состав нового кабинета во главе с Хулианом Бестейро, правым социалистом и антисталинистом. Галиндес утверждал, что коммунистические войска, пришедшие в Барселону с фронта, помешали новому правительству прийти к власти²⁷.

Однако сразу после августовского правительственного кризиса состоялось политическое мероприятие, которое в дальнейшем повлияло на ход последних месяцев Гражданской войны, – пленум Национального комитета Социалистической партии. На нём прошли дебаты между премьер-министром Негрином и смещённым министром обороны Индалесио Прието, и, согласно Пальмиро Тольятти, в состав высшего руководства партии были включены сторонники Прието и Кабальеро, а также Хулиан Бестейро, которые немедленно «сформировали общий фронт враждебности к Негрину»²⁸.

Цензура анархической прессы

Сталинисты не обошли вниманием анархистов в своей борьбе за абсолютную власть над Республикой. Как мы уже видели, анархисты были вытеснены из республиканского, а затем и из каталонского правительства, и когда они вновь были допущены в республиканский кабинет, их присутствие было скорее декоративным, чем дающим реальную власть.

После того, как анархисты были устранены из правительств, сталинисты больше не шли на открытую конфронтацию с НКТ–ФАИ, но им удалось серьёзно подточить позиции анархистов в экономике и подорвать их опору среди рабочего класса и крестьянства республиканской Испании. Нигде это не было более заметно, чем в цензуре, которой подвергалась анархическая пресса.

Бруэ и Темим комментируют политику правительства Негрина в отношении печати:

Цензура анархических публикаций облегчалась тем, что все анархисты были устранены из цензурного аппарата, в котором они участвовали, пока он работал лишь для защиты военных тайн. Гельмут Рюдигер в конце 1937 г. писал: «7 августа последний из наших товарищей, на которых мы могли полагаться в цензуре, был уволен…»³⁰

Задолго до создания правительства Негрина коммунисты доминировали в цензурном аппарате республиканского правительства. Дэвид Каттелл, историк коммунистов в Гражданской войне, имеющий определённую склонность оправдывать их действия, подтверждает это: «Результатом коммунистического контроля над цензурой было то, что изменой и помощью Франко стало считаться всё, что говорилось в прессе против коммунистов и русских. Коммунисты, с другой стороны, могли печатать оскорбления в адрес любых групп и лиц, каких хотели, и они свободно делали это в отношении ПОУМ, анархистов и различных министров, утративших их благосклонность»³¹.

Характер цензуры анархических публикаций отчётливее всего проявлялся в мимеографированном «Информационном бюллетене» (Boletín de Información), который практически ежедневно издавался НКТ и ФАИ в Барселоне. Первый выпуск этого издания, на котором стояла пометка «Этот номер прошёл проверку цензурой», появился 25 сентября 1937 г. После этой даты содержание «Бюллетеня» примечательным образом меняется.

С мая по сентябрь в нём велась резкая критика Коммунистической партии и ОСПК, некоторые статьи критиковали правительство Негрина. Была опубликована статья, выступавшая против цензуры иных анархических изданий (№ 302, 6 июля 1937 г.); решительно защищалась Железная колонна НКТ на Теруэльском фронте, подвергавшаяся нападкам коммунистов (№ 330, 7 августа 1937 г.); высказывались бурные протесты против разгона Совета Арагона режимом Негрина.

После наложения цензуры из «Бюллетеня» полностью исчезла критика в адрес сталинистов и правительства Негрина. № 389 от 16 октября 1937 г. включал статью, в которой подчёркивалась необходимость осуществлять революцию «медленно».

С изданием стали происходить странные вещи, отражавшие давление цензоров, которое должны были испытывать редакторы. Печатались неискренние статьи, восхвалявшие Советский Союз, каких раньше здесь никогда не было. Была напечатана статья, сравнивавшая революции в России и Испании, с робкой попыткой поставить испанскую революцию выше большевистской (№ 458, 5 января 1938 г.). Была напечатана странная статья, предсказывавшая раздел мира между Соединёнными Штатами, СССР и Японией (№ 445, 18 декабря 1937 г.).

После введения цензуры было много случаев, когда цензоры явно запрещали материал, неприемлемый для них по политическим соображениям. В одном случае исчезла целая страница (№ 408, 8 ноября 1937 г.).

Хотя «Бюллетень» продолжал публиковать благоприятные отзывы о городских и сельских коллективах, было очевидно, что цензоры не позволяли публиковать в этом анархическом издании какой-либо политический материал, содержащий критику сталинистов или правительств, находившихся тогда у власти в Республике и Каталонии.

По-видимому, какое-то время у анархистов ещё оставались нелегальные издания, выходившие без одобрения официальной цензуры. Гельмут Рюдигер в конце 1937 г. упоминал два из них: «Анархия» и «Свобода». «Они… использовали более честный язык и вообще выражали всё то, что они чувствовали и думали на самом деле, но не могли опубликовать из-за цензуры, особенно разоблачения и критику коммунистов, а также более или менее скандальные откровения о некоторых лидерах той партии…»³²

Наступление правительства и сталинистов на коллективы

Разумеется, правительство Негрина не скрывало того, что оно категорически несогласно с захватами земли крестьянами и городских предприятий рабочими, которые произошли после 19 июля 1936 г. Одним из фронтов, на которых анархистам пришлось особенно упорно сражаться после исключения из республиканского и каталонского правительств, была защита экономической революции, совершённой рабочими и крестьянами на начальном этапе Гражданской войны.

Правительство Хираля в самом начале войны издало декрет о «национализации» всех предприятий, брошенных сочувствующими мятежникам³³. Конечно, в то время эта мера практически не имела значения, поскольку в действительности предприятия уже были захвачены рабочими. Однако правительство Негрина собиралось установить реальный государственный контроль над промышленными предприятиями и другими компонентами экономики.

Для этого Хуану Негрину необходимо было подавить рабочие коллективы. Беседуя с Луисом Фишером вскоре после вступления в должность премьер-министра, Негрин отмечал тяжёлое финансовое положение многих коллективов: «Они приходят ко мне, чтобы покрыть расходы и получить сырьё. Мы пользуемся их трудностями, чтобы получить контроль над заводами. Каталонская промышленность находится в хаосе, и, как результат, нам приходится во многом зависеть от импортных товаров, которые, как вы знаете, дорогие, даже когда мы можем получить их»³⁴.

Премьер-министр Негрин открыто выражал свою оппозицию коллективам. На интервью иностранным корреспондентам 31 марта 1938 г. он сказал: «Если правительство ничего не сделало и не приняло никакого постановления в отношении коллективов, как оно может повлиять на их работу? Понятие частной собственности никто не отменял, насколько мне известно»³⁵.

Диего Абад де Сантильян отмечает два декрета правительства Негрина, которые ясно свидетельствовали о его негативном отношении к сельским и городским коллективам. Первым был декрет Главного управления промышленности Министерства финансов, датированный 17 марта 1938 г. «Только правительство имеет право проводить конфискацию собственности; следовательно, все захваты, которые были произведены без его согласия, не имеют силы, и предприятия должны быть возвращены их прежним владельцам, если они не мятежники, в каковом случае они будут переданы Кассе репараций»³⁶.

Второй декрет, изданный тем же управлением, гласил: «Первым шагом вмешательства (интервенции) на каком-либо предприятии должен быть вызов законного собственника фирмы. Если это лицо является лично или отправляет законного представителя, интервентор добывающего, промышленного, торгового, сельскохозяйственного, продовольственного или иного предприятия не имеет иного выбора, кроме как признать его… До сих пор ни в одном случае не были признаны действительными какой-либо документ или какой-либо право собственности кроме тех, что существовали до 19 июля 1936 г. Если такая собственность принадлежит мятежнику, она переходит к Кассе репараций»³⁷.

После того, как правительство Негрина переехало в Барселону в октябре 1937 г., оно начало проводить на практике политику, выраженную в этих двух декретах. Оно начало национализацию некоторых коллективов, которые были созданы рабочими, чьи бывшие хозяева примкнули к мятежникам. Коллективы на этих предприятиях были легализованы каталонским правительством, принявшим декрет о коллективизации, и комиссия по применению этого декрета официально протестовала против мер республиканского правительства как нарушающих каталонскую автономию³⁸.

Правительство Негрина повело на коллективы, особенно в Каталонии, атаки и другого рода. Оно оштрафовало многие из них на том основании, что они не уплатили гербовый сбор, установленный республиканским законом для всех корпораций. Орган, отвечавший за проведение каталонского закона о коллективизации, вновь выразил протест, указывая на то, что коллективы являются новой формой экономической организации и не должны облагаться гербовым сбором с корпораций (см. главу 17)³⁹.

Хосе Пейратс говорил по поводу экономической политики правительства Негрина:

В главе 18 я рассматривал борьбу в связи с ликвидацией правительством рабочего контроля на «военных предприятиях». Однако данный процесс вовсе не остановился на этих, наиболее важных предприятиях.

Сразу после майских событий в Барселоне ОСПК начала кампанию, требуя: «Коммунальные службы и транспорт должны управляться муниципалитетами, а не профсоюзами… Общий интерес всего городского населения стоит выше частных интересов рабочих союзов». «Рабочая солидарность» выступила с предостережением по поводу этой кампании, которая не принесла немедленного успеха, но несомненно предвещала наступление сталинистов на рабочий контроль в каталонской экономике⁴⁰.

Переехав из Валенсии в Барселону, правительство Негрина оказалось в более выгодном положении для того, чтобы срывать работу коллективов и разрушать их. Анархист Андрес Капдевила, председательствовавший в Совете экономики Каталонии до Майских дней, отмечал, что, задолго до окончательной национализации военной промышленности правительством, Субсекретариат снабжения Министерства национальной обороны использовал военные закупки как средство ослабления коллективов. Если предприятие принадлежало частному собственнику, субсекретариат был готов предложить ему контракт на выгодных условиях. Если же оно было коллективным, чиновники субсекретариата находили всевозможные предлоги отказать ему в контракте и часто доходили до оскорбления выборных руководителей таких предприятий, говоря, что не будут иметь дела с ворами, присвоившими чужую собственность.

Одновременно глава ОСПК Хуан Коморера, ставший советником по экономике после ухода анархистов из каталонского правительства, нашёл собственные способы саботировать коллективы. Одним из важных шагов в этом направлении стало резкое понижение статуса Совета экономики. Порядок работы, утверждённый Коморерой 14 августа 1937 г., объявлял Совет «совещательным органом, подчинённым советнику по экономике». Новый состав Совета должен был подчеркнуть эту тенденцию: он включал пять представителей правительства, от департаментов финансов, экономики, сельского хозяйства, снабжения, общественных работ и труда, трёх членов ЭРК, трёх – НКТ, трёх – ВСТ, двух – ФАИ и по одному – «Каталонского действия», Союза рабасайрес и Конфедерации кооперативов Каталонии; ПОУМ была лишена своего представительства⁴¹.

Нападение на коллективы шло в русле общей экономической политики, которая навязывалась Коморерой и его партией. Мартин Круэльс говорит по поводу этой политики:

Однако притеснение каталонских коллективов не ограничивалось этими общими аспектами экономической политики, которую навязывали региону Коморера и ОСПК. Согласно каталонскому декрету о коллективизации, и управляющие коллективизированных предприятий, и интервенторы, представлявшие на таких предприятиях каталонское правительство, должны были избираться общим собранием коллектива и затем утверждаться советником по экономике. Коморера много раз отказывался утверждать избранных лиц и иногда пытался назначить тех, кого выбрал он сам, особенно в случае интервенторов. По словам Андреса Капдевилы, многие из этих людей подозревались в нелояльности республиканскому делу, но укрепили своё положение, вступив в ОСПК. Кроме того, Коморера отступил от декрета о муниципализации всего жилого фонда, принятого каталонским правительством в начале войны, и начал возвращать дома их прежним владельцам⁴³.

Коморера перешёл в наступление на коллективы и в том секторе, который определённо был далёк от военной промышленности. Хосе Пейратс отмечает: «19 января 1938 г. в “Официальных ведомостях” Хенералидада был опубликован личный приказ (как подчёркивала “Рабочая солидарность”) советника по экономике автономного правительства. Согласно ему, зрелищные заведения в Каталонии должны были быть конфискованы, кроме тех, что уже подверглись муниципализации». Рабочие, которых затронула эта мера, немедленно объявили забастовку; конфликт был «разрешён» 1 февраля, когда Комореро назначил комиссию по интервенции из четырёх человек – трёх сэнэтистов и одного члена ОСПК. Как пишет Пейратс, анархисты всё ещё сохраняли контроль над зрелищными заведениями региона, но теперь в качестве делегатов правительства⁴⁴. Работники были лишены права выбирать своих руководителей.

Наступлению Комореры на коллективы содействовал декрет о специальных интервенциях, изданный Хенералидадом 20 ноября 1937 г. Он позволял советнику по экономике назначать «интервенторов-делегатов», чьи полномочия, согласно Жозепу Марии Брикалю, включали в себя

Эти нападения на позиции анархистов в экономике вовсе не ограничивались одной Каталонией. В декабре 1937 г. мадридский ежедневник НКТ «Свободная Кастилия» (Castilla Libre), сообщал, что НКТ ранее была вынуждена передать правительству много недвижимого имущества, которое было захвачено ею в начале войны, после того как оно было брошено своими владельцами. Теперь, говорила газета, это имущество возвращают старым хозяевам, которые продолжают взимать с него арендную плату, как до Гражданской войны⁴⁸.

Когда республиканское правительство перебралось в Барселону, оно присоединилось к нападениям на рабочие коллективы в Каталонии. Гомес Касас отмечает наиболее важный шаг: «15 апреля 1938 г. правительство Негрина опубликовало декрет о создании Генерального комиссариата электричества. Индалесио Прието предложил должность комиссара этого учреждения Хуану Пейро, который, с согласия Национального комитета НКТ, принял это назначение. К сожалению, правительство, в попытке нейтрализовать и разрушить творения революции, одновременно расформировало Объединённую службу электричества Каталонии. Новый комиссариат был вынужден назначить государственных контролёров в каждой компании, которая после этого автоматически возвращалась к своей прежней форме собственности – акционерное общество (sociedad anónima), а также распустить комитеты компаний и рабочие контрольные комитеты»⁴⁹.

Правительство использовало различные уловки, чтобы задушить коллектив рабочих-кожевников Каталонии. Через десять с лишним лет после окончания войны Х. Эсперанса описывал этот процесс: «Определённые учреждения постоянно донимали нас формами и опросниками, которые не служили никакой цели, кроме того что выводили работников из себя, поскольку требовать от нас заполнить всё это – значило загубить наши старания работать свободно и добросовестно… Считая, что для нас достаточно было работать, выполнять наши обязательства по снабжению фронта и в максимальной степени развивать деятельность наших организаций, мы отталкивали от себя эту бумажную работу, которую навязывала нам вечно требовательная и нервная бюрократия государства».

Некоторые лидеры коллектива сталкивались с личными угрозами. Наконец, «они потребовали, чтобы мы распустили свой коллектив, уступив наши права государству, от чего мы вновь отказались. Тогда власти решили реквизировать кожи и дубильные экстракты, которые мы держали на границе, и другое сырьё, которое нельзя было достать в Испании, – всё это украли у нас, тем самым вызвав кризис в работе наших фабрик… Лишённые возможности работать, наши товарищи были неприятно удивлены присутствием войск на каждой из наших 27 фабрик и 6 складов. В течение пяти недель в наших зданиях днём и ночью размещался целый батальон, который должен был осуществить реквизицию». Войска конфисковали со складов коллектива всю готовую гражданскую продукцию, «что, конечно, не служило делу народа, но зато позволило разрушить наш коллектив»⁵⁰.

Преследование анархистов и других гражданских лиц

После мая 1937 г. анархистам приходилось думать не только о том, как защитить свои позиции в экономике и политике, но и том, как обеспечить себе личную безопасность. Начиная с середины 1937 г. они и другие оппоненты сталинистов стали жертвами масштабных репрессий. Их преследовала полиция, тысячи были арестованы, значительное число из них подверглось пыткам, и некоторые были убиты.

Интересная статистика процессов, происходивших после майских событий, представлена Жозепом Марией Брикалем. Он подсчитал, что с мая по декабрь 1937 г. каталонское правительство (в котором с конца июня преобладали сталинисты) потратило на тюрьмы и суды 3 074 037 песет, в сравнении с 395 454 песетами, потраченными по этой же статье с ноября 1936 г. по апрель 1937 г.⁵¹.

Иностранные анархисты преследовались особенно свирепо. Гельмут Рюдигер в своём докладе на декабрьском конгрессе Международной ассоциации трудящихся 1937 г. сообщал:

Это преследование облегчалось тем обстоятельством, что вскоре после Майских дней были окончательно распущены контрольные патрули – революционная полиция, созданная после 19 июля 1936 г. Это произошло 6 июня, и, как пишет Мануэль Круэльс, «тогда исчезли последние остатки революционных сил»⁵³. Поддержание общественного порядка возлагалось исключительно на регулярную полицию: Национальную республиканскую гвардию (бывшую Гражданскую гвардию), Штурмовую гвардию, карабинеров и, в Каталонии, региональную полицию – мосос-д’эскуадра.

После их устранения из правительств Республики и Каталонии анархисты утратили практически всякое влияние, не говоря уже о контроле, в полицейских силах. Это резко контрастировало с ситуацией в первые месяцы Гражданской войны, когда у анархистов имелись не только патрули, но и важные посты в регулярной полиции. С июля 1936 г. по май 1937 г. член НКТ являлся, по крайней мере номинально, командующим Гражданской гвардии в Каталонии⁵⁴. Другой сэнэтист в этот же период возглавлял тайную полицию в Валенсии⁵⁵.

Служба военной информации (СИМ)

Наряду с этим, анархисты были полностью исключены из новой организации, которая была создана вскоре после назначения правительства Негрина и которая быстро стала самой могущественной и жестокой из всех сил «общественного порядка». Это была Служба военной информации (Servicio de Información Militar), или СИМ, которая почти полностью находилась в руках сталинистов, испанских и иностранных.

Служба военной информации была создана в августе 1937 г. министром обороны Индалесио Прието, по предложению «некоторых советских специалистов». Они представили ему проект декрета о создании СИМ, который он переписал, среди прочего потребовав, чтобы все назначения в службе производились им, как министром. Когда коммунист Дуран, назначенный главой СИМ в Мадридском регионе по рекомендации всё тех же советских «техников», от своего лица назначил агентами несколько сотен коммунистов, Прието отстранил его и отправил обратно командовать дивизией. Когда советский военный специалист пришёл протестовать и требовать возвращения Дурана в СИМ, Прието отказал ему.

Однако Прието не повезло с главой СИМ. Вначале он назначил на этот пост своего личного друга, которому эта работа не понравилась, и вскоре он оставил её. Затем Прието назначил подполковника-социалиста Урибарри, который вскоре сообщил министру, что получил от советского «техника» предложение «непосредственно и постоянно работать с ним, за вашей спиной». Хотя Урибарри сказал, что ответил отказом, Прието отмечает, что вскоре он «изменил своё поведение, не знаю, по чьему совету». После этого, пишет Прието: «Я понял, что СИМ больше не подчиняется моим приказам»⁵⁶.

СИМ была не первым органом «безопасности», перешедшим под контроль сталинистов. Хосе Пейратс описывает случай Главного управления безопасности (Dirección General de Seguridad). Вначале предполагалось, что оно будет действовать под руководством Национального совета безопасности, «с прямым представительством антифашистских сил». Однако коммунист полковник Ортега, назначенный генеральным директором безопасности, вскоре добился роспуска этого совета, получив полный контроль над организацией.

Результатом, по словам Пейратса, стало то, что «главное управление было превращено в штаб “Партии”». В его залах и кабинетах на видных местах висели портреты Ленина, Сталина и «других великих людей из коммунистического сонма святых». При полковнике Ортеге в управлении работали многие агенты старой полиции, которые перед самым 19 июля находились под следствием как нелояльные Республике⁵⁷.

Хотя официально СИМ являлась «военным» учреждением, вскоре она стала всеохватывающим репрессивным органом. Пейратс перечисляет её тринадцать отделов: иностранный, авиации, сухопутных сил, флота, общественных работ, вооружения, экономический, юстиции, транспорта и связи, образования и зрелищ, политических партий и профсоюзных организаций, гражданского населения и Специальная бригада⁵⁸.

Пейратс пишет, что Специальная бригада СИМ «занималась арестами, допросами и пытками арестованных». Отмечая, что СИМ удалось устранить некоторых фалангистов, он добавляет: «Нужно отметить, что это было сделано с помощью пыток. И те же самые методы применялись к антифашистским элементам, навлёкшим на себя гнев тех, кто вдохновлял работу Спецбригады. Террор и мучение безоружных людей во всех без исключения случаях являются чудовищной бесчеловечностью, достойной проклятия»⁵⁹.

Хосе Пейратс и Диего Абад де Сантильян приводят многочисленные примеры пыток, которым СИМ подвергала своих жертв. Сантильян называет центры, в которых действовала СИМ: «В отеле “Колон” – барселонском штабе ОСПК, в Доме Карла Маркса, на Пуэрта-дель-Анхель, 24 и на Вилламайор, 5 в Барселоне, а также в монастыре Санта-Урсула в Валенсии, в замке Кастельдефельс, в Чинчилье и т.д., и т.д. совершались преступления, которые не имеют аналогов в истории испанской инквизиции…»⁶⁰ Пейратс комментирует:

Весь этот аппарат находился в руках сталинистов, говорит Пейратс. «Начальник, его секретари, руководители службы и администрация контролировались партией Сталина. Коммунистические агенты преобладали в наиболее важных отделах…»⁶³

Таким образом, после вытеснения анархистов из республиканского и каталонского правительств сталинисты получили практически полный контроль над репрессивным аппаратом Испанской республики. Более того, эти органы использовались сталинистами для подавления всех, кто выступал против их доминирования в лоялистской Испании, будь то поумисты, левые социалисты или анархисты.

Абад де Сантильян писал от имени Федерации анархистов Иберии: «Мы осудили эту идею, заявив, что таким путём мы не можем прийти ни к чему, кроме победы Франко, потому что это лишает нас поддержки народа. И мы не ошиблись. Если становилось известно что-либо конкретное об этих методах, это было только благодаря нам. Остальные партии и организации, хотя и возмущались, хранили молчание, потому что, говорили они, этого требовала война. Мы поняли, что война требовала обратного: прекращения этих ужасов, подготовленных и организованных русскими коммунистами, и строгого наказания тех, кто, на руководящих постах или в качестве простых орудий, посвящали себя делам, позорящим нашу войну и нашу революцию»⁶⁴.

Преследование анархистов и других элементов в вооружённых силах

Коммунисты были особенно заинтересованы в том, чтобы получить полный контроль над вооружёнными силами Республики. Они понимали, что от этого в конечном счёте будет зависеть возможность установить в лоялистской Испании просталинский режим. Как следствие, преследование анархистов и других антисталинистов в вооружённых силах было ещё более ожесточённым, чем в гражданской жизни.

При этом сталинистами применялись различные методы. В главе 10 мы отмечали, что они, используя своё влияние в высших эшелонах Министерства обороны, пытались переводить офицеров из частей НКТ, ставить на их место коммунистов, а затем изолировать переведённых офицеров НКТ в политически враждебных частях – и эти усилия дали разные результаты в 26-й дивизии (бывшая колонна Дуррути) и 153-й бригаде (прежняя колонна «Земля и свобода»).

Однако там, где переводов оказывалось недостаточно, оппозиционные офицеры и солдаты часто сталкивались с угрозами, и эти угрозы нередко воплощались в жизнь. Согласно докладу Полуостровного комитета ФАИ, составленному в октябре 1938 г.: «…В настоящее время мы можем указать случаи, когда наши товарищи, оставшиеся без защиты со стороны нашей организации, окружённые на своих передовых позициях, соглашались присоединиться к Коммунистической партии… У наших товарищей сложилось впечатление, что гнусная политика Коммунистической партии получила полную свободу действий. Речь идёт не о нескольких случаях – тысячи и тысячи товарищей признавались, что они больше боятся быть убитыми противником, который рядом с ними, чем погибнуть в бою с врагом, который находится по ту сторону фронта»⁶⁵.

И Ларго Кабальеро, и Индалесио Прието, когда они руководили обороной, запрещали вербовку политических сторонников в вооружённых силах. Но сталинисты не обращали это внимания. К вышеупомянутому докладу ФАИ прилагался протокол совещания коммунистических офицеров на Арагонском фронте в марте 1938 г., на котором обсуждалось, насколько успешно продвигается набор новых членов партии в войсковых частях и как избавиться от офицеров, препятствующих этому. В конце совещания старший из присутствующих офицеров, А. Мерино, начальник штаба 142-й бригады, «вновь предложил формулу устранения, заявив: “Всё, что было сказано, очень хорошо, но я думаю, что выразился предельно ясно. Тот, кто стоит на пути, идёт в траншеи, раздаётся случайный выстрел, и в него попадают. Или его отводят к колючей проволоке, четыре выстрела, обвинение в дезертирстве, и мы можем быть уверены, что об этом никто не узнает”»⁶⁶.

Форма «вербовки», которую защищал Мерино, широко практиковалась коммунистами в республиканской армии. Тот же доклад Полуостровного комитета ФАИ приводил много подобных случаев. К примеру, говорилось, что «25 июня 1938 г. комиссар 43-й дивизии Максимо де Грасия направил министру обороны и генеральному комиссару армии обширный рапорт о работе коммунистов в той дивизии, когда она стояла в Пиренеях, связывая с этими манёврами итоговое поражение. В этом рапорте описывались убийства, угрозы убийства некоммунистических офицеров и солдат, вскрытие корреспонденции, аморальное поведение и т.п., и т.д. До сих пор ничего не было сделано, чтобы найти ответственных»⁶⁷.

Эти методы «вербовки» использовались сталинистами не только против анархистов. Один ветеран-социалист рассказывал мне много лет спустя о капитане, его однопартийце, который назначил своими помощниками двух молодых людей, не поинтересовавшись их политическими убеждениями. Спустя некоторое время этот капитан вызвал недовольство у некоторых коммунистов в его подразделении, которые приказали двум помощникам убить его. Вместо этого они пришли к нему, рассказали о своём членстве в партии и о полученном задании и предложили ему собрать вещи и уехать, чтобы они могли сказать, что не нашли его. Капитан так и поступил⁶⁸.

В армии было широко известно о том, как действуют сталинисты. Их методы запугивания, применявшиеся во многих частях, подрывали, а то и вовсе уничтожали мораль в войсках. Они также отвлекали некоммунистических офицеров и солдат от выполнения обычных воинских обязанностей. Один ветеран из анархической колонны Ортиса (25-я дивизия), например, рассказывал мне, что, когда командующим одной из бригад дивизии был назначен коммунист, он и другой офицер-анархист спали по очереди, чтобы постоянно следить за любым подозрительным шагом, который мог предпринять комбриг⁶⁹.

В период между битвой на Эбро и последним наступлением мятежников на Каталонию в республиканской армии участились случаи дезертирства. Адольфо Буэсо, профсоюзный активист ПОУМ, пытаясь выяснить причины этого, опросил многих солдат, которые покинули фронт, или были в отпуске в Барселоне, или лежали здесь в госпиталях. Среди названных ими причин, сообщал он, было явное предпочтение в снабжении не только оружием, но также униформой и мылом, которое отдавалось коммунистическим войскам перед другими. «Ещё одним поводом для недовольства была та наглость, с которой “хорошие задания” отдавались тем, кто имел билеты КП; но что вызывало наибольшее отчаяние, заставлявшее людей “возвращаться домой”, так это ужасное преследование и хладнокровные убийства коммунистами тех, кто не хотел служить их замыслам или имел поумистское или сэнэтистское прошлое…»⁷⁰

Хосе Пейратс обращал особое внимание на ситуацию в госпиталях. Отметив несколько случаев злоупотреблений, совершённых коммунистическими врачами и медицинским персоналом, он цитирует записку Полуостровного комитета ФАИ от 18 июля 1938 г., в которой, помимо прочего, говорилось:

Заключение

После событий в Барселоне в мае 1937 г. анархистам пришлось вести ожесточённую борьбу на многих фронтах, чтобы защитить революционные завоевания первого этапа Гражданской войны. Они должны были бороться, чтобы сохранить как можно больше сельских и городских коллективов, поддержать своё влияние в вооружённых силах и оставаться значимой силой сопротивления в республиканской политике.

Они испытали на себе решимость и напор высокодисциплинированных испанских сталинистов, которых поддерживали, поощряли и направляли агенты – дипломатические, коминтерновские, экономические и военные – советского режима. Где было возможно, сталинисты действовали с официальных должностей, полученных ими в аппарате республиканского государства; где это не было возможно, они действовали помимо него, используя свою тайную полицию, секретные ячейки в войсках, негласное и явное давление множества «советников» на чиновников и офицеров Республики.

В любое время и по любому вопросу сталинистам удавалось мобилизовать против анархистов поддержку других политических, социальных и экономических групп Республики. Однако, когда эти элементы послужили своей цели, они также пали жертвами сталинистов, рвавшихся к власти. Как мы уже отмечали, к концу 1938 г. коммунистам удалось устранить политически – или даже физически – все важные оппозиционные политические силы, кроме анархистов.

Сопротивление анархистов постепенно превращалось в борьбу за выживание. Сталинисты, вначале через агентуру ГПУ, работавшую независимо от правительства, затем в основном через Службу военной информации, проводили политику физического устранения своих противников на фронте и в тылу, когда прочие методы не срабатывали.

Вряд ли можно сомневаться в том, что это настойчивое стремление насадить в республиканской Испании порядки сталинского Советского Союза серьёзно подрывало мораль тех, кто сражался и трудился ради республиканского дела. Ситуация, когда многие республиканские военнослужащие боялись сталинистов, находившихся в их среде, больше, чем солдат Франко по ту сторону фронта, безусловно, не вдохновляла на продолжение борьбы против мятежников. Поскольку большинство в республиканских силах составляли рабочие и крестьяне, которые в той или иной степени участвовали в революции на начальной стадии войны – или имели родственников или друзей, участвовавших в ней, – попытки сталинистов подавить эту революцию также негативно влияли на боеспособность республиканцев. Кроме того, эти попытки всё чаще заставляли рабочих и крестьян в тылу задаваться вопросом: есть ли ещё какой-то смысл в их жертвах ради продолжения борьбы.

Все эти наблюдения в первую очередь относятся к анархистам. Именно они взяли на себя основную роль в революции – поддержанные поумистами и социалистами Ларго Кабальеро. Для них борьба за революцию и победа в войне были неразделимы. Поэтому остаётся лишь удивляться тому, что солдаты-анархисты, составлявшие наиболее многочисленный элемент в войсках, продолжали так же стойко сражаться на фронте, как они сражались раньше, а анархисты в тылу продолжали трудиться с таким же упорством, как раньше.

Итоги борьбы анархистов и сталинистов во время Гражданской войны в Испании, вероятно, лучше всего выразил один иностранный автор вскоре после окончания Второй мировой войны. Гэбриел Явсикас писал: «В конечном итоге коммунистам не удалось ликвидировать анархистов и социалистов, которые оказались весьма непокладистой публикой. НКТ в особенности доказала, что если её не смогли сломить постоянные репрессии сменявших друг друга испанских правительств, то у Москвы было немногим больше шансов. Как следствие, русские – реалисты до глубины души – наконец сдались и вышли из гражданской войны летом 1938 г., за девять месяцев до того, как республиканское правительство сложило оружие»⁷².

34. Разногласия в рядах либертариев

Было очевидно, что с начала Гражданской войны анархистам пришлось совершить идеологическое отступление. Этот процесс начался с фундаментального решения каталонской НКТ – не провозглашать официально либертарный коммунизм сразу после 19 июля, хотя власть фактически находилась в её руках, а вместо этого сотрудничать с другими силами, поддерживавшими дело Республики. Затем были приняты решения о вхождении анархистов в правительства Каталонии и Республики. Однако в либертарном движении не происходило каких-либо значительных расколов из-за этих компромиссов по отношению к его традиционной идеологии и политике.

Только после Майских дней и изгнания анархистов из каталонского и республиканского правительств эти разногласия начали приобретать заметный масштаб. Чрезвычайное давление, которое испытывали анархисты на последующих этапах Гражданской войны, оказало своё влияние и на внутреннюю жизнь движения. Различные группы по-разному реагировали на давление сталинистов и их союзников и на отношения либертариев с правительством Негрина. Эти различия подходов и мнений в конечном счёте привели к публичному выражению конфликтующих позиций по поводу роли анархического движения в Республике в последний год её борьбы против сил Франсиско Франко.

Одна из тактик сталинистов заключалась в том, чтобы попытаться проникнуть в ряды анархистов. Диего Абад де Сантильян отмечал, что они пытались «расчленить» либертарное движение и что Национальный комитет НКТ осудил эти попытки, но утверждал, что НКТ сделала это «лишь на словах», стараясь не слишком отдаляться от правительства Негрина и поддерживавших его политических сил¹. Нет никаких признаков того, что сталинистам удалось добиться какой-либо поддержки для своих приверженцев внутри либертарных организаций.

Однако не подлежит сомнению, что сталинисты обдумывали возможность раскола в рядах анархистов. Так, Пальмиро Тольятти сообщал своему руководству в Москве 25 ноября 1937 г.: «В пределах НКТ обозначается расхождение между легалистским крылом, которое желает сотрудничать с нами и с правительством, и террористическим крылом. Идёт обсуждение раскола… Будущее покажет, насколько целесообразно заключение пакта между КП и НКТ. Моё мнение благоприятно… Необходимо не допустить, чтобы НКТ, в массе, встала на путь авантюр, и в то же время необходимо установить связь со здоровой частью НКТ…»²

Споры по поводу участия в правительствах

Хотя серьёзные разногласия внутри анархического движения стали очевидными в последний год Гражданской войны, начались они гораздо раньше. Несмотря на то, что решение каталонской НКТ не устанавливать формально свою власть после 19 июля было (как мы отмечали ранее) практически единодушным, в рядах либертариев возникли разногласия, когда они решили войти в правительства Каталонии и Республики.

Вхождение анархистов в правительства получило поддержку значительного большинства членов движения, и оппозиция ему была довольно ограниченной. Хосе Пейратс, который сам выступал против данного шага, подтверждает это. Изложив официальные доводы лидеров НКТ в пользу вхождения в правительство Ларго Кабальеро, он продолжает: «Все ли активисты думали так? Получила ли новая позиция НКТ поддержку международного анархизма и анархо-синдикализма? Печальная истина заключалась в том, что, за исключением течений меньшинства, оглашавших свои протесты в собственных изданиях, в комитетах, на митингах, пленумах и собраниях, значительное большинство активистов поддалось определённому фатализму – прямому результату трагических реалий войны»³.

Тем не менее оппозиция против участия анархистов, хотя бы и временного, в «государственных» делах действительно существовала. Мануэль Салас, участник войны и член НКТ, годы спустя отмечал, что вхождение анархистов в каталонское правительство в конце сентября 1936 г. вызвало мало споров, однако серьёзная дискуссия развернулась по поводу того, должна ли НКТ–ФАИ войти в правительство Ларго Кабальеро⁴.

Жерминаль Грасия, военачальник из «Либертарной молодёжи», спустя много лет говорил мне, что он редактировал газету «Кихот» (El Quijote), которая высказывалась против вхождения в кабинет Ларго Кабальеро, и что еженедельная газета ЛМ занимала такую же позицию. Он отмечал, что вопрос о присоединении НКТ к режиму Ларго Кабальеро не был вынесен на рассмотрение рядовых членов организации, и утверждал, что многие из них чувствовали себя обманутыми этим ходом и выступали против него.

Одним из принципиальных противников вхождения НКТ в республиканское правительство был Хосе Пейратс, который во время войны был лидером «Либертарной молодёжи» в Лериде и редактировал местную анархическую газету «Акратия» (Acracia). Он утверждал, что министры от НКТ будут бессильны в правительстве и что для НКТ было бы лучше защищать революцию с помощью экономических организаций. После Майских дней в Барселоне он был вынужден оставить должность редактора «Акратии» по причине своей оппозиции⁵.

Однако Фидель Миро, который был главой «Либертарной молодёжи» бо́льшую часть Гражданской войны, утверждал, что газета Пейратса была единственным изданием ЛМ, которое высказывалось против назначения министров от НКТ, и что на каталонском региональном пленуме организации только делегации из Лериды, Оспиталета и ещё одного центра выступили против участия в правительстве⁶.

Начало разногласий с ФАИ

В первый год Гражданской войны в глазах широкой публики – и даже членов либертарного движения – было мало различий в политике и позициях Национальной конфедерации труда и Федерации анархистов Иберии. Буквы «НКТ–ФАИ» были видны повсюду в Барселоне и других городах, посёлках и сёлах Республики, словно это была одна организация. То, что НКТ и ФАИ обе были представлены в региональных и местных органах и других общественных учреждениях, позволяло расширить общее представительство либертариев и не было следствием программных разногласий между этими двумя организациями. По всей видимости, в этот период между НКТ и ФАИ не было существенных расхождений. Действительно, Гомес Касас отмечает, что ФАИ «до некоторой степени забыла себя» в начале Гражданской войны и революции. «Практически до самого сентября ФАИ не подавала признаков жизни как полуостровная организация»⁷.

Однако после Майских дней и устранения анархистов из республиканского и каталонского правительств эта ситуация начала меняться. Мнения лидеров НКТ и ФАИ о том, как противостоять сталинистам и особенно как вести себя по отношению к правительству Негрина, стали значительно различаться.

Диего Абад де Сантильян, один из лидеров ФАИ, цитирует меморандум ФАИ, составленный в сентябре 1938 г., где это объяснялось следующим образом:

Сантильян проследил, как развивались противоречия между руководством ФАИ (которое до некоторой степени поддерживала Федерация либертарной молодёжи – ФИХЛ) и Национальным комитетом НКТ. Вначале НКТ решительно отказалась вступить в правительство Негрина, когда оно было сформировано, и Национальный комитет НКТ выпустил по этому поводу воззвание:

Сантильян отмечает, что после взятия Бильбао силами Франко «Свободная молодёжь», орган ФИХЛ, опубликовала статью под заголовком «Падение Бильбао означает провал правительства Негрина». В статье говорилось: «По всей лоялистской Испании, по всем сёлам и городам проносится один призыв, один клич: Долой правительство Негрина! Долой Коммунистическую партию, причину всех поражений!»⁹

Согласно Сантильяну: «В обращении Национального комитета НКТ к председателю Совета министров от 10 августа 1937 г. продолжалась славная линия мая. Возможно, оно грешило излишней сдержанностью, терпимостью, систематическим уходом от ответа, которого заслуживали провокаторы, стремившиеся уничтожить нашу работу и наших людей. Но этот документ всё ещё, в некотором роде, представлял собой образец достоинства»¹⁰.

Позднее в 1937 г. Национальный комитет НКТ, при содействии ФАИ, представил правительству критический анализ военных операций, проводившихся после отставки правительства Ларго Кабальеро. В данном документе делалось заключение, что невозможность провести запланированное Ларго Кабальеро наступление в Эстремадуре, вследствие отказа русских обеспечить ему воздушную поддержку, «является причиной падения Бильбао». Авторы также критиковали неэффективность руководства незначительными наступлениями республиканцев, предпринятыми в Центре и Арагоне, и доказывали:

Сантильян пишет по поводу Национального комитета НКТ: «Правда заключалась в том, что он прекратил всякую критику, он дал Негрину, после многих усилий и унижений, министра, выбранного им самим, и в течение почти всего 1938 года, в преддверии краха, звучал лишь наш голос, личный и Полуостровного комитета ФАИ»¹².

К тому времени, когда Полуостровной комитет ФАИ стал возражать против всё более тесного сотрудничества руководства НКТ с Хуаном Негрином, возможность ФАИ апеллировать к анархическим массам была резко ограничена. Диего Абад де Сантильян позднее писал:

НКТ, ФАИ и «13 пунктов» Негрина

Первый открытый конфликт между руководством НКТ и ФАИ, по-видимому, произошёл, когда премьер-министр Хуан Негрин огласил свои цели в войне, названные «13 пунктов». Они были изложены перед кабинетом 1 мая 1938 г. В них провозглашалось, что Гражданская война является борьбой за национальную независимость, были обещаны региональная автономия в послевоенной Испании, свобода вероисповедания и армия «на службе нации». Среди этих «13 пунктов» было три, которые имели особую важность с точки зрения анархистов.

Пункт 3 гласил, что борьба ведётся за «народную Республику, представляемую активным государством, основанным на принципах чистой демократии и осуществляющим свою деятельность через Правительство, которое будет наделено всеми полномочиями, переданными ему голосами граждан, и станет символом твёрдой исполнительной власти, всегда следующей предписаниям и желаниям испанского народа».

Пункт 7 указывал:

Пункт 8 предусматривал преобразования в сельском хозяйстве: «Коренная аграрная реформа, ликвидирующая старую и аристократическую полуфеодальную собственность, которая, лишённая всякого гуманного, национального и патриотического чувства, всегда была главным препятствием для раскрытия великих возможностей страны. Создание новой Испании на основе широкой и прочной демократии крестьян, собственников земли, которую они обрабатывают».

Наконец, пункт 13, хотя и не затрагивал напрямую позицию анархистов, вызывал серьёзные сомнения у них и других сил, поддерживавших республиканское дело: «Полная амнистия для всех испанцев, желающих сотрудничать в обширной работе по восстановлению и возвеличению Испании. После такой жестокой борьбы как та, что заливает кровью нашу землю, на которой возродились древние добродетели героизма и верность идеалам расы, было бы предательством по отношению к судьбе нашего Отечества не подавить и не похоронить все мысли о мести и преследовании, ради общего дела самопожертвования и труда, совершить которое обязаны все сыны Испании для её будущего»¹⁴.

Реакция лидеров НКТ и ФАИ на принятие «13 пунктов» сильно различалась. 10 мая Национальный координационный комитет НКТ–ВСТ выпустил совместное обращение этих двух организаций, в котором говорилось:

В этот же день Национальный комитет НКТ издал циркуляр, в котором обязывался защищать каждый из «13 пунктов» Негрина, чтобы показать, что они открывают «широкий простор для прогрессивных свершений», и опровергнуть «пессимистические измышления пораженцев».

По поводу 3-го пункта Национальный комитет заявлял: «На пленуме в сентябре 1937 г. было решено сделать нашим и отстаивать тезис выборов под эгидой “демократической и федеративной социалистической республики”. В основные принципы, представленные нами ВСТ и принятые Национальным пленумом региональных организаций, мы включили пункт, излагающий сентябрьское решение. Декларация правительства меняет формулировку и говорит о народной республике, что не противоречит нашему тезису»¹⁷.

Циркуляр НКТ придавал пункту 7 «революционное значение, поскольку он относится к вопросам экономики и собственности. Мы хотели бы иметь декларацию о социализации, коллективизации и т.п.», но, говорила НКТ, это было невозможно для правительственного документа, рассчитанного главным образом на иностранную аудиторию. Утверждалось, что НКТ сама поддерживала мелкую собственность и предлагала компенсацию за конфискованные иностранные предприятия. Национальный комитет заявлял, что находит в пункте 7 «множество совпадений с нашими стремлениями, которые также сводятся, теоретически и практически, к постоянному улучшению положения производительных масс».

Что касается пункта 8, относящегося к аграрной реформе, то НК НКТ считал, что положение о «демократии крестьян, собственников земли, которую они обрабатывают» вполне удовлетворительно, поскольку в нём не говорится, «должен ли крестьянин быть собственником земли… индивидуально или в коллективе, и поэтому в сельской местности могут существовать коллективные организации, которые предполагают, что крестьяне, формирующие их, являются собственниками земли, которую они обрабатывают».

Наконец, НК НКТ защищал пункт 13, обещавший полную амнистию тем, кто участвовал в мятеже против Республики. Утверждалось, что этот призыв имеет «важность для внешнего мира… и важность в зоне мятежников, как пробуждение надежды среди тех, кто ежедневно наблюдает итало-германское вторжение»¹⁸.

Взгляд руководства ФАИ на «13 пунктов» полностью отличался от взгляда Национального комитета НКТ. В циркуляре, который был направлен Полуостровным комитетом ФАИ всем региональным группам, говорилось: «Опубликованная правительством нота относительно целей, к которым стремится Республика в этой войне, представляет собой важнейший документ, в котором оно намечает курс, практически знаменующий возврат к режиму, существовавшему до 19 июля, со всеми последствиями, какие это может иметь для пролетариата»¹⁹.

Следующий циркуляр Полуостровного комитета ФАИ, датированный 6 мая, гласил:

Столкновение между лидерами НКТ и ФАИ достигло кульминации, когда встал вопрос, будет ли ФАИ подписывать декларацию Народного фронта, одобряющую «13 пунктов». Каталонская региональная организация ФАИ, следовавшая решениям Исполнительного комитета Либертарного движения в той части Республики, настойчиво убеждала Полуостровной комитет ФАИ подписать этот документ, и её поддержал Региональный комитет Астурии, хотя комитет Арагона присоединился к возражениям Полуостровного комитета. В итоге Полуостровной комитет ФАИ согласился подписать декларацию «против воли»²¹.

Правительственный кризис в августе 1938 г.

Второй серьёзный конфликт между Полуостровным комитетом ФАИ и Национальным комитетом НКТ, очевидно, произошёл во время правительственного кризиса в августе 1938 г., который был вызван отставкой каталонского и баскского министров, несогласных с принятием правительством Негрина трёх декретов, в том числе о национализации военной промышленности страны. Диего Абад де Сантильян объясняет случившееся следующим образом:

Хосе Пейратс описывает различную реакцию лидеров НКТ и ФАИ на августовский кризис: «НКТ не прерывала своего молчания. ФАИ, со своей стороны, выразила свою позицию в документе, содержание которого может быть суммировано в следующих двух пунктах… 1. Декреты, одобренные Советом министров 11-го числа этого месяца, представляют собой посягательство на права и свободы испанского народа. 2. Мы призываем все партии и организации, которые ставят общие интересы выше собственных частных амбиций, заявить о своём несогласии с политикой, обозначенной в этих декретах»²³.

Меморандум ФАИ о ведении войны в августе 1938 г.

Следующим открытым разрывом Полуостровного комитета ФАИ с позицией руководства НКТ, выражавшейся в полной и некритической поддержке Хуана Негрина и всех аспектов его руководства войной – военного, экономического и политического, – был меморандум о военной ситуации. Этот документ был отправлен не только правительству, но и «бывшим военным министрам, военачальникам, партиям и организациям, поддерживающим правительство». Сантильян отмечает: «Несмотря на молчание большинства, наши аргументы и критика были настолько неопровержимыми, что многие люди ждали скорого введения изменений, предложенных нами». Среди тех, кто сообщил Полуостровному комитету о своей поддержке меморандума (полной или частичной), были Ларго Кабальеро, Индалесио Прието, генерал Висенте Рохо (начальник генштаба), Луис Аракистайн, полковники Диас Сандино, Хименес де ла Вераса, Эмилио Торрес и генерал Хосе Асенсио²⁴.

В документе указывалось, что в течение двух лет войны лоялистские силы бо́льшую часть времени находились в отступлении. «Несомненной истиной является то, что руководство кампанией с нашей стороны страдает серьёзными дефектами, а наша народная армия и её командиры, недостаточно компетентные и значительно ослабленные партийной политикой, также имеют недостатки»²⁵.

Первой причиной «столь сложной военной ситуации» в меморандуме называлось «нелепое и губительное влияние политики на войну». Вначале все республиканские фракции считали, что война быстро будет выиграна. Как следствие, «политика партийной гегемонии в тылу поощряла тех, кто боролся в защиту так называемых завоеваний революции, игнорируя то, что было самым существенным, то есть войну, войну неизбежно революционную. Партии и организации занимались накоплением оружия в тылу, чтобы добиться преобладания в послевоенный период, который, как они думали, скорого наступит, удерживая это оружие вдали от слабых фронтов, малоорганизованных и испытывающих недостаток во многих вещах».

Когда этот начальный период закончился, то, по словам ФАИ, «в первых рядах появляется политическая партия, недостаточно сильная в народе, но поддерживаемая политикой иностранной державы, которая, после усиленной пропаганды в рядах армии и учреждениях общественного порядка, приманивая к себе повышениями и постами новобранцев с не очень ясным антифашистским прошлым и небезукоризненной моралью, во многих случаях выдавая им членские билеты, датированные 1933 годом, безо всяких ограничений начинает превращать народную армию в творение партии»²⁶.

Второй слабостью Народной армии, отмеченной Полуостровным комитетом, была система военных комиссаров.

Третьей проблемой, согласно Полуостровному комитету, были «военные советники СССР и применение авиации». Советские военные специалисты обвинялись в том, что они часто выходили за границы своих полномочий, осуществляя командные и контрольные функции. Это особенно относилось к авиационным силам, которые

Далее ФАИ критиковала «ревнивое преследование военачальников». Данный раздел меморандума обвинял членов «определённой партии» в распространении негативных слухов о командирах и политкомиссарах, не принадлежавших к этой партии. «Аполитичный Наполеон Бонапарт, командующий соединением нашей народной армии, без сомнения, был бы повержен комиссаром и ячейкой определённой партии в главном штабе. С другой стороны, фабрикуется ложная воинская слава для безликих и невежественных людей, на основании их сопричастности ячейкам и комиссарам… В таких условиях был создан моральный климат, далёкий от здорового, благородного и образцового боевого товарищества, которое должно царить внутри верной группы офицеров, и в этом факте можно увидеть причину многих дезертирств, многих поражений и отсутствия хороших командующих»²⁹.

Затем ФАИ обращалась к проблеме избытка вооружённого персонала в тылу: «В мае 1937 г. у нас были огромные силы манёвра, настоящая резервная армия, которой мы сегодня, несмотря на пополнения в ходе призыва, не имеем… Освобождение от службы на фронте, по политическим причинам, так называемых ответственных лиц в гражданской администрации, а также работающих в военной промышленности и тех, кто подлежит призыву, но служит в карабинерах, корпусе безопасности и информации… и полиции, вызывает огромное недовольство среди бойцов и их семей. Всё это должно быть изменено сильным и беспристрастным руководством»³⁰.

Наконец, ФАИ в своём меморандуме критиковала отказ правительства организовать партизанские силы для действий в тылу врага и посвящала несколько слов тому, как это могло быть сделано³¹. Затем предлагались четыре «неотложных предварительных меры». Первая из них звучала следующим образом: «Полное изменение в руководстве операциями вооружённых сил и военной политике. Пока не будет осуществлён отзыв добровольцев, предложенный Комитетом по невмешательству, испанские офицеры должны быть назначены для контроля над интернациональными бригадами. Ни один иностранец не может занимать должности, связанные с командованием и ответственностью, в армии, авиации и флоте. Русские советники прекратят свои независимые операции и будут членами главных штабов, подчинёнными испанским командующим. Переводчиков будет предоставлять правительство».

Вторым изменением, рекомендуемым ФАИ, было: «Восстановление дисциплины во всей её чистоте. Незаконные действия и некомпетентность командующих повлекут за собой строгое наказание, независимо от поручительства той или иной политической партии». Третьим было: «Отведение военным комиссарам только таких функций, которые не могут нанести ущерба правам и обязанностям военачальников». Наконец, ФАИ призывала к «радикальной реформе СИМ»³².

Естественно, сталинисты были весьма раздражены этим меморандумом. Впоследствии Пальмиро Тольятти утверждал, что «он содержал практически все элементы платформы антикоммунистического блока капитулянтов и предателей»³³.

Октябрьский пленум 1938 г. Либертарного движения

Последнее крупное столкновение между соглашателями из Национального комитета НКТ и более радикальным Полуостровным комитетом ФАИ произошло на пленуме Либертарного движения 16–30 октября 1938 г. Это было собрание делегатов от региональных организаций всех трёх частей движения: Национальной конфедерации труда, Федерации анархистов Иберии и Федерации либертарной молодёжи. «Свободные женщины» участвовали только в дискуссии о «вспомогательных организациях Либертарного движения», и запрос о признании их четвёртой полноправной составляющей движения был отклонён³⁴.

Споры на этом пленуме недвусмысленно отразили разногласия, раздиравшие Либертарное движение изнутри. Но в то же время они проиллюстрировали противоречия, с которыми движение сталкивалось в течение всей Гражданской войны, между его давними принципами и необходимостью идти на компромисс, чтобы выиграть войну и защитить свои организации.

В ходе подготовки к пленуму Полуостровной комитет ФАИ составил 17-страничный меморандум. В нём резюмировались жалобы, которые организация направила правительству и избранным деятелям двумя месяцами ранее, с добавлением значительного материала о терроре в отношении анархистов и других военнослужащих и гражданских лиц³⁵. ФАИ также представила другой документ, озаглавленный «Доклад о необходимости подтвердить нашу революционную ориентацию и отказаться от участия в правительстве, ведущем войну и революцию к неминуемому поражению». Он содержал, главным образом, личные обвинения в адрес премьер-министра Хуана Негрина³⁶.

Во время этого долгого двухнедельного пленума происходили острые конфликты между Национальным комитетом НКТ и Полуостровным комитетом ФАИ, которые отражены в записях, оставленных одним из членов последнего. Согласно этим записям, Мариано Васкес, национальный секретарь НКТ, полностью раскритиковал революционные действия анархистов в первой части Гражданской войны.

Васкес нападал на излишнюю привязанность анархистов к их традиционной идеологии и объяснял их слабые позиции в вооружённых силах их сопротивлением милитаризации. Он критиковал городские коллективы за отказ от «официальной опеки» и правительственного финансирования. Он критиковал поведение Гарсии Оливера в правительстве Ларго Кабальеро. Он осудил контрольные патрули анархистов. Он говорил о «донкихотской позиции» Совета Арагона. Он защищал национализацию и муниципализацию городских коллективов. Наконец, он защищал участие НКТ в правительстве Негрина и само это правительство. Он резко раскритиковал, как «ребяческий», августовский меморандум ФАИ о военных проблемах³⁷.

Васкесу отвечали два члена Полуостровного комитета ФАИ, Жерминал де Соуза и Педро Эррера. Первый возражал против оценки военного меморандума ФАИ как «ребяческого», говоря, что «это не отражает мнение политических и военных руководителей»³⁸.

Педро Эррера, очевидно, был более резким в своём ответе, чем его коллега. Согласно записям об этом заседании, он сказал:

Эррера также призывал говорить анархическим массам правду, чтобы избежать ошибок в будущем. По поводу поражений на фронте он сказал:

Орасио Прието был одним из тех, кто отвечал Полуостровному комитету. «Мы стоим на грани раскола. Я был бы счастлив, если бы можно было доказать обратное, и я прошу, чтобы мне это доказали. Никто не может присвоить себе исключительное право определять линию поведения и идеи»⁴⁰.

На последующем заседании Федерика Монсень осудила Негрина. Она утверждала, что он «возглавляет абсолютистскую диктатуру с ликвидаторскими тенденциями». Она осудила дальнейшее сотрудничество анархистов с режимом Негрина и подвергла критике различные аспекты политики правительства⁴¹.

Хосе Пейратс называет этот пленум «грубой перепалкой»⁴². Тем не менее на нём были приняты важные решения, в том числе о создании координационного комитета Либертарного движения⁴³. Конфликтная атмосфера, ощущавшаяся на заседаниях, подчёркивается в записях члена Полуостровного комитета ФАИ, которые цитируются Пейратсом (и мной). «Под закрытие пленума Национальный комитет НКТ поднял вопрос о своей несовместимости с Полуостровным комитетом ФАИ. Последний в ответ выразил своё недоумение, заявив, что не чувствует со своей стороны несовместимости с каким-либо органом, поскольку, осознавая свою ответственность, в подобной ситуации он сразу же подал бы в отставку»⁴⁴.

Хосе Пейратс так характеризует ситуацию внутри Либертарного движения в конце 1938 г.:

Споры по поводу централизации Либертарного движения

Развитие самого анархического движения также породило спорные вопросы в последний год Гражданской войны. Одним из них была возросшая централизация и ужесточение дисциплины внутри движения.

На первых стадиях Гражданской войны в целом сохранялись традиционные демократические процедуры и участие рядовых членов в принятии решений, отличавшие испанский анархизм. Однако уже в марте 1937 г. поумистское издание «Испанская революция» сообщало о документе, принятом Национальным комитетом НКТ с согласия руководящих органов ФАИ и ФИХЛ, где «заявляется, что только региональные комитеты могут объявлять мобилизации, издавать распоряжения и т.д. Региональные комитеты являются единственными органами, уполномоченными действовать в политических вопросах… Отраслевые федерации и комитеты различных отраслей промышленности больше не имеют права принимать лозунги – только центральный руководящий орган, региональный комитет, может это делать. Все, кто не действует в соответствии с этими правилами и решениями, будут публично исключены из организаций». Издание ПОУМ комментировало: «Эти шаги значительны, поскольку они указывают, в какой степени НКТ изменяет свою организацию и теорию перед лицом текущей ситуации»⁴⁶.

Национальная конфедерация труда сообщала в декабре 1937 г. на конгрессе Международной ассоциации трудящихся (МАТ), что с 19 июля 1936 г. по 26 ноября 1937 г. НКТ провела 17 национальных пленумов региональных федераций. Этот доклад описывал процедуру проведения пленумов следующим образом:

Хосе Пейратс утверждает, что этот доклад изображал прямо противоположное тому, как в действительности поступало руководство НКТ:

Пейратс указывает, что даже рассылка извещений о пленумах проводилась избирательно. Как он говорит, сам Национальный комитет признал, что извещения отправлялись «местным и комаркальным федерациям или синдикатам, в зависимости от сложности повестки». Иначе говоря, «если повестка оказывается “сложной”, то циркуляр не доходит до синдикатов».

Пейратс подвёл итоги своих наблюдений о нехарактерной централизации власти в НКТ так: «Можно с уверенностью сказать, что обстоятельства времени требовали от нашего движения скорости в организационной работе и что было необходимо принять предосторожности, чтобы избежать некоторого неуместного вмешательства. Но утверждение, что эти обстоятельства требуют отставить в сторону старый федерализм, доводит нас до конца пути»⁴⁸.

Демократические процедуры стали ограничиваться, и начали применяться определённые дисциплинарные меры, которые не были характерными для движения. В докладе НКТ декабрьскому конгрессу МАТ, который мы цитировали выше, отмечалось: «Национальный пленум региональных организаций, прошедший в Валенсии 6 февраля 1937 г., по третьему пункту повестки… объявил обязательной нормой поддержку всеми членами, синдикатами и комитетами решений организации, и в случаях, когда речь идёт об общенациональных решениях, и в случаях, когда эти решения региональные или местные. Нельзя было, чтобы каждый пользовался неправильно понятой свободой для подрыва организационного развития анархо-синдикализма. И нельзя было ставить в ложное положение комитеты и товарищей, участвовавших в правительстве»⁴⁹.

Ранее мы отмечали тенденцию к подавлению оппозиционных голосов внутри Либертарного движения, включая отстранение Хосе Пейратса от редактирования анархической газеты «Акратия» в Лериде и резолюцию Национального экономического пленума НКТ о значительном сокращении числа периодических изданий. От имени Либертарного движения всё чаще выступали национальный и региональные комитеты, а рядовые анархисты оказывали всё меньше влияния на его позицию.

Кульминацией этого процесса стало принятое в апреле 1938 г. решение каталонских анархистов о создании «исполкома». Согласно Хосе Пейратсу, «Исполнительный комитет Либертарного движения был создан на пленуме анархических групп, делегатов синдикатов, активистов и комитетов трёх организаций, НКТ, ФАИ и ФИХЛ, 2 апреля в Барселоне… Гарсия Оливер дал драматическое описание военной ситуации, результатом чего стал Исполнительный комитет, полностью несовместимый с традиционным учением и практикой в особой и конфедеральной организациях»⁵⁰.

Тем не менее существовала оппозиция такому развитию движения. Когда, после поражения лоялистов в битве на Эбро, Хуан Гарсия Оливер начал в прессе НКТ кампанию в поддержку создания исполкома, «Либертарная молодёжь» Каталонии наиболее решительно возражала против этого предложения, называя его апофеозом неверной политической линии, начало которой было положено при вхождении НКТ в правительство. Она говорила, что в итоге это приведёт к полному преобразованию НКТ в организацию, совершенно отличную от той, какой она традиционно являлась. Федерация либертарной молодёжи выпустила в ответ на статьи Гарсии Оливера обращение, которое было опубликовано в Испании и за границей, критикуя идею исполнительного комитета⁵¹.

Но, несмотря на это, Исполнительный комитет Либертарного движения Каталонии всё же был создан. Фидель Миро, главный лидер «Либертарной молодёжи» в Испании, был избран его секретарём. Комитет стремился установить в движении строгую дисциплину. Согласно резолюции о его создании, Исполнительный комитет, «с согласия комитетов движения», мог исключать отдельных лиц, группы, синдикаты, федерации и комитеты, которые не следовали общим резолюциям движения и своими действиями наносили ущерб их выполнению⁵².

Этот Исполнительный комитет Либертарного движения Каталонии, безусловно, представлял собой такую степень централизации власти, которая была неслыханной в испанском анархизме до Гражданской войны. По одному из его решений несколько инакомыслящих должны были быть наказаны за свою оппозицию отправкой на фронт⁵³. Мы уже видели, что Исполнительный комитет Либертарного движения поддержал Национальный комитет НКТ в его споре с Полуостровным комитетом ФАИ по поводу «13 пунктов»⁵⁴.

Разногласия внутри НКТ

Внутри самой НКТ существовала оппозиция тому, что воспринималось как рабское служение Национального комитета Хуану Негрину и его правительству. Эта оппозиция была особенно заметной в Каталонии.

Хуан Гарсия Оливер вспоминает о конфликте между руководством НКТ в Каталонии и Национальным комитетом:

Каталонские анархисты рассматривали возможность политического переворота, направленного против Негрина. Гарсия Оливер провёл неофициальное совещание в своём доме в Барселоне, чтобы обсудить эту идею. Там присутствовали Хосе Хуан Доменек – глава каталонской НКТ, Хуан Пейро, Федерика Монсень, Франсиско Исглеас и Жерминаль Эсглеас. Они решили попытаться получить поддержку Диего Мартинеса Баррио из Республиканского союза, а также Луиса Компаниса и даже президента Асаньи.

Однако переговоры не дали результата. Когда обратились к Мартинесу Баррио, тот ответил: «Весьма интересная инициатива. Но уже слишком поздно». Президент Асанья дал похожий ответ: «То, что вы предлагаете мне, очень интересно. Я думал о таком решении. Но у нас не осталось времени для его осуществления»⁵⁶.

Отстранение Негрина произошло лишь после краха Каталонского фронта и открыло собой завершающие события Гражданской войны в Испании.

35. Анархисты и Национальный совет обороны

Участие анархистов в испанской Гражданской войне закончилось их сотрудничеством в создании и вооружённой защите Национального совета обороны (Consejo Nacional de Defensa), отстранившего от власти правительство Хуана Негрина в начале марта 1937 г. Этот Совет положил конец преобладанию коммунистов в армии и правительстве Республики и безуспешно попытался достичь «почётного» мира с генералом Франко.

Участие анархистов было для Совета решающим. Вооружённое выступление получило политическую поддержку либертариев, и разумеется, без содействия возглавляемых анархистами войск, особенно IV армейского корпуса Сиприано Меры, Совет никогда не пришёл бы к власти. Тем не менее сотрудничество НКТ–ФАИ с полковником Сехисмундо Касадо, военным лидером Совета, и другими политическими группами, поддержавшими его, остаётся одним из наиболее неоднозначных аспектов роли анархистов в Гражданской войне.

Предыстория Национального совета обороны

Выступление в начале марта 1939 г., которое свергло правительство Хуана Негрина, началось не на пустом месте. Ранее уже были попытки, предполагаемые или более определённые, отстранить Негрина и коммунистов от контроля над Республикой.

Хесус Эрнандес в своей книге об испанских анархистах, написанной во время его пребывания в Коммунистической партии, утверждал, что лидер социалистов Хулиан Бестейро, занимавший важное место в хунте, уже некоторое время готовил свержение правительства Негрина. Перед началом Гражданской войны Бестейро был лидером правого крыла Социалистической партии, в то время как Ларго Кабальеро был главой левого крыла, а Индалесио Прието – предводителем партийного центра. Во время Гражданской войны Бестейро не играл значительной роли в национальной политике.

Согласно Эрнандесу, в июне 1938 г. Бестейро отправился в Барселону, где размещалось правительство Республики. По словам Эрнандеса, там были «визиты, банкеты, речи, тайные списки нового правительства; сеньор Бестейро – “новый спаситель” Испании»¹.

Эрнандес также утверждал, что после Мюнхенского соглашения, заключённого в сентябре 1938 г., Бестейро явился в аэропорт Лос-Льянос и потребовал доставить его в Барселону как нового «главу правительства», на что офицер ответил отказом. Когда Бестейро добрался до Барселоны другими путями, он, говорит Эрнандес, не увидел там комитета по встрече, который, как ожидал Бестейро, должен был приветствовать его в качестве преемника Негрина².

Эрнандес не приводил никаких доказательств или источников своих обвинений в адрес Бестейро. Однако имеются убедительные свидетельства того, что во время кризиса, сопровождавшего последнее наступление Франко в Каталонии, ФАИ предприняла по крайней мере две попытки свергнуть Негрина.

В начале декабря 1938 г., перед началом Каталонской кампании Франко, делегация ФАИ, состоявшая из Диего Абада де Сантильяна, Антонио Гарсии Бирлана и Федерики Монсень, посетила президента Мануэля Асанью. Они предложили ему «сформировать правительство испанской направленности, которое не будет, подобно нынешнему, символом зависимости от России, состоящее из людей, не несущих никаких ответственности за бездумную и пагубную политику, которая характеризует нынешнее правительство».

Согласно Сантильяну, Асанья мог всерьёз задуматься об отстранении Негрина. Однако, опять же по словам Сантильяна, Негрин пригрозил Асанье, что если его отправят в отставку, то он сам совершит переворот против президента Республики «во главе движения масс и армии, которые на его стороне»³. Луис Аракистайн подтвердил это свидетельство, заявив, что он и Мартинес Баррио слышали об этом от самого Асаньи⁴. Так или иначе, Асанья не принял предложение ФАИ.

Позднее, в начале битвы за Каталонию, ФАИ на совещании организаций Либертарного движения предложила, чтобы анархисты самостоятельно образовали хунту национальной обороны. Она доказывала, что анархистам удастся мобилизовать массы и большинство республиканской армии в Каталонии на защиту региона так, как не смогло бы правительство Негрина. Однако Либертарное движения отклонило это предложение, решив продолжать поддерживать существующее правительство⁵.

Обстановка после падения Каталонии

После захвата Каталонии силами Франко в начале февраля 1939 г. республиканская Испания сохраняла лишь центральные и южные районы. На бумаге у лоялистов ещё оставалось достаточно ресурсов, чтобы оказывать длительное сопротивление. Хесус Эрнандес утверждал, что у центрально-южного региона была «армия численностью около миллиона человек, с артиллерией, танками и авиацией; с флотом, превосходящим вражеский; с территорией, которая включала треть страны и насчитывала восемь миллионов жителей…»⁶

Однако другие участники Гражданской войны оспаривают оптимистические оценки Эрнандеса. Игнасио Иглесиас, который был главным лидером ПОУМ в Астурии, отмечает: «…Армия Центра, лучше всего вооружённая, имела лишь 95 000 винтовок, 1 600 автоматов, 1 400 пулемётов, 150 артиллерийских орудий, 50 миномётов, 10 танков и 40 самолётов, тогда как у генерала Франко было тридцать две дивизии к югу от Мадрида, с огромным количеством артиллерии, танков и по крайней мере 600 самолётами»⁷.

Но главной вещью, которой не хватало республиканским силам, была решимость продолжать борьбу. В течение последних двух месяцев войны для оставшейся части республиканской Испании первоочередное значение имели три проблемы, и все они предвещали скорое окончание конфликта. Это были возможные условия «почётного мира» с силами Франко; поиск способов бегства из остатков лоялистской Испании; и окончательное решение Негрина передать почти полный контроль над остатками республиканской армии коммунистам – шаг, ускоривший его падение.

Сам Негрин рассматривал возможность «заключения» мира ещё до потери Каталонии. В 1938 г. он несколько раз встречался с представителями германских нацистов, чтобы обсудить этот вопрос⁸.

На последнем заседании республиканских кортесов на испанской земле, проходившем в Фигерасе 1 февраля 1939 г., Негрин представил свои условия для прекращения войны. Бруэ и Темим говорят по этому поводу: «С разгромленной армией и в состоянии распада, не могло больше идти никакой речи о переговорах на равных… Было лишь три пункта, которые он [Негрин] продолжал считать условиями мира: гарантия независимости и национальной целостности; гарантия права испанского народа свободно определять свою судьбу; гарантия того, что политика властей остановит преследования после войны»⁹.

Однако Негрин быстро дал понять, что он готов пересмотреть и эти условия ради окончания войны. Признав во время консультаций с британскими и французскими дипломатами, что Франко вряд ли примет первые два пункта, он согласился ограничиться третьим, сформулировав его так: «Никаких репрессий». Как отмечают Бруэ и Темим: «Было бы трудно вести себя более примирительно»¹⁰.

Поиск способов выйти из войны, покинув страну, начался среди лоялистов с поражением республиканских сил в Каталонии. Большинство лидеров Республики, бежавших из Каталонии перед её захватом, не вернулись на республиканскую территорию. Президент Мануэль Асанья оставил свой пост, и большинство оставшихся в живых депутатов кортесов остались во Франции.

Возвращение Негрина в республиканскую Испанию

Премьер-министр Хуан Негрин в итоге вернулся в центрально-южную Испанию, вместе с министром иностранных дел Хулио Альваресом дель Вайо и некоторыми лидерами Коммунистической партии. Однако преемник Асаньи в качестве президента, Диего Мартинес Баррио, не только отказался возвращаться, но и заявил, что больше не признаёт Негрина главой правительства.

После приземления в аэропорту Лос-Льянос, возле Альбасете, Негрин встретился с ведущими военачальниками. Выяснилось, что практически все профессиональные военные, командующие республиканской армией, за исключением генерала Хосе Миахи, считают, что «теперь сопротивление невозможно; они должны вступить в переговоры, чтобы избежать катастрофы»¹¹.

Однако Негрин не согласился с их доводами. Он сообщил своим военачальникам, что он сосредоточил во Франции обширный запас вооружений, включая 10 000 пулемётов, 500 артиллерийских орудий и 600 самолётов, и заверил их, что с этими материалами лоялистские силы Центра–Юга смогут успешно сопротивляться силам Франко. Он добавил, что после того, как его попытки начать переговоры с Франко, чтобы вырвать у вождя мятежников какие-либо уступки, закончились провалом, у республиканцев не остаётся иного выбора, кроме как сопротивляться¹².

Кабинет Негрина – вернее, те его члены, которые вернулись с премьером в Испанию, – провёл заседание в Мадриде 12 февраля. Он выпустил обращение, призывая продолжать упорное сопротивление силам Франко. Этот призыв в течение следующих нескольких дней повторялся в коммунистической прессе¹³.

Согласно Пальмиро Тольятти, отношения Негрина с коммунистами были в тот момент довольно прохладными. Однако положение быстро поменялось: Негрин, говорит Тольятти, «дал нам больше, чем мы просили», и именно Тольятти написал для премьера речь, с которой тот планировал выступить 6 марта, но не смог из-за переворота Касадо¹⁴.

Однако, как отмечал Хесус Эрнандес, «Негрин недостаточно быстро организовывал правительственный аппарат и принимал неотложные… меры»¹⁵. По словам того же Эрнандеса, Негрин «совершил страшную ошибку, установив резиденцию правительства в Эльде (Аликанте), месте, удалённом от жизненных центров страны и от фронтов… Из вооружённых сил в наличии были лишь 80 герильяс, охранявших импровизированные помещения правительства…»¹⁶

Игнасио Иглесиас подчёркивает, что предполагаемое «правительство» Негрина фактически не контролировало области, которые всё ещё оставались у Республики: «Члены этого курьёзного правительства, которое не правило, переезжали из города в город, из села в село, не имея возможности что-либо сделать, не участвуя ни в чём, не зная, что́ предложил Негрин, которого они яростно критиковали в частных разговорах, хотя и сохраняли молчание в его присутствии…»¹⁷

В течение нескольких недель после падения Каталонии в центрально-южном регионе не велись активные боевые действия. Одной из причин было то, что силам Франко необходимо было перегруппироваться и подготовиться к своему финальному наступлению на Республику. Однако также вероятно, что Франко и его приверженцы выжидали, чтобы увидеть, как будут развиваться события на оставшейся республиканской территории, надеясь завладеть ею без каких-либо крупных сражений – как и произошло в действительности.

Мера, Касадо и Негрин накануне переворота

Когда разбитые республиканские войска в Каталонии переходили границу с Францией, полковник Касадо, командующий армией Центра, вызвал в свою мадридскую ставку анархиста Сиприано Меру, командовавшего IV армейским корпусом. Они обсудили альтернативы, стоявшие перед республиканскими вооружёнными силами в Центре–Юге.

Оба они согласились, что захват Мадрида силами Франко практически неизбежен. Однако у них были разные мнения о том, как поступить в данной ситуации. Полковник Касадо предложил сосредоточить 80 тысяч лоялистских солдат в районе Картахены, где базировался флот, который мог служить «средством эвакуации наиболее скомпрометированных людей». Он сказал, что такое количество бойцов можно было бы хорошо обеспечить оружием с оставшихся складов и что они, вероятно, могли бы продолжать сопротивление в течение значительного времени, пока начало общеевропейской войны не изменит ситуацию в Испании.

У Сиприано Меры было другое предложение. Он утверждал: «Надо сосредоточить все наши резервы в одной зоне, скорее всего на Юге, напротив Эстремадуры, чтобы атаковать и посмотреть, присоединится ли население той области к нашим войскам… На случай, если это проникновение удастся, мы должны быть готовы в этот момент разрушить остальные фронты и превратить организованную армию в крупные партизанские отряды»¹⁸. Ни одно из этих предложений тогда не было принято.

11 февраля полковник Касадо был вызван к Хуану Негрину, который только что вернулся в Испанию. Когда Касадо объяснил Негрину обстановку на Центральном фронте, премьер-министр признался, что он пытался вступить в переговоры с Франко, но его усилия оказались тщетными, и теперь им остаётся только сопротивляться до конца. Он повторил Касадо свою историю о новых запасах оружия во Франции, ожидающих перевозки в республиканскую зону. Касадо убедил Негрина провести совещание всех главных военачальников, чтобы объяснить им его позицию и получить совет о том, как действовать дальше. Через день или два после этого состоялось совещание Негрина с командующими армии, о котором мы уже упоминали.

Негрин также встретился с лидерами политических и профсоюзных организаций Народного фронта, а затем провёл в Валенсии встречу с руководством Либертарного движения. Однако из этих совещаний премьер-министра не стали известны какая-либо новая информация или конкретные планы. Сиприано Мера много лет спустя писал: «Когда я узнал обо всём этом, моё отчаяние было безмерным. Не было сомнения в том, что Негрин не собирается ни перед кем раскрывать свои манёвры и истинные намерения. Следовательно, он не заслуживал ни малейшего доверия с нашей стороны»¹⁹.

Сиприано Мера провёл совещание с тремя из четырёх дивизионных командиров его корпуса – коммуниста Кинито Вальверде^19a на него приглашать не стали. Мера предложил, чтобы они пригласили на встречу Негрина и разъяснили ему, что на нём, как на премьер-министре, лежит обязанность начать переговоры с Франко. В крайнем случае Негрина следовало схватить, доставить на самолёте в Бургос, ставку Франко, и потребовать переговоров. Даже если бы Негрин и командующие IV армейского корпуса были расстреляны Франко, они продемонстрировали бы всему миру своё желание почётного мира.

Согласовав этот план, Мера представил его Касадо, который быстро согласился. Однако Мера рассказал о своих намерениях Комитету обороны НКТ, а от Комитета обороны о них узнал Национальный субкомитет Либертарного движения, который запретил Мере дальнейшие действия, сообщив ему, что уже осуществляется план по отстранению Негрина.

Тем не менее Мера и Касадо всё же провели запланированную встречу с Негрином в штабе IV армейского корпуса. Мера вначале предупредил Негрина о том, что Коммунистическая партия предпринимает очевидные попытки захватить полный контроль над остатками вооружённых сил Республики. Затем он сказал премьер-министру, что считает «серьёзной ошибкой» продолжать говорить об организации сопротивления, особенно в свете того факта, что многие лица, громче всех призывающие к сопротивлению, отправляют свои семьи во Францию и готовятся уехать сами.

После этого Мера обрисовал Негрину альтернативные планы сопротивления, которые обсуждали он и полковник Касадо. Он добавил, что если Негрин не готов принять ни один из них, ни какой-либо ещё, то четвёртой альтернативой «для правительства будет взять на себя ответственность переговоров с врагом, чтобы положить конец войне и с честью сохранить все те жизни, которые могут оказаться в опасности в случае победы противника».

Когда Негрин ещё раз сказал об оружии, приготовленном во Франции, Мера спросил его: «Вы действительно думаете, что сможете доставить его в Мадрид?» Негрин ответил: «Я думаю, да». На что Мера возразил: «Вы говорите “я думаю”, значит, вы не уверены»²⁰.

Впоследствии Негрин начал предпринимать шаги по отстранению ведущих военачальников-некоммунистов от командования. Он вызвал полковника Касадо в свою резиденцию в Юсте, приказав ему передать свой пост полковнику Ортеге, командующему III армейским корпусом и коммунисту. Касадо отправился в Юсте, но начальник его штаба остался командовать Центральным фронтом вместо полковника Ортеги. Касадо и генералу Матальяне, который также был вызван, стало ясно, что Негрин готовится передать коммунистам полный контроль над вооружёнными силами. Как следствие, отмечает Сиприано Меро, «некоммунистические военачальники и различные представители республиканских, социалистических и либертарных организаций решили не допустить исполнения планов, намеченных сумасбродным доктором и его сталинскими союзниками»²¹.

Аппаратный переворот коммунистов

2 марта 1939 г. «Ведомости» Министерства обороны сообщили о кадровых перестановках в военном аппарате, которые стали роковыми для правительства Негрина. Как пишет Хесус Эрнандес: «Среди них фигурировали назначение Миахи генерал-инспектором морских, сухопутных и воздушных сил, лишавшее его полномочий главнокомандующего сухопутными силами; расформирование группы армий [Центра] и перевод на другие места членов её Главного штаба… “Ведомости” сообщали о возведении в генеральские звания ряда известных полковников-коммунистов, об отстранении крупных военачальников, неприемлемых для коммунистов по политическим соображениям, и назначении на их должности различных других коммунистов. Кроме того, был смещён командир морской базы в Картахене, и на его место был назначен коммунист»²². Сиприано Мера приводит дополнительные сведения об этих приказах:

Согласно Хесусу Эрнандесу, решения Негрина (как министра обороны) были приняты «по требованию Политбюро, которое, в свою очередь, выполняло приказы Тольятти и Степанова», двух последних «делегатов» Коминтерна в республиканской Испании²⁴. Сиприано Мера, безусловно, прав, когда пишет, что эти постановления «были направлены на превращение Народной армии в послушный инструмент Коммунистической партии…»²⁵

Однако наиболее меткое определение постановлениям 2 марта 1939 г. дал Хесус Эрнандес. По его словам, они представляли собой «настоящий государственный переворот Коммунистической партии»²⁶.

Пальмиро Тольятти прокомментировал значение этих изменений в командовании с точки зрения коммунистов: «Негрин не согласился назначить Модесто командующим армией Мадрида и отстранить и арестовать Касадо. Он решил перевести Касадо в Главный штаб и назначить командующим армией Мадрида коммуниста, подполковника [Эмилио] Буэно… Что касается Леванта, он дал нам самое важное (Альбасете, Мурсия, Картахена, Аликанте). Модесто было поручено командование манёвренной армией (формирующейся). Листеру – Андалусский фронт. Если бы все запоздалые меры Негрина были проведены на практике, государственный переворот Касадо стал бы невозможным»²⁷.

Тольятти критически оценивал то, каким образом был совершён этот «коммунистический переворот»: «Все решения, принятые Негрином, были обнародованы во внеочередном выпуске “Официальных ведомостей”. Выпуск состоял почти исключительно из постановлений о повышении в звании и назначении коммунистов, начиная с возведения Модесто и Кордона… в звание генерала, Листера – в звание полковника и т.д. Если они предназначались для провокации, то они выполнили эту задачу как нельзя лучше. Публикация были использована врагами как доказательство того, что коммунисты, в сговоре с Негрином, готовятся захватить всю власть»²⁸.

Однако многие военачальники-коммунисты сами помешали Негрину поставить армию под полный контроль Коммунистической партии. Согласно Тольятти: «Подполковник Буэно отказался принять командование армией Центра; таким образом, мы лишились того, что должно было сыграть ключевую роль в наших превентивных действиях. Мендиола, назначенный комендантом Мурсии, отказался. Курто, назначенный комендантом Альбасете, отказался… Вега, назначенный комендантом Аликанте, принял свой пост, но не принял серьёзных предосторожностей и был арестован днём 6-го числа небольшой группой штурмовых гвардейцев». Тольятти объяснял эти действия коммунистических офицеров «связью, прямой или косвенной, вероятно масонского типа, с военачальниками, готовившими государственный переворот»²⁹.

Бегство лоялистского флота

Когда Хуан Негрин назначил коммуниста Франсиско Галана комендантом Картахены, главной базы лоялистского флота, командующий флотом и офицеры местного гарнизона решили не передавать ему командование. По каким-то причинам офицеры базы не выполнили это решение. Однако адмирал Буиса приказал кораблям республиканского флота выйти в море, чтобы не подпасть под контроль коммунистов.

Примерно в то же время в порту вспыхнул мятеж фалангистов. Республиканский полковник Арментия сдался им, после чего покончил с собой. Вскоре в порт были направлены войска коммунистов, которым удалось подавить фашистский мятеж.

Тем не менее флот не вернулся в Картахену. Его офицеры приняли предложение французского военно-морского командования и укрылись в тунисском порту Бизерта; тем самым республиканский флот фактически был выведен из боевых действий. Это бегство в дальнейшем имело катастрофические последствия, поскольку лоялисты оказались лишены главного средства эвакуации из Испании, когда Республика была окончательно повержена три недели спустя³⁰.

Создание Национального совета обороны

Хотя аппаратный переворот 2 марта послужил непосредственным поводом к созданию Национального совета обороны и свержению правительства Негрина, обсуждение такой возможности, конечно, уже велось в течение некоторого времени. К примеру, полковник Сехисмундо Касадо определённо поддерживал связь с мистером Коуэном, британским дипломатическим или консульским представителем в Мадриде, очевидно надеясь при его посредничестве получить от генерала Франко условия капитуляции. Единственным практическим результатом этих контактов, по-видимому, был обмен находившегося в тюрьме Мигеля Примо де Риверы, сына бывшего диктатора и брата основателя Фаланги, на сына генерала Миахи³¹.

Также можно сказать с уверенностью, что накануне создания Совета полковник Касадо действовал в тесном контакте с анархистами, в частности с Комитетом обороны Центра, возглавлявшимся Эдуардо Валем. Согласно Хосе Гарсии Прадасу: «День и ночь… Комитет обороны готовил восстание. Валь и Сальгадо два или три раза в день сообщали Касадо о наших решениях, и в этих переговорах были согласованы мельчайшие детали предстоящего выступления… Сехисмундо устанавливал связь с военными элементами, которые были необходимы»³².

Сиприано Мера излагает подробности встречи, состоявшейся утром 4 марта в доме полковника Касадо, с участием самого Меры, начальника его штаба (Антонио Верардини) и членов Комитета обороны Валя и Сальгадо. Они обсудили с Касадо состав Национального совета обороны, который должен был заменить собой правительство Негрина, и определились с именами большинства из тех, кто в итоге вошёл в него. Они также договорились, что действовать необходимо быстро, поскольку было получено сообщение, что Негрин и коммунисты планируют собственный переворот на 6–7 марта.

Мера описывает чувства присутствовавших на этой встрече: «Ситуация была ясна. С нами были ВСТ и политические партии, кроме коммунистов; против нас – Негрин, не представлявший никого, кроме самого себя, и получавший поддержку только от приспешников Сталина, да и те больше, чем поддерживали его, использовали его в своих планах по достижению гегемонии. В этих условиях мы чувствовали, что путь открыт. Было необходимо заполнить создавшийся вакуум»³³.

На следующее утро, 5 марта в 8 часов, Мера и начальник его штаба вновь были вызваны на встречу с Касадо и Эдуардо Валем. На этой встрече им сообщили, что Национальный совет обороны будет провозглашён в тот же день в 10 часов вечера и перед этим 70-я бригада из корпуса Меры должна занять важнейшие пункты Мадрида. Касадо также приказал, чтобы Мера назначил кого-нибудь вместо себя командовать IV армейским корпусом, так как его присутствие потребуется в Мадриде.

Вернувшись к себе в штаб, Мера вызвал командиров трёх из четырёх своих дивизий, а также трёх бригад оставшейся дивизии (которая, как мы упоминали, находилась под командованием коммуниста Кинито Вальверды). Он рассказал им в общих чертах о предстоящих событиях и назначил Либерино Гонсалеса, командующего 12-й дивизией, своим временным заместителем. Он также приказал 70-й бригаде выдвинуться в Мадрид, как можно быстрее и неприметнее (чтобы не привлекать внимания частей, контролируемых коммунистами). К 9 вечера Мера снова был Мадриде, в здании Министерства финансов, где должна была разместиться новая хунта³⁴.

Ровно в 10 вечера те, кто собрались в Министерстве финансов, вышли в эфир радиостанции «Уньон» и объявили о создании Национального совета обороны, который должен был сменить у власти правительство Хуана Негрина. Председателем Совета стал генерал Хосе Миаха, министром обороны – полковник Сехисмундо Касадо, министром иностранных дел – Хулиан Бестейро, министром внутренних дел – Венсеслао Каррильо, министром финансов и сельского хозяйства – Мануэль Гонсалес Марин, министром связи и общественных работ – Эдуардо Валь, министром юстиции – Мигель Сан-Андрес, министром образования – Хосе дель Рио, министром труда – Антонио Перес, секретарём Совета – Санчес Рекена³⁵.

В хунте было представлено большинство партий и групп, поддерживавших Республику. Генерал Миаха и полковник Касадо были двумя из наиболее важных кадровых офицеров, командовавших республиканскими войсками. Хулиан Бестейро долгое время был лидером правого крыла Социалистической партии, а Венсеслао Каррильо был одним из главных сподвижников Франсиско Ларго Кабальеро, лидера левых социалистов. Эдуардо Валь в течение всей войны был руководителем Комитета обороны Центра НКТ, Гонсалес Марин был ещё одним лидером анархистов. Мигель Сан-Андрес был депутатом от «Левых республиканцев», а Хосе дель Рио – одним из лидеров Республиканского союза. Антонио Перес представлял ВСТ. Санчес Рекена был видной фигурой в малочисленной Синдикалистской партии Анхеля Пестаньи.

После официального провозглашения хунты по радио выступили некоторые из присутствующих: вначале Хулиан Бестейро, затем полковник Касадо, Сиприано Мера и два республиканца, Сан-Андрес и Хосе дель Рио. Они объявили о свержении режима Негрина, призвали народ Республики поддержать новое правительство и обозначили его целью (как выразился Мера) достижение «почётного мира, основанного на справедливости и братстве»³⁶.

Новый министр юстиции, Мигель Сан-Андрес, зачитал официальный манифест о создании Совета, написанный Х. Гарсией Прадасом, редактором мадридской анархической газеты «НКТ». Он был адресован «Испанским трудящимся, антифашистскому народу!» и в нём говорилось, что правительство Негрина бездействует, будучи неспособно выполнить свои обещания, и что оно утратило всякие конституционные основания. Манифест призвал всех, кто находился в Республике, выполнять свой долг, пообещав, что каждый член Совета также будет выполнять свой, но о конкретных задачах, которые ставил перед собой Совет, говорилось довольно расплывчато³⁷.

Негрин наверняка ожидал, что против него будет предпринято какое-то выступление при участии полковника Касадо. Хосе Пейратс пишет, что 3 марта премьер отправил к Касадо своего представителя, Росарио дель Ольмо, которая предъявила ему «декларацию о безоговорочной поддержке правительства» и попросила поставить под ней свою подпись. Как отмечает Пейратс, «Касадо прекрасно понимал, что это был ультиматум Негрина», и отказался подписывать декларацию³⁸.

Когда был образован Совет национальной обороны, Хуан Негрин не оказал ему практически никакого сопротивления. По-видимому, среди оставшихся членов правительства Негрина шли долгие дискуссии о том, следует ли им что-либо предпринять и если да, то что именно. Но в итоге вечером 6 марта бывший премьер-министр вместе с бывшим министром иностранных дел Хулио Альваресом дель Вайо сели на самолёт и вылетели во Францию, где они благополучно приземлились³⁹.

Действия коммунистических войск

Войска под командованием коммунистов, находившиеся в районе Мадрида, вскоре восстали против новой хунты. Это восстание было подавлено IV армейским корпусом Сиприано Меры только после недели боёв и двухтысячных потерь⁴⁰.

Однако, прежде чем обратиться к подробностям этой борьбы, нужно отметить резкое противоречие между воинственностью коммунистических войск в Мадридском регионе и их пассивностью в других частях Республики, а также нежеланием национального руководства Коммунистической партии Испании и оставшихся коминтерновских и советских представителей всерьёз бросить вызов Совету Касадо. Позже мы вернёмся к вопросу о том, почему коммунистическое руководство так поступило.

Говоря о большей части коммунистических войск, находившихся вдалеке от Мадрида, Пьер Бруэ и Эмиль Темим отмечают: «Войска, возглавляемые коммунистами, ограничились самозащитой»⁴¹. Пальмиро Тольятти предложил объяснение этого странного поведения коммунистов.

Впоследствии, в своём отчете для московского руководства о произошедших событиях, Тольятти писал, что в дни, предшествовавшие перевороту Касадо, он обсуждал с лидерами испанской партии план действий и даже обратился за «советом» в Москву, но не получил ответа. «Мы столкнулись бы с государственным аппаратом, гражданским и военным, мобилизованным против нас, враждебность и сопротивление которого можно было бы сломить только силой… Мы должны были бы захватить власть как партия… Всё руководство партии было против этого… Я был убеждён, зная, что́ имела партия и каково было соотношение сил в тот момент, что мы будем разбиты стремительно и бесповоротно, поскольку массы, дезориентированные и желавшие лишь мира, не последовали бы за нами и даже вооружённые силы, которыми командовали коммунисты, не поддержали бы нас с необходимой энергией и решительностью»⁴².

Однако далее в том же отчёте Коминтерну Тольятти отмечает: «Падение Аликанте парализовало все действия, которые мы планировали… Более того, около пяти дня стало известно, что начальник Главного штаба воздушных сил (Алонсо, коммунист) присоединился к Касадо. С падением нашего основанного опорного пункта в Альбасете, на Мадридском шоссе, мы оказались в Эльде загнанными в своего рода крысиную нору»⁴³.

Два ведущих военно-политических лидера коммунистов безуспешно пытались мобилизовать войска, чтобы противостоять Совету и, если возможно, свергнуть его. Это были Хесус Эрнандес, который до мартовских перестановок был политкомиссаром группы армий Центра, и Энрике Кастро Дельгадо, основатель 5-го полка.

Эрнандес, которому не удалось связаться с остальным руководством партии, приказал частям, находившимся под контролем коммунистов, перерезать коммуникации между Валенсией и Мадридом и готовиться к наступлению непосредственно на Мадрид. Некоторое время генерал Менендес, находившийся в Валенсии и предположительно бывший союзником Касадо, сотрудничал с валенсийскими коммунистами, освобождая тех из них, кто был арестован, и оставаясь более или менее «нейтральным» в конфликте внутри республиканского лагеря. Коммунисты из Валенсии не отправили войска, чтобы поддержать сопротивление своих товарищей перевороту Касадо в Мадриде, но, как отмечал Тольятти, «никто не говорил им, что они должны были это сделать»⁴⁴.

Кастро Дельгадо, посовещавшись с Эрнандесом, отправился в Эльду, чтобы подтолкнуть руководство Коммунистической партии к действиям, но увидел, что оно не желает предпринимать никаких шагов, чтобы помешать Совету установить контроль над оставшейся республиканской Испанией. Вместо этого основные лидеры партии, как и их иностранные советники, были озабочены тем, как перебраться во Французскую Северную Африку либо непосредственно во Францию. В течение нескольких дней после создания Национального совета обороны практически все высшие руководители Коммунистической партии Испании и находившиеся при них коминтерновские и советские представители покинули страну⁴⁵.

Вопреки нежеланию национального и международного коммунистического руководства предотвратить захват власти Советом, коммунистические войска в окрестностях Мадрида попытались оказать сопротивление. Сиприано Мера перед созданием Совета предупреждал полковника Касадо о таком развитии событий и предлагал отстранить трёх коммунистов, командовавших армейскими корпусами, которые, наряду с IV корпусом Меры, стояли в районе Мадрида. Однако Касадо ответил, что в этом нет необходимости, поскольку эти офицеры являются кадровыми военными и будут выполнять данный им приказ⁴⁶.

Мера описывает обстановку в Мадридском регионе: «Ситуация была отнюдь не благоприятной. Командующие I, II и III армейских корпусов вели себя уклончиво, несомненно ожидая конкретных приказов от Коммунистической партии. Бронетанковые силы, штурмовые гвардейцы и авиация, находившиеся в Центре, по большей части находились в руках коммунистов. То же относилось и к партизанской группе, располагавшейся Алькала-де-Энаресе, на пороге Мадрида. В действительности мы могли рассчитывать только на наш IV армейский корпус…»⁴⁷

Не подлежит сомнению то, что войска, находившиеся под командованием Меры, в подавляющем большинстве были настроены против коммунистов. Это относилось как командирам младшего и среднего звена, так и к командующим дивизиями и бригадами (за исключением коммуниста, возглавлявшего одну из дивизий) и к самому Мере.

Причину этого объяснил мне много лет спустя один бывший офицер испанской морской пехоты и член НКТ, который находился на Мадридском фронте с февраля с 1937 г. до конца Гражданской войны. Как он говорил, во время войны сэнэтисты в Мадриде были зажаты между вражескими фашистскими силами впереди них и враждебными коммунистическими силами позади, и в марте 1937 г. «нужно было избавиться от коммунистов»⁴⁸.

Однако не только анархические войска выступили против попытки Негрина полностью передать вооружённые силы под управление коммунистов. Лидер социалистов Трифон Гомес 5 марта писал Индалесио Прието: «Мы сейчас заняли весьма решительную позицию… По соглашению с местными республиканскими элементами и с ВСТ и НКТ мы не дали нынешнему военному губернатору Альбасете уйти в отставку и не допустили на его место недавно назначенного преемника. Мы не станем позволять переворот через правительственную газету, который представляют собой эти назначения, и соглашаться в настоящий момент на передачу этих постов коммунистам. То же самое делают наши товарищи в провинции Мурсия…»⁴⁹

В любом случае, как и предсказывал Мера, части II армейского корпуса подняли восстание утром 6 марта. Вскоре за ними последовали другие войска, контролируемые коммунистами. Вначале они действовали довольно успешно и даже заняли расположение Главного штаба, где солдаты полковника Барсело казнили «нескольких офицеров, включая полковников Гасоло и Отеро». Впоследствии полковник Касадо приказал в ответ казнить полковника Барсело, и это был единственный подобный случай после того, как анархические войска, поддерживавшие Совет, подавили выступление коммунистов⁵⁰.

Штаб Сиприано Меры расположился в здании Морского министерства, находившемся под контролем Службы военной информации (СИМ), которую в Мадриде – что достаточно удивительно – возглавлял социалист Анхель Педреро и которая имела собственную телефонную связь. Другие телефонные линии оказались ненадёжными, но из Морского министерства, которое несколько раз подвергалось нападению, но было защищено войсками СИМ, Мере удавалось поддерживать постоянный контакт с частями своего IV армейского корпуса.

Хотя поначалу коммунистические войска смогли углубиться в Мадрид, а также занять Алькала-де-Энарес и часть Гвадалахары, после нескольких дней боёв они были отброшены назад. Части IV армейского корпуса были поддержаны авиацией полковника Гаскона, «республиканским соединением под командованием полковника Армандо Альвареса, составленным из разнородных сил», и анархической 83-й бригадой, которая прибыла из Леванта.

Коммунистические войска получили серьёзный моральный удар 8 марта, когда они узнали о бегстве бывшего премьер-министра Хуана Негрина и большинства высших руководителей Коммунистической партии. Через три дня сопротивление коммунистов продолжалось только в недостроенных министерских зданиях в конце бульвара Ла-Кастельяна в предместьях Мадрида. 11 марта эти здания были заняты войсками, лояльными Совету, и восстание коммунистов было подавлено. IV корпус и союзные ему соединения взяли около 20 тысяч пленных⁵¹.

В те дни, когда в лоялистском тылу шли бои, со стороны сил Франко могла проявляться какая-то незначительная активность, но они не пытались перейти в общее наступление на Мадридском фронте. Сиприано Мера пишет, что «враг наблюдал, надеясь, что коммунистическое восстание, вызвав резню среди антифашистов, преподнесёт им Мадрид на серебряном блюде»⁵².

Провал переговоров Совета с Франко

Совет не мог предпринимать никаких попыток начать переговоры с Франко, пока продолжалось восстание коммунистов, но к тому времени, когда оно было подавлено, исчезли все возможные шансы на достижение «почётного мира». По словам Сиприано Меры, «восстание коммунистов помешало Совету национальной обороны вступить в переговоры с врагом, находясь в выгодном или хотя бы менее рискованном положении». Он добавляет, что остатки правительства Негрина «были неспособны выговорить этот необходимый мир; у Совета было больше шансов добиться его, но для этого он должен был представлять единый фронт; мятеж коммунистов был ударом в спину»⁵³.

Как только борьба с коммунистами была закончена, Совет представил Франко мирное предложение из восьми пунктов, включая полный отказ от политического преследования побеждённых; время на то, чтобы покинуть Испанию, для людей, которые хотели это сделать; и «уважение к жизням, правам и карьерам профессиональных военнослужащих»⁵⁴.

Однако вскоре стало ясно, что Франко не намерен принимать условия Совета. Как пишут Бруэ и Темим, Совет «хотел переговоров; Франко хотел капитуляции. Он хотел подписать мирный договор; Франко не собирался ничего подписывать»⁵⁵.

Хотя из Мадрида в Бургос были отправлены две делегации, с официальной миссией провести переговоры с людьми Франко, из этих переговоров ничего не вышло. В конце концов Франко прямо потребовал, чтобы республиканские войска подняли белый флаг и сдались его силам⁵⁶.

Ввиду того, что попытка переговоров с Франко провалилось, хунта решила отвести войска с Мадридского фронта. Части, находившиеся под командованием Сиприано Меры, как предполагалось, должны были последними оставить свои позиции и отступить в Валенсийский регион 28 марта. Хотя Мера собирался оставаться со своими войсками, пока все они не будут выведены с позиций, полковник Касадо приказал ему и его основным подчинённым отправиться в Валенсию. Как писал спустя годы сам Мера: «28 марта было, кажется, около 9:30, когда мы выехали. В этот час все фронты, кроме нашего, распались; я почувствовал облегчение и даже повод для гордости»⁵⁷.

Однако вскоре наступило полное крушение Республики. Как пишут Бруэ и Темим: «В разных местах несколько сотен бойцов были убиты или покончили с собой. Несколько сотен тысяч оставили фронт, но огромное большинство из них было в итоге захвачено в плен»⁵⁸. Следует полагать, что эти обобщения применимы к войскам IV армейского корпуса, по преимуществу анархическим, так же, как и к остальной республиканской армии.

Проблема эвакуации

Когда республиканское дело потерпело поражение, у тех, кто оставался в Центральном регионе (кроме высших руководителей правительства, партий и других организаций), было мало шансов бежать из страны. Хотя премьер-министр Негрин на словах обещал свою помощь в эвакуации, фактические возможности были невелики.

Игнасио Иглесиас комментирует эту проблему:

После распада республиканской армии оставалось мало судов, которые могли вывезти беженцев. В их число входили «Американ Трейдер», который забрал «несколько тысяч антифранкистов, и два других корабля, которые взяли больше полутысячи каждый». Иглесиас отмечает, в дополнение к этому, что «в последний момент прибыл “Стэнбрук”, приобретённый Советом обороны, который забрал 3,5 тысячи человек, и несколько судов меньшего размера, взявших ещё некоторое количество людей»⁶⁰.

Либертарное движение накануне и во время Совета

Исполнительные органы анархического движения после падения Каталонии продолжали работать в центрально-южном регионе. Их заседания проходили почти до самой ликвидации Республики.

Сразу после возвращения Негрина на республиканскую территорию состоялось заседание Полуостровного субкомитета Федерации анархистов. На нём было решено, что, хотя «правительство является трупом, свергать Негрина нецелесообразно, а вместо этого следует поставить его действия под контроль организации»⁶¹.

Был создан координационный комитет Либертарного движения. В скором времени, 10–11 февраля, прошёл пленум Либертарного движения. На нём были зачитаны сообщения о консультациях анархических лидеров с различными военачальниками, в частности с генералом Миахой, который был назначен главнокомандующим сухопутными, морскими и воздушными силами. Были протесты против назначения Миахи, из-за его связей с коммунистами со времени битвы за Мадрид⁶².

Пленум также потребовал встречи с Негрином, на которой лидеры анархистов должны были изложить премьер-министру свои требования. 11 февраля эта встреча состоялась, однако Негрин поставил анархических лидеров в затруднительное положение, отказавшись говорить с аргентинцем Хосе Грунфельдом, который на тот момент являлся секретарём ФАИ, на том основании, что он был «иностранцем». По-видимому, в результате анархистам не удалось обсудить вопросы, которые они собирались поставить перед Негрином⁶³.

15 февраля в Мадриде прошла ещё одна встреча лидеров ФАИ, НКТ и «Либертарной молодёжи». На ней обсуждались возвращение в республиканскую Испанию Сегундо Бланко, члена кабинета Негрина от НКТ, и его сообщение о том, что, хотя Негрин закупил большое количество советского оружия во время битвы за Каталонию, по некоторым причинам бо́льшая его часть не была доставлена, а то, что прибыло во Францию, было задержано французскими властями. Бланко также передал своим товарищам, находившимся в Испании, письмо от Педро Эрреры и Мариано Васкеса, секретарей ФАИ и НКТ соответственно, в котором они призывали вывезти из страны ключевых представителей анархического движения и обещали оказать в этом помощь из Франции⁶⁴.

На следующий день, 16 февраля, прошло очередное заседание координационного комитета Либертарного движения, где, в частности, рассматривалась «позиция» Сиприано Меры, которая «могла иметь опасные и пагубные результаты для целей, к которым стремится организация». Хотя Мера в своих мемуарах не упоминает о том, что он встречался с руководством анархистов, очевидно, что на этом заседании его предложение – схватить Негрина и доставить его в Бургос, чтобы добиться мира от Франко, – было отклонено. Дискуссия на заседании, по всей видимости, была бурной, хотя Мера дал понять, что он является дисциплинированным участником движения и подчинится решению координационного комитета⁶⁵. Как мы видели выше, Мера не стал реализовывать свой план по принуждению Негрина к переговорам.

На последних совместных заседаниях анархического руководства, предшествовавших образованию Национального совета обороны, было выдвинуто требование назначить полковника Касадо начальником Центрального главного штаба. На заседании 3 марта Сегундо Бланко последний раз сообщил руководству: «Если говорить о возможности полной победы, то никто в здравом уме не может больше думать об этом»⁶⁶. Таким образом, он открыто разошёлся с Хуаном Негрином, который продолжал призывать к отчаянному сопротивлению.

Руководство движения продолжало работать и после создания Национального совета обороны. Его встречи были отмечены продолжавшимся конфликтом между Национальной конфедерацией труда, с одной стороны, и Федерацией анархистов Иберии и Федерацией либертарной молодёжи – с другой, о котором мы говорили в предыдущей главе.

7 марта был сформирован новый Национальный комитет Либертарного движения, с Хуаном Лопесом из НКТ в качестве генерального секретаря и Хосе Грунфельдом из ФАИ в качестве вице-секретаря, включавший также Авелино Г. Энтриагло, Хосе Альмелу и Лоренсо И́ньиго. Этот комитет провёл заседания 11, 16, 17, 22 и 24 марта и ещё два заседания, очевидно последних, 27 марта. На заседаниях Национального комитета либертариев иногда присутствовали члены Национального совета обороны – Эдуардо Валь и Мануэль Гонсалес Марин.

22 марта Национальный комитет выпустил обращение «К бойцам и всем трудящимся», настаивая на том, что если добиться «почётного» мирного соглашения с генералиссимусом Франко окажется невозможно, то республиканские силы должны будут «сопротивляться до конца». Два анархических члена Совета обороны сообщили своим коллегам по НКТ–ФАИ–ФИХЛ, что они решительно выступают в Совете за сопротивление.

На заседании Национального комитета либертариев 22 марта также была принята резолюция, которая требовала от анархических лидеров, остававшихся во Франции после падения Каталонии, прибыть в центрально-южный регион Испании. Однако, независимо от того, какое развитие событий предпочли бы Эдуардо Валь, Гонсалес Марин и другие лидеры анархистов, ясно, что в последнюю неделю работы Национального комитета Либертарного движения дискуссии на его заседаниях сосредотачивались на необходимости и осуществимости эвакуации из Испании «скомпрометированных элементов» анархического движения и других республиканских элементов. Валь и Гонсалес Марин, поначалу встретившие эту идею в штыки, в конце концов согласились с решением Национального совета обороны о создании эвакуационных комитетов в каждой из оставшихся республиканских армий.

Однако, ввиду всеобщего краха лоялистской армии в последнюю неделю марта 1939 г. и почти полного отсутствия кораблей (которые, как предполагалось, Хуан Негрин законтрактовал во Франции) в Валенсии, Аликанте и других пунктах эвакуации, на спасение могла рассчитывать только горстка важнейших анархических лидеров. В этом отношении ситуация у анархистов не сильно отличалась от той, что сложилась в других партиях и группах, поддерживавших Республику. Эвакуированные исчислялись сотнями, а не десятками тысяч, как первоначально планировалось⁶⁷. Бывший республиканский солдат Матиас Гонсалес 40 лет спустя красочно описывал хаос, царивший среди тех, кто безуспешно пытался покинуть страну в последние дни Республики⁶⁸.

Почему лидеры коммунистов не сопротивлялись Совету?

Остаётся прояснить ещё один вопрос, связанный с Национальным советом обороны и участием в нём анархистов. Следует объяснить, почему Коммунистическая партия, контролировавшая значительную часть республиканской армии к марту 1939 г., не сопротивлялась приходу к власти Совета.

Мы можем лишь строить догадки на этот счёт. Тем не менее очевидно, что советский военный и гражданский персонал, остававшийся в республиканской Испании, а также агенты Коминтерна, которые всё ещё находились здесь, не предпринимали никаких серьёзных попыток организовать сопротивление. Более того, первые покинули страну при первой же возможности, а вскоре за ними последовало и большинство представителей Коминтерна.

Из этого можно сделать вывод, что сталинское руководство не было заинтересовано в продолжении испанской войны. Виктор Альба предполагает: «После Мюнхенской конференции Сталин хотел провести переговоры с Гитлером. Он считал, что отказ от Испании будет воспринят в Берлине как доказательство добрых намерений… Москва была обеспокоена тем, как окончить войну в Испании, в качестве подарка Гитлеру, и при этом избежать ответственности за свою явную причастность к поражению»⁶⁹.

Игнасио Иглесиас цитирует Мануэля Асанью, который утверждал, что за шесть-восемь месяцев, предшествовавших захвату Каталонии силами Франко, Республика не получила «ни килограмма русских материалов»⁷⁰. Это, по-видимому, указывает на то, что Сталин полностью списал со счетов Испанскую республику.

По всей вероятности, тот же самый ход мыслей повлиял и на поведение испанских коммунистических лидеров. Зная, что Республика обречена, они были вполне довольны тем, что историческая ответственность за окончательное поражение лоялистского дела легла на кого-то другого.

Игнасио Иглесиас интерпретирует цели сталинистов сходным образом: «Было очевидно, что для Коммунистической партии, для Интернационала и прежде всего для Сталина стоял вопрос не о продолжении борьбы, а выходе из испанской авантюры… Стояла задача не только сохранить лучшие кадры коммунистической организации, но и спровоцировать тем или иным образом другие антифранкистские секторы, в частности республиканскую армию, на выступление против призрачного правительства Негрина, чтобы на них легла непростительная вина за окончательную капитуляцию. В этом заключалось значение их заговора, а не в том, чтобы, как верят некоторые, попытаться вопреки всему продолжать сопротивление»⁷¹.

В пользу такой интерпретации свидетельствует коммунистический лидер Энрике Кастро Дельгадо, который, как мы видели, безрезультатно пытался заставить испанских и иностранных коммунистических лидеров организовать сопротивление Касадо и Совету. Много лет спустя он с иронией писал: «Спасибо, большое спасибо вам, полковник. Без вашего мятежа теми, кому пришлось бы капитулировать, были бы мы. Это было бы тяжело. Но вы были великим человеком, вы спасли честь Партии настолько успешно, что мы сами не могли бы сделать этого лучше. Спасибо, большое спасибо вам, полковник»⁷².

Война была практически проиграна Республикой после падения Каталонии. У Хуана Негрина и его ближайших соратников ещё могла оставаться слабая надежда на то, что если гражданская война в Испании продлится до начала всеобщей войны в Европе, то Британия и Франция будут вынуждены начать в Испании действия против союзника Гитлера и Муссолини – Франсиско Франко. Однако подобная интервенция на стороне Республики, даже при указанных обстоятельствах, кажется маловероятной, по крайней мере в ретроспективе.

Пьер Бруэ и Эмиль Темим доказывают несбыточность надежд на вмешательство Запада в войну. Они отмечают, что во время Мюнхенского кризиса «дипломатические усилия националистической Испании были направлены на то, чтобы заставить западные державы сначала отделить испанские дела от надвигающейся европейской войны, а затем признать нейтралитет националистического правительства, что с их стороны было бы равнозначно окончательному отказу от поддержки Испанской республики… Британское и французское правительства удовлетворились обещаниями, которые были даны самим каудильо и переданы Парижу и Лондону…»⁷³ Авторы добавляют: «Отныне главной заботой великих держав фактически стало прекращение Гражданской войны»⁷⁴.

Таким образом, после разгрома лоялистов в Каталонии в начале февраля 1939 г., вопрос был не в том, когда республиканское дело потерпит окончательное поражение, а в том, кто будет нести формальную ответственность за это поражение. Хотя коммунисты, во имя «сопротивления до конца», убедили Хуана Негрина передать им полный контроль над республиканскими вооружёнными силами, их поведение после переворота полковника Касадо, казалось, говорило о том, что они были рады переложить на своих противников в республиканском лагере ответственность перед историей за неизбежное поражение лоялистского дела.

Один из главных парадоксов Гражданской войны в Испании заключается в том, что анархисты разделили эту ответственность с полковником Касадо. Стремясь предотвратить полный контроль коммунистов над Республикой и её вооружёнными силами и (как они, вне всякого сомнения, предвидели) их собственное уничтожение руками сталинистов, анархисты решительно поддержали Национальный совет обороны. Более того, без их поддержки он не смог бы прийти к власти. Таким образом, либертарное движение, которое в июле 1936 г. сыграло главную роль в подавлении военного мятежа на большей части Испании, которое во время войны предоставило самый крупный контингент для лоялистской армии, приняло на себя ответственность за создание последнего правительства Республики, совершенно неспособного предотвратить окончательный крах республиканского дела.

ПРИМЕЧАНИЯ

Глава 24

¹ Cited in Andrés Suárez: El Proceso Contra el POUM: Un Episodio de la Revolución Española, Ruedo Ibérico, Paris, 1974, 21-2.

² Ibid., page 22.

³ E. H. Carr: The Comintern and the Spanish Civil War, Pantheon Books, New York, 1984, pages 12-13.

⁴ Julian Gorkin: España, Primer Ensayo de Democracia Popular, Asociación Argentina por la Libertad de la Cultura, Buenos Aires, n.d. (1961), pages 35-6.

⁵ Dolores Ibarruri, Manuel Azcárate, Luis Balaguer, Antonio Cordón, Irene Falcón and José Sandoval: Guerra y Revolución en España 1936-1939, Editorial Progreso, Moscú, 1966, Volume I, pages 191-2, 196.

⁶ Louis Fischer: Men and Politics: An Autobiography, Duell, Sloane and Pearce, New York, 1941, page 448.

⁷ Ibarruri et al., op. cit., Volume I, page 47.

⁸ Although reflecting Stalinist bias, Ibarruri et al. present a good summary of non-intervention, pages 226-8, Volume I.

⁹ Gabriel Jackson: The Spanish Republic and the Civil War 1931-1939, Princeton University Press, Princeton, N.J., 1965, pages 246 and 250.

¹⁰ Gorkin, op cit., pages 42-3.

¹¹ Ibarruri et al., op. cit., Volume II, pages 106-7.

¹² Cited in Adolfo Bsueso: Recuerdos de un Cenetista, Editorial Ariel, Barcelona, 1978, Volume II, page 358.

¹³ Ibarruri et al, Volume II, page 67.

¹⁴ Ibid., Volume II, pages 143-5.

¹⁵ Indalecio Prieto: Convulsiones de España: Pequeños Detalles de Grandes Sucesos, Ediciones Oasis, S.A., Mexico, 1968, Volume II, page 123.

¹⁶ Josep Maria Bricall: Política Económica de la Generalitat (1936-1939): El Sistema Financer, Edicions 62, Barcelona, 1979, page 200.

¹⁷ José Bullejos: España en la Segunda República, Ediciones Jucar, Madrid y Gijón, 1979, page 126.

¹⁸ M. Ercoli: The Sanish Revolution, Workers Library Publishers, New York, 1937, page 10.

¹⁹ Burnett Bolloten: The Spanish Revolution: The Left and the Struggle for Power, The University of North Carolina Press, Chapel Hill, 1979, page 448.

²⁰ Gerald Brenan: The Spanish Labyrinth: An Account of the Social and Political Background of ths Spanish Civil War, Cambridge University Press, Cambridge, 1982, pages 326-7.

²¹ José Peirats: Los Anarquistas en la crisis política española. Ediciones Jucar, Madrid y Gijón, 1976, page 192.

²² Louis Fischer: The War in Spain, The Nation, New York, 1937, page 34.

²³ Ibid., page 35.

²⁴ Ibarruri et al., op. cit., Volume II, page 293.

²⁵ Lazarillo de Tormes: España Cuña de la Libertad: La Revolución Española y sus Conflictos, Ediciones Ebro, Valencia, N.D. (1937), pages 132-3.

²⁶ Palmiro Togliatti: Escritos sobre la guerra de España, Editorial Crítica, Barcelona, 1980, pages 30, 177, 180.

²⁷ Jules Humbert-Droz: Memoires de Jules Humbert-Droz: De Lénine a Staline, Dix Ans au Service de L’Internationale Communiste 1921-1931, A La Baconnière, Neuchâtel, 1971, discusses this at length.

²⁸ Jesús Hernández: Yo Fui un Ministro de Stalin, Editorial America, Mexico, D.F., 1946, page 17; also, Andrés Suárez, op. cit., pages 28-40 presents an interesting account of the Comintern’s control of the Spanish Communist Party from its establishment until the Civil War.

²⁹ Enrique Castro Delgado: Hombres Made in Moscú, Publicaciones Mañana, Mexico, 1960, page 374.

³⁰ Togliatti, op. cit., page 125 (footnote).

³¹ Bolloten, op. cit., page 133.

³² Togliatti, op. cit., page 9.

³³ Ibid., pages 141-2, 149-50, also see Carr, op. cit., pages 93-5.

³⁴ Hernández, op. cit., pge 66.

^34a Советские органы госбезопасности по привычке продолжали называть ГПУ или ОГПУ, хотя с 1934 г. они относились к НКВД. – Примеч. пер.

³⁵ W. C. Krivitsky: In Stalin’s Secret Service, Harper & Brothers, New York 1939, page 83.

³⁶ Ibid., pages 103-4.

³⁷ Hernández, op. cit., page 10.

³⁸ Krivitsky, op. cit., pages 76-7.

³⁹ Salvador de Madariaga: Spain: A Modern History, Frederick A. Plaeger, New York, 1958, page 525.

⁴⁰ Krivitky, op. cit., pages 76-7.

⁴¹ Ibid., pages 80-1.

⁴² Roy Medvedev: Let History Judge: The Origin and Consequences of Stalinism, Columbia University Press, New York, 1989, page 725. [Медведев Р. А. К суду истории: О Сталине и сталинизме. М.: Время, 2011. С. 515.]

⁴³ Bolloten, op. cit., page ???.

⁴⁴ Víctor Alba: Historia de la Segunda República Española, Libro Mex Editores, Mexico, 1960, page 251.

⁴⁵ The Spanish News Bulletin, Barcelona, Second Year, No. 7, page 2.

⁴⁶ Ibid., page 3.

⁴⁷ Suárez, op. cit., page 29.

⁴⁸ Carr, op. cit., page 26.

⁴⁹ Ercoli, op. cit., pages 7-8.

⁵⁰ Franz Borkenau: The Spanish Cockpit, University of Michigan Press, Ann Arbor, 1963, pages 110-11.

⁵¹ La Vanguardia, Barcelona, July 30, 1936, page 12.

⁵² Bolloten, op. cit., page 114.

⁵³ Ibid., page 220.

⁵⁴ Ibid., page 211.

⁵⁵ Ibid., page 214.

⁵⁶ Ibid., page 224.

⁵⁷ Ibid., page 88.

⁵⁸ Ibid., pages 89-90.

⁵⁹ ibid., page 90.

⁶⁰ Ibid., page 376.

⁶¹ Borkenau, op. cit-, page 191.

⁶² Ibid., page 192.

⁶³ Congresos Anarcosindicalistas en España 1870-1936, Ediciones C.N.T., Toulouse, 1977, page 130; see also Ibarruri et al., op. cit. Volume II, page 17, and Adolfo Bueso: Recuerdos de un Cenetista, Editorial Ariel, Barcelona, 1978, Volume II, page 72.

⁶⁴ Togliatti, op. cit., page 182.

⁶⁵ Ibid., page 146.

⁶⁶ Ibid., page 239.

⁶⁷ Ibid., page 240.

⁶⁸ Ibid., page 304.

⁶⁹ Ibid., page 249.

⁷⁰ Ibid., page 206.

⁷¹ Gorkin, op. cit., pages 61–2.

⁷² Herbert Matthews: ‘Anarchism: Spain’s Enigmas’, New York Times Magazine, August 22, 1937, page 6.

⁷³ Bolloten, op. cit., page 278.

⁷⁴ Lazarillo de Tormes, op. cit., page 8.

Глава 25

¹ Juan Garcia Oliver: El Eco de los Pasos: El Anarcosindicalismo en la calle, en el Comité de Milicias, en el gobierno, en el exilio. Ruedo ibérico, Paris and Barcelona, 1978, pages 176-7.

² Ibid., page 177.

³ Dolores Ibarruri, Manuel Azcarate, Luis Balaguer, Antonio Cordón, Irene Falcón and José Sandoval: Guerra y Revolución en España 1936-1939, Editorial Progreso, Moscú, 1966, Volume II, page 9.

⁴ García Oliver, op. cit., page 177. [В современных справочниках и энциклопедиях каталонские политики указываются под каталанскими именами (Андреу вместо Андрес, Жозеп вместо Хосе и т.п.), однако Александер и авторы, на которых он опирается, обычно используют испанские имена. – Примеч. пер.]

⁵ Ibarruri et al., Volume II, page 8.

⁶ Garcia Oliver, op. cit., page 177.

⁷ Ibid., pages 184-91.

⁸ Ibarruri et al., op. cit. Volume I, pages 259-60.

⁹ Frank Jellinek: The Civil War in Spain, Howard Fertig, New York, 1969, pages 331-3.

¹⁰ Garcia Oliver, op. cit., page 177.

¹¹ Ibid., page 179.

¹² Ibid., pages 181-2.

¹³ Ibid., page 182.

¹⁴ Diego Abad de Santillán: Por Qué Perdimos la Guerra, C. del Toro Editor Madrid, 1975, page 92.

¹⁵ Ibid., page 82.

¹⁶ Cesar M. Lorenzo: Les Anarchistes Espagnols et le Poui/oir 1863-1969, Editions du Seuil, Paris, 1969, pages 115-16.

¹⁷ Santillán, op. cit., page 82.

¹⁸ Jesús Hernández: Negro y Rojo: Los Aarquistas en la Revolución Española, La España Contemporánea, Mexico, D.F., 1946, pages 197-8.

¹⁹ Santillán, pages 94-5.

²⁰ Ibid., pages 82-3.

²¹ Franz Borkenau: The Spanish Cockpit, University of Michigan Press, Ann Arbor, 1963, page 76.

²² Garcia Oliver, op. cit., pages 193-4.

²³ Lorenzo, op. cit., page 117 and Garcia Oliver, op cit., pages 217-20.

²⁴ Ronald Fraser: Blood of Spain: The Experience of Civil War, 1936-1939, Penguin Books Ltd, London, 1979, page 142.

²⁵ Víctor Alba: El Marxisme a Catalunya 1919-1939, Volume II: Historia del P.O.U.M., Editorial Protic, Barcelona, 1974, page 21.

²⁶ Lorenzo, op. cit., page 112.

²⁷ Ibid., pages 111-12.

²⁸ Renee Lambcrct: ‘Aspectos de la Justicia popular del 19 de Julio’, in CNT, Toulouse, July 19, 1953, page 3.

²⁹ Víctor Alba: El Marxisme a Catalunya 1919-1939. Historia del B.O.C., Editorial Portic, Barcelona, 1974, pages 343-6.

³⁰ Burnett Bolloten: The Spanish Revolution: The Left and the Struggle for Power During the Civil War, The University of North Carolina Press, Chapel Hill, 1979, page 377.

³¹ Ibid., pages 376-7.

³² Ibid., page 377.

³³ José Peirats: Los Anarquistas en la crisis política española, Ediciones Jucar, Madrid and Gijón, 1976, page 78; also see Jellinek, op. cit., page 347.

³⁴ José Peirats: La C.N.T. en la Revolución Espaóla, Ediciones CNT, Toulouse, 1955, Volume I, page 202.

³⁵ Ibarruri et al. Volume II, page 16.

³⁶ Peirats, op. cit., Volume I, pages 202-3.

³⁷ Paraphrased by Frank Jellinek, op. cit., pages 475-6, as quoted.

³⁸ The Spanish Revolution, Barcelona, November 4 1936, page 7.

³⁹ Hernandez, op. cit., page 199.

⁴⁰ Borkcnau, op. cit., pages 191-2.

⁴¹ Bolloten, op. cit., page 90.

⁴² Los Sucesos de Barcelona: Relación documental de las trágicas íornadas de la semana de Mayo 1937, Ediciones Ebro, Valencia, May 1937, page 4.

⁴³ Cited in Fraser, op. cit., page 183.

⁴⁴ Bolloten, op. cit., page 378.

⁴⁵ Peirats, op. cit., Volume I, page 197.

⁴⁶ García Oliver, op. cit., pages, 210-12.

⁴⁷ Garcia Oliver, op. cit., pages 2324-7.

⁴⁸ Interview with Carlos de Baraibar, in Santiago, Chile, August 9 1956.

⁴⁹ Ibarruri et al., op. cit., Volume II, page 20.

⁵⁰ Lorenzo, op. cit., page 121.

⁵¹ Santillán, op. cit., pages 143-6.

⁵² Garcia Oliver, op. cit., pages 277-0.

⁵³ Juan Gómez Casas: Anarchist Organization: The History of the F.A.I., Black Rose Books, Montreal and Buffalo, 1986, page 202.

⁵⁴ José Peirats: Los Anarquistas en la crisis política española, Ediciones Jucar, Madrid y Gijón, 1976, page 222.

⁵⁵ Ibid., page 50.

⁵⁶ Lorenzo, op. cit., pages 122-4; see also Fraser, op. cit., page 184.

⁵⁷ Ibid., pages 125-6.

⁵⁸ Ibid., page 125; Garcia Oliver, op. cit., page 278.

⁵⁹ Lorenzo, oz. cit., page 127; see also Fraser, op. cit., page 187.

⁶⁰ García Oliver, op. cit., pages 278-88.

⁶¹ José Peirats: La C.N.T. en la Revolución Española, op. cit., Volume I, page 265.

⁶² Alba: Historia del POUM, op. cit., pages 64-5.

⁶³ Ibid., page 65.

⁶⁴ Ibid., pages 65-6.

⁶⁵ Ibid., page 69.

⁶⁶ Josep Maria Bricall: Política Económica de la Ceneralitat (1936-1939); El Sistema Financer, Edicions 62, Barcelona, 1979, page 253.

⁶⁷ Alba: Historia del POUM, op. cit., pages 62-3.

⁶⁸ Bricall, op. cit., page 248.

⁶⁹ Julian Gorkin: El Proceso de Moscú en Barcelona, Ayma, Sociedad Anónima Editora, Barcelona, 1973, page 37.

⁷⁰ Francesc Bonamusa: Andreu Nin y el movimiento comunista en España (1930-1937), Editorial Anagrama, Barcelona, 1977, page 304.

⁷¹ Alba: Historia del POUM, op. cit., page 62.

⁷² Roy Medvedev: Let History Judge. The Origins and Consequences of Stalinism, Columbia University Press, New York, 1989, page 669. [Медведев Р. А. К суду истории: О Сталине и сталинизме. М.: Время, 2011. С. 473–474.]

⁷³ Bolloten, op, cit., page 379.

⁷⁴ Alba: Historia del POUM, op. cit., page 62.

⁷⁵ Bonamusa, op. cit., page 328.

⁷⁶ José Peirats: La C.N.T. en la Revolución Española, op. cit., Volume I, page 257.

⁷⁷ Manuel Cruells: Els Fets de Maig, Barcelona 1937, Editorial Joventut, S.A. Barcelona, 1970, pages 31-2.

⁷⁸ Bonamusa, op. cit., page 350.

⁷⁹ Garcia Oliver, op. cit., pages 494-8.

⁸⁰ Borkenau, op. cit., page 182.

⁸¹ Gorkin, op. cit., page 36.

⁸² Bolloten, op. cit., page 385.

⁸³ Ibid., page 386.

⁸⁴ Borkenau, op. cit., page 182.

⁸⁵ José Peirats: La C.N.T. en la Revolución Española, op. cit., Volume I, pages 258-9.

⁸⁶ Alba: Historia del POUM, op. cit., page 44; see also Suarcz, op. cit., page 76.

⁸⁷ Borkenau, op. cit., page 182.

⁸⁸ Alba: Historia del POUM, op. cit., pages 42-3.

⁸⁹ Ignacio Iglesias: León Trotski y España (1930-1939), Ediciones Jucar, Madrid, 1977, page 108.

^89a Имеется в виду декрет об обязательной синдикализации, принятый 27 августа 1936 г. – Примеч. пер.

⁹⁰ Ibid., pages 108-9; see also Adolfo Bueso: Recuerdos de un Cenetista, Editorial Ariel, Barcelona, 1978, Volume II, pages 197-8.

⁹¹ Borkcnau, op. cit., page 182.

⁹² Bolloten, op. cit., pages 386-7.

⁹³ Ibid., pages 386-7; Alba: Historia del POUM, op. cit., page 161.

⁹⁴ Cited in Bolloten, op. cit., page 387.

⁹⁵ Cited in Bolloten, op. cit., page 386.

⁹⁶ Gerald Brenan: The Spanish Labyrinth: An Account of the Social and Political Background of the Spanish Civil War, Cambridge University Press, Cambridge, 1982, page 328. [В указанном номере такого отрывка не оказалось. – Примеч. пер.]

Глава 26

¹ Franz Borkenau: The Spanish Cockpit, University of Michigan Press, Ann Arbor, 1963, page 177.

² José Peirats: La C.N.T. en la Revolución Española, Ediciones CNT, Toulouse, 1952, Volume II, page 163.

³ José Peirats: Los Anarquistas en la crisis política española, Ediciones Jucar, Madrid and Gijón, 1976, page 218.

⁴ Interview with José Juan Domenech, in Toulouse, August 4 1960; with Ginés Alonso, Toulouse, August 4 1960.

⁵ Burnett Bolloten: The Spanish Revolution: The Left and the Struggle for Power During the Civil War, The University of North Carolina Press, Chapel Hill, 1979, page 390; see also Josep Maria Bricall: Política Económica de la Generalitate (1936-1939), El Sistema Financer, Edicions 62, Barcelona, 1979.

⁶ Interview with Ginés Alsonso, in Toulouse, August 8 1960.

⁷ John Bradcmas: Anarcosindicalismo y Revolución en España 1930-1937, Editorial Ariel, Barcelona, 1974, pages 228-9.

⁸ Los Sucesos de Barcelona: Relación documental de las trágicas jornadas de la semana de Mayo 1937, Ediciones Ebro, Valencia, May 1937, page 7.

⁹ Interview with José Juan Domenech, in Toulouse, August 4 1960.

¹⁰ Colectivizaciones: La Obra Constructiva de la Revolución Española, C.N.T. de España en el Exilio, Toulouse, 1973.

¹¹ José Peirats: La C.N.T. en la Revolución Española, op. cit., Volume II, page 164.

¹² Bricall, op. cit., page 152.

¹³ Ibid., page 150, footnote No. 61.

¹⁴ Ibid., page 152.

¹⁵ José Peirats: La C.N.T. en la Revolución Española, op. cit., pages 170-1.

¹⁶ Brademas, op. cit., page 230.

¹⁷ Interview with Valerio Mas, in Paris, September 8 1960.

¹⁸ Bolloten, op. cit., pages 388-9.

¹⁹ Interview with José Juan Domcncch, in Toulouse, August 4 1960.

²⁰ Conselleria de Servéis Publics: Primer Butletti Extraodinari, Maig 1937, Barcelona, 1937.

²¹ Bolloten, op. cit., page 390; José Peirats: La C.N.T. en la Revolución Española, op. cit., Volume II, page 168.

²² José Peirats: La C.N.T. en la Revolución Española, op. cit., Volume II, page 168.

²³ Victor Alba: El Marxisme a Catalunya 1919-1939: Historia del P.O.U.M. Editorial Portic, Barcelona, 1974, page 440.

²⁴ Bolloten, op. cit., pages 391-2.

²⁵ Ibid., pages 390-2.

²⁶ Bricall, op. cit., page 253.

²⁷ Ibid., page 254.

²⁸ Alba, op. cit., page 414.

²⁹ Ibid., page 415-16.

³⁰ Ibid., page 419.

³¹ The Spanish Revolution, Barcelona, February 3 1937, page 1.

³² Alba, op. cit., page 427.

³³ Interview with Andrés Capdevila, in Perpignan, September 4 1960.

³⁴ Alba, op. cit., page 415.

³⁵ Ibid., page 426.

³⁶ Ibid., page 428. [См.: Правда. 1937. 22 марта. С. 5.]

³⁷ The Spanish Revolution, Barcelona, March 31 1937, page 5.

³⁸ Alba, op. cit., page 417; interview with Fidel Miró in Barcelona, July 12 1964; see The Spanish Revolution, Barcelona, March 3 1937 for the constitution of the Revolutionary Youth Front and speeches of its January 30 1937 public meeting.

³⁹ Alba, op. cit., page 429.

⁴⁰ Interview with Francisco Pedra, in Barcelona, July 10 1984.

⁴¹ Peirats: Los Anarquistas en la crisis política española, op. cit., page 249.

⁴² Manuel Cruells: Els Fets de Maig, Barcelona 1937, Editorial Joventut, S.A. Barcelona, 1970, page 34.

⁴³ Peirats: Los Anarquistas en la crisis política española, op. cit., page 220.

⁴⁴ Cruells, op. cit., page 35.

⁴⁵ Los Sucesos de Barcelona, etc., op. cit., page 8.

⁴⁶ Peirats: Los Anarquistas en la crisis política española, op. cit., page 221.

⁴⁷ Ibid., page 220.

⁴⁸ Bolloten, op. cit., page 394.

⁴⁹ Cruells, op. cit., page 36.

⁵⁰ Bolloten, op. cit., page 394.

⁵¹ Alba, op. cit., page 421.

⁵² Peirats: La C.N.T. en la Revolución Española, op. cit., Volume II, page 174.

⁵³ Cruells, op. cit., page 36.

⁵⁴ Bolloten, op. cit., page 394.

⁵⁵ Ibid., page 395.

⁵⁶ Ibid., page 395-6.

⁵⁷ Ibid., page 396.

⁵⁸ Ibid., page 397.

⁵⁹ Alba, op. cit., page 438.

⁶⁰ Peirats: La C.N.T. en la Revolución Española, Volume II, page 180.

⁶¹ Ibid., page 183.

⁶² Bolloten, op. cit., page 400.

⁶³ Ibid., page 205.

⁶⁴ Ibid., pages 205-6.

⁶⁵ Peirats: La C.N.T. en la Revolución Española, op. cit., Volume II, page 184.

⁶⁶ Interview with Juan Manuel Molina in Paris, July 24 1960.

⁶⁷ Peirats: La C.N.T. en la Revolución Española, op. cit., Volume II, page 184.

Глава 27

⁰ Полное название – Региональный совет обороны Арагона (Consejo Regional de Defensa de Aragón). – Примеч. пер.

¹ Juan Zafón Bayó: El Consejo Revolucionario de Aragón, Editorial Planeta. Barcelona, 1979, pages 122-3; see also Abel Paz: Durruti: El Proletariado en Armas, Editorial Bruguera S.A., Barcelona, 1978, page 459.

² Félix Carrasquer: Las Colectividades de Aragón: Un Vivir Autogestionado Promesa de Futuro, Editorial Laia, Barcelona, 1986, page 75.

³ José Peirats: La C.N.T. en la Revolución Española, Ediciones CNT, Toulouse, 1955, Volume 1, page 220.

⁴ Zafón Bayó, op. cit., page 31.

⁵ César M. Lorenzo: Les Anarchistes Espagnols et le Pouvoir 18363-1969, Editions du Seuil, Paris, 1969, page 139.

⁶ José Duque: ‘La Situación de Aragón al Comienzo de la Guerra’, n.d., pages 10-11.

⁷ Peirats, op. cit., Volume I, pages 221-2.

⁸ Duque, op. cit., pages 13-14.

⁹ Félix Carrasquer: Las Colectividades de Aragón: Un Vivir Autogestionado Promesa de Futuro, Editorial Laia, Barcelona, 1986, page 80.

¹⁰ Lorenzo, op. cit., page 149.

¹¹ Ibid., page 150.

¹² Ibid., page 150.

¹³ Peirats, op. cit., Volume I, pages 223-4.

¹⁴ Lorenzo, op. cit., pages 150-1.

¹⁵ Walther Bernecker: Colectividades y Revolución Social: El Anarquismo en la Guerra Civil Española, 1936-1939, Editorial Critica, Barcelona, 1982, page 422.

¹⁶ Duque, op. cit., page 14.

¹⁷ Ibid., page 16.

¹⁸ Peirats, op. cit., Volume I, page 224.

¹⁹ Duque, op. cit., page 20.

²⁰ Interview with Luis Monteliu, in Caracas, Venezuela, July 24 1961.

²¹ Duque, op. cit., page 21.

²² Lorenzo, op. cit., page 153.

²³ Duque, op. cit., page 28.

²⁴ Agustín Souchy Bauer: Entre los Campesinos de Aragón: El comunismo libertario en las comarcas liberadas, Tusquets Editor, Barcelona, 1977, pages 26-7.

²⁵ Bernecker, op. cit., pages 423-4.

²⁶ Interview with Luis Monteliu, in Caracus, Venezuela, July 24 1961.

²⁷ Bernecker, op. cit., pages 422-3.

²⁸ Interview with Luis Monteliu, in Caracus, Venezuela, July 24 1961.

²⁹ Carrasquer, op. cit., page 259.

³⁰ Ibid., page 258.

³¹ Interview with Luis Monteliu, in Caracus, Venezuela, July 24 1961.

³² Reprinted in Boletín de Información C.N.T., A.I.T., F.A.I., Barcelona, No. 326, August 3 1937.

³³ Duque, op. cit., pages 29-30.

³⁴ Interview with Luis Monteliu, in Caracus, Venezuela, July 24 1961.

³⁵ Duque, op. cit., page 29.

³⁶ Ronald Fraser: Blood of Spain: The Experience of Civil War, 1936–1939, Penguin Books Ltd, London, 1979, page 392.

³⁷ Lorenzo, op. cit., page 153.

³⁸ Bernecker, op. cit., pages 425-6.

³⁹ Peirats, op. cit., Volume II, page 353.

⁴⁰ Ibid., page 355.

⁴¹ Bernecker, op. cit., page 424.

⁴² Duque, op. cit., page 33.

⁴³ Ibid., page 36.

⁴⁴ Ibid., pages 35-6.

⁴⁵ Carrasquer, op. cit., pages 252-3.

⁴⁶ Manuel Azaña: Obras Completas: IV: Memorias Política y de Guerra, Ediciones Oasis S.A., Mexico, 1968, page 61.

⁴⁷ Ibid., page 736.

⁴⁸ Boletín de Información C.N.T., A.I.T., F.A.I., Barcelona, No. 303, July 7 1937.

⁴⁹ Joaquín Ascaso: Discurso del Presidente del Consejo de Aragón, Editora Nuevo, Caspe, 1937, page 8; see also Peirats, op. cit., Volume II, page 357.

⁵⁰ Ascaso, op. cit., pages 6-7.

⁵¹ Ascaso, op. cit, pages 4-5; sec also Peirats, op. cit., Volume II, page 356.

⁵² Ascaso, op. cit., pages 12-13; see also Peirats, op. cit., Volume II, pages 357-8.

⁵³ Ascaso, op. cit., pages 14-15; see also Peirats, op. cit., Volume II, page 359; see also Boletín de Información C.N.T., A.I.T., F.A.I., Barcelona, No. 322, July 29 1937 and No. 323, July 30 1937.

⁵⁴ Peirats, op. cit., Volume II, pages 358-9.

⁵⁵ Ibid., page 359.

⁵⁶ Ibid., pages 359-60.

⁵⁷ Cited in Lorenzo, op. cit., page 306; see also Jesús Hernandez: Negro y Robo: Los Anarquistas en la Revolución Española, La España Contemporánea, Mexico, D.F., 1946, pages 254–8. [Листер Э. Наша война. М.: Политиздат, 1969. С. 171.]

⁵⁸ Lorenzo, op. cit., page 306.

⁵⁹ Ibid., page 307.

⁶⁰ Lorenzo, op. cit., page 305.

⁶¹ Peirats, op. cit, Volume II, page 360.

⁶² Lorenzo, op. cit., page 307; Bernecker, op. cit., page 429.

⁶³ Peirats, op. cit., Volume II, pages 361-2.

⁶⁴ Lorenzo, op. cit., page 305; see also Carrasquer, op. cit., pages 255-6.

⁶⁵ José Peirats: Los Anarquistas en la crisis política española, Ediciones Jucar, Madrid y Gijón, 1976, pages 269-70.

⁶⁶ Azaña, op. cit., page 897.

⁶⁷ Lorenzo, op. cit., page 306.

⁶⁸ Peirats, La C.N.T. en la Revolución Española, op. cit., Volume II, page 308.

⁶⁹ Bernecker, op. cit., page 430.

⁷⁰ Lorenzo, op. cit., pages 307-8.

Глава 28

¹ Ramón Álvarez: Avelino G. Mallada: Alcalde Anarquista, Historia Libertaria de Barcelona, 1986, discusses his long conflict.

² Ibid., page 266.

³ Ramón Álvarez: ‘Relaciones CNT-UGT de Asturias Durante el Periodo de La Guerra Civil’, pages 11-13.

⁴ La Guerra Civil en Asturias, Ediciones Jucar, Gijón, 1986, Volume I, page 38.

⁵ César M. Lorenzo: Les Anarcbistes Espagnols et le Pouvoir 1863-1969, Editions du Seuil, París, 1969, page 172.

⁶ La Guerra Civil en Asturias, op. cit., Volume I, page 34.

⁷ Ibid., Volume I, page 35.

⁸ Lorenzo, op. cit., page 172.

⁹ La Guerra Civil en Asturias, op. cit., Volume I, page 37.

¹⁰ Los Libertarios Asturianos en la Guerra Civil – Replica a Juan Antonio Cabezas, Sub-Comité Nacional de la C.N.T. de Asturias, León y Palcncia en el Exilio, Paris, June 1975, page 5.

¹¹ Ibid., pages 8-9.

¹² Lorenzo, op. cit., page 175; and La Guerra Civil en Asturias, op. cit., Volume I, page 248.

¹³ Lorenzo, op. cit., page 174.

¹⁴ Ibid., page 175; La Guerra Civil en Asturias, op. cit., Volume I, page 152.

¹⁵ La Guerra Civil en Asturias, op. cit., Volume I, pages 140-1.

¹⁶ Ibid., Volume II, page 271.

¹⁷ Ibid., Volume II, page 270.

¹⁸ Ibid., Volume I, page 152.

¹⁹ Ibid., Volume I, page 203.

²⁰ Ibid., Volume I, page 204.

²¹ Ibid., Volume I, page 152.

²² Ibid., Volume I, page 152.

²³ Burnett Bolloten: The Spanish Revolution: The Left and the Struggle for Power During the Civil War, The University of North Carolina Press, Chapel Hill, 1979, page 127.

²⁴ La Guerra Civil en Asturias, op. cit., Volume I, page 223.

²⁵ Bolloten, op. cit., page 136.

²⁶ Interview with José Barreiro, in Toulouse, August 3 1960.

²⁷ Stanley G. Payne: The Spanish Revolution, W. W. Norton & Co., New York, 1970, pages 292-3.

²⁸ Enrique Castro Delgado: Hombres Made in Moscú, Publicaciones Mañana, Mexico, I960, pages 430-2.

²⁹ Acción Libertaria, Gijón, May-August 1986, pages 7-10.

³⁰ La Guerra Civil en Asturias, op. cit., Volume II, page 335; Álvarez: Relaciones CNT-UGT etc., op. cit., page 16.

³¹ La Guerra Civil en Asturias, op. cit., Volume II, page 354.

³² Ibid., Volume 11, page 343.

³³ Manuel Azaña: Obras Completas: IV: Memorias Polacas y de Guerra, Ediciones Oasis S.A., Mexico, 1968, page 752.

³⁴ La Guerra Civil en Asturias, op. cit., Volume II, page 338.

³⁵ Interview with José Barreiro, in Toulouse, August 3 1960.

³⁶ La Guerra Civil en Asturias, op. cit., Volume II, page 343.

³⁷ Interview with José Barreiro, in Toulouse, August 3 1960.

³⁸ La Guerra Civil en Asturias, op. cit., Volume II, page 338.

³⁹ Ibid., Volume II, page 338.

⁴⁰ Ibid., Volume II, page 342.

⁴¹ Interview with José Barreiro, in Toulouse, August 3 1960.

⁴² Álvarez: Avelino G. Mallada: Alcalde Anarquista, op. cit., pages 284-94.

⁴³ Acción Libertaria, Gijón, May-August 1986, pages 7-10.

⁴⁴ Interview with Ramón Álvarez, in Paris, July 24 1960.

⁴⁵ Lorenzo, op. cit., page 178.

⁴⁶ Ibid., page 179.

⁴⁷ Interview with Casimiro Laredo, in Toulouse, August 1 1960.

⁴⁸ Lorenzo, op. cit., page 180.

^48a Официально называлось Временным правительством Страны Басков (Gobierno Provisional del País Vasco). – Примеч. пер.

⁴⁹ Ibid., pages 161-2, footnote No. 8.

⁵⁰ Ibid., page 167, footnote No. 18.

⁵¹ Ibid., page 158.

⁵² Ibid., page 159; see also Dolores Ibarruri, Manuel Azcárate, Luis Balaguer, Antonio Cordon, Irene Falcon and José Sandoval: Guerra y Revolución en España 1936-1939, Editorial Progreso, Moscú, 1966, Volume II, pages 69-71.

⁵³ Lorenzo, op. cit., pages 160-1.

⁵⁴ Ibid., page 163.

⁵⁵ Ibid., pages 162-3; see also Ibarruri et al., op. cit., Volume II, pages 74-82 (footnote) for text of Basque autonomy statute.

⁵⁶ Lorenzo, op. cit., page 163, footnote No. 11.

⁵⁷ Ibid., page 164, footnote No. 213.

⁵⁸ Ibid., page 169, footnote No. 20.

⁵⁹ Ibid., pages 170-1.

⁶⁰ Ibid., pages 182-3.

⁶¹ Interview with Luis Pórtela, in Barcelona, August 21 1960.

⁶² Lorenzo, op. cit., pages 183–4.

⁶³ Ibid., pages 185-6.

⁶⁴ Ibid., page 186.

⁶⁵ Ibid., pages 189-90.

⁶⁶ Ibid., page 192.

⁶⁷ Quoted in ibid., page 196, footnote No. 26.

⁶⁸ Interview with Antonio Garcia Duarte, in Toulouse, August 1 1960.

⁶⁹ Lorenzo, op. cit., pages 197-8.

⁷⁰ Ibid., pages 201-2.

⁷¹ Ibid., page 202.

⁷² Ibid., pages 203–1.

⁷³ Ibid., pages 212-13.

⁷⁴ Ibid., page 214.

⁷⁵ The Spanish Revolution, Barcelona, December 9 1936, page 3.

⁷⁶ Report on the Visit by an All Party Group of Members of Parliament to Spain, Published by the Press Department of the Spanish Embassy in London, London, n.d., page 9.

⁷⁷ Interview with Lorenzo Iñigo, in Madrid, August 29 1960.

⁷⁸ Ronald Fraser: Blood of Spain: The Experience of Civil War, 1936-1939, Penguin Books Ltd, London, 1979, pages 297-8.

⁷⁹ Lorenzo, op. cit., page 216.

Глава 29

¹ César M. Lorenzo: Les Anarchistes Espagnols et le Pouvoir 1863-1969, Editions du Seuil, Paris, 1969, page 221.

² Francisco Largo Caballero: Correspondencia Secreta, No, Madrid, 1961 pages 223-4.

³ Lorenzo, op. cit., page 222.

⁴ Ibid., pages 222-3.

⁵ Ibid., pages 223-4.

⁶ Ibid., pages 224-5.

⁷ Ibid., page 226.

⁸ José Peirats: La C.N.T. en la Revolución Española, Ediciones CNT, Toulouse, 1955, Volume I, page 209; see also Dolores Ibarruri, Manuel Azcárate, Luis Balguer, Antonio Cordón, Irene Falcón and José Sandoval: Guerra y Revolución en España 1936-1939, Editorial Progreso, Moscú, 1966, Volume II, pages 51-3.

⁹ Peirats, op. cit., Volume I, page 210; see also Lorenzo, op. cit., pages 226-7.

¹⁰ Lorenzo, op. cit., pages 227-8.

¹¹ Ibid., pages 228-9.

¹² Interview with Federica Montseny, Toulouse, July 31 1960.

¹³ CNT, Paris, June 11 1948, page 1.

¹⁴ Largo Caballero, op. cit., page 232.

¹⁵ Ibid., page 234.

¹⁶ Lorenzo, op. cit., page 231.

¹⁷ Largo Caballero op. cit., page 234.

¹⁸ Interview with Rodolfo Llopis, in Toulouse, August 3 1960.

¹⁹ Manuel Azaña: Obras Completas: IV: Memorias Políticas y de Guerra, Ediciones Oasis S.A., Mexico, 1968, page 592.

²⁰ Juan García Oliver: El Eco de los Pasos: El Anarcosindicalismo en la calle, en el Comité de Milicias, en el gobierno, en el exilio, Ruedo Ibérico, Paris and Barcelona, 1978, page 291.

²¹ Lorenzo, op. cit., pages 231-2.

²² Ibid., pages 232-3.

²³ Ibid., page 234; see also Federica Montseny: Mi Experiencia en el Ministerio de Salud y Asistencia Social, Ediciones de la Comisión de Propaganda y Prensa del Comité Nacional de la C.N.T., Valencia, 1937, page 7.

²⁴ Interview with Rodolfo Llopis, in Toulouse, August 3 1960.

²⁵ García Oliver, op. cit., pages 291-2.

²⁶ Ibid., pages 292-3.

²⁷ Interview with Juan López, in Mexico City, August 25 1963.

²⁸ Ibid.

²⁹ Bajo la Bandera de la España Republicana: Recuerdan los voluntarios soviéticos participantes en la guerra nacional- revolucionaria en España, Editorial Progreso, Moscow, n.d., pages 182-3. [Под знаменем Испанской республики. 1936–1939: Воспоминания советских добровольцев-участников национально-революционной войны в Испании. М.: Наука, 1965. С. 241–244.]

³⁰ Lorenzo, op. cit., pages 229-30.

³¹ Pedro Vallín: ‘Madrid en Peligro’, CNT, Toulouse, September 16 1951, page 1.

³² Largo Caballero, op. cit., page 235.

³³ Ibarruri et al., Volume II, pages 140-1.

³⁴ García Oliver, op. cit., pages 303-5.

³⁵ Ibid., pages 305-6.

³⁶ Ibid., pages 311-12.

³⁷ Juan Garcia Oliver: Mi Gestión al Erente del Ministerio de Justicia, Ediciones de la Comisión de Propaganda y Prensa del Comité Nacional de la C.N.T., Valencia, 1937, pages 6-7.

³⁸ Lorenzo, op. cit., page 254-5.

³⁹ Ibarruri et al., Volume I, pages 263-9.

⁴⁰ Burnett Bolloten: The Spanish Revolution: The Left and the Struggle for Power During the Civil War, The University of North Carolina Press, Chapel Hill, 1979, page 202.

⁴¹ Ibid., pdgc 202.

⁴² Ibid., pages 200-1.

⁴³ Ibid., page 206.

⁴⁴ Ibid., page 207.

⁴⁵ W. G. Krivitsy: In Stalin’s Secret Service, Harper & Brothers, New York, 1939, page 102.

⁴⁶ Interview with Emilio Vivas, in Toulouse, August 3 1960.

⁴⁷ Garcia Oliver, El Eco de los Pasos, etc., op cit., pp. 308-9.

⁴⁸ Ibid., pages 325-6.

⁴⁹ Ibid., page 391.

⁵⁰ Ibid., 306.

⁵¹ Ibid., page 310.

⁵² Ibid., page 347.

⁵³ Interview with Melchor Rodgríguez, in Madrid, August 30 1960.

⁵⁴ Garcia Oliver, Mi Gestión, etc., op cit., page 9.

⁵⁵ Garcia Oliver, El Eco de los Pasos, etc., op. cit., pages 321-2.

⁵⁶ Garcia Oliver, Mi Gestión, etc., op. cit., page 11.

⁵⁷ Garcia Oliver, El Eco de los Pasos, etc., op. cit., page 307.

⁵⁸ Ibid., page 345.

⁵⁹ Garcia Oliver, Mi Gestión, etc., op. cit., page 14.

⁶⁰ Garcia Oliver, El Eco de los Pasos, etc., op. cit., page 392.

⁶¹ Garcia Oliver, Mi Gestión, etc., op. cit., page 21.

⁶² Ibid., page 10.

⁶³ Ibid., page 16.

⁶⁴ Ibid., pages 17-18.

⁶⁵ Ibid., pages 18-19.

⁶⁶ Garcia Oliver, El Eco de los Pasos, etc., op. cit., pages 36070.

⁶⁷ Ibid., pages 370-1 and Garcia Oliver: Mi Gestión, etc., pages 11-14.

⁶⁸ Garcia Oliver, El Eco de los Pasos, etc., op. cit., pages 391-2.

⁶⁹ Ibid., pages 369-70.

⁷⁰ Juan Peiró: De la Fabrica de Vidrio de Matará al Ministerio de Industria, Ediciones de la Comisión de Propaganda y Prensa del Comité Nacional de la C.N.T., Valencia, 1937, page 3.

⁷¹ Ibid., pages 16-17.

⁷² Ibid., page 18.

⁷³ Ibid., pages 17-18; see also Ibarruri et al., op. cit., Volume II, pages 276-7.

⁷⁴ Peiró, op. cit., page 19.

⁷⁵ Ibid., page 20.

⁷⁶ Ibid., page 21.

⁷⁷ Ibid., pages 23-5.

⁷⁸ Ibid., pages 26-8.

⁷⁹ Ibid., pages 29-30.

⁸⁰ Ibid., page 28.

⁸¹ Ibid., page 30.

⁸² Juan López: 6 Meses en el Ministerio de Comercio, Ediciones de la Comisión de Propaganda y Prensa del Comité Nacional de la C.N.T., Valencia, 1937, page 3.

⁸³ Ibid., page 20.

⁸⁴ Ibid., page 26.

⁸⁵ Interview with Juan López, in Mexico City, August 25 1963.

⁸⁶ Montseny, op. cit., page 8.

⁸⁷ Ibid., page 10.

⁸⁸ Ibid., page 13.

⁸⁹ Ibid., pages 23-4.

⁹⁰ Ibid., pages 21-2.

⁹¹ Ibid., page 21.

⁹² Ibid., page 18; excerpts of the speeches of the four anarchist ex-ministers also appear in Peirats, op. cit., Volume II, pages 248-77.

⁹³ Interview with Federica Montseny, in Toulouse, July 31 1960.

⁹⁴ Garcia Oliver, El Eco de los Pasos, etc., op. cit., pages 374-5.

⁹⁵ Ibid., page 391.

⁹⁶ Interview with Juan López, in Mexico City, August 25 1963.

⁹⁷ Garcia Oliver, El Eco de los Pasos, etc., op. cit., page 397.

⁹⁸ Montseny, op. cit., page 3.

⁹⁹ Bolloten, op. cit., pages 217-18.

¹⁰⁰ Garcia Oliver, El Eco de los Pasos, etc., op. cit., page 400.

¹⁰¹ Revolutionary History, London, March 1988, pages 33–4.

¹⁰² López, op. cit., pages 12-16.

¹⁰³ Interview with Federica Montseny, in Toulouse, July 31 1960.

¹⁰⁴ Interview with Rodolfo Llopis, in Toulouse, August 3 1960.

¹⁰⁵ Lorenzo, op. cit., page 258.

Глава 30

¹ Manuel Cruells: Els Fets de Maig, Barcelona 1937, Editorial Joventut, S.A., Barcelona, 1970, page 19.

² A short history of the major events of the May Days is given in Fenner Brockway’s pamphlet: The Truth About Barcelona, Independent Labour Party, London, n.d. (1937).

³ Cruells, op. cit., page 42.

⁴ George Orwell: Homage to Catalonia, Harcourt, Brace Jovanovich Publisher, New York, 1980, page 121. [Переводчик неизвестен. Здесь и далее приводится по: Оруэлл Дж. Памяти Каталонии. Париж: Editions de la Seine, [1950]. URL: http://orwell.ru/library/novels/Homage_to_Catalonia/russian/r_htc.]

⁵ Agustín Souchy: The Tragic Week in May, Oficina de Información Exterior de la CNT y FAI, Barcelona, 1937, pages 9–10; see also Cruell, op. cit., page 55.

⁶ Rodolf Rocker: Estranjeros en España, Ediciones Imán, Buenos Aires, 1938, page 126.

⁷ Souchy, op. cit., page 10.

⁸ Cruells, op. cit., pages 58-9.

⁹ Diego Abad de Santillán: Por Qué Perdimos la Guerra, C. del Toro Editor, Madrid, 1975, page 165.

¹⁰ Interview with A. Roa, in London September 13 1960.

¹¹ Agustín Souchy: La Semana Trágica de Mayo en Barcelona, Editorial Esfuerzo, Montevideo, 1937, pages 15-16.

¹² Souchy, Tragic Week, etc., op. cit., page 11.

¹³ Andrés Suárez: El Proceso Contra el POUM: Un Episodio de la Revolución Española, Ruedo Ibérico, Paris, 1974, pages 79-80.

¹⁴ Orwell, op. cit., pages 121-3.

¹⁵ Ibid., page 125.

¹⁶ Letter to the author from Victor Alba, April 21 1988.

¹⁷ Juan Garcia Oliver: El Eco de los Pasos: El Anarcosindicalismo en la calle, en el Comité de Milicias, en el gobierno, en el exilio, Ruedo Ibérico, Paris and Barcelona, 1978, pages 423-4.

¹⁸ Interview with Fidel Miró, in Barcelona, July 12 1984.

¹⁹ Souchy: The Tragic Week, etc., op. cit., page 11.

²⁰ Ibid., page 13.

²¹ Ibid., page 14.

²² Orwell, op. cit., pages 128-9.

²³ Ibid., page 129.

²⁴ Ibid., page 130.

²⁵ Ibid., pages 130-1.

²⁶ Souchy: Tragic Week, etc., op. cit., page 16.

²⁷ Ibid., page 18.

²⁸ Ibid., page 19.

²⁹ Ibid., page 20-1.

³⁰ Ibid., pages 21-2.

³¹ Ibid., page 22.

³² Orwell, op. cit., pages 140-1.

³³ Souchy: The Tragic Week, etc., op. cit., page 28.

³⁴ Ibid., page 141.

³⁵ Victor Alba: El Marxisme A Catalunya 1919-1939: Historia del P.O.U.M., Editorial Portic, Barcelona, 1974, page 222.

³⁶ Ibid., page 234.

³⁷ Souchy: The Tragic Week, etc., op. cit., pages 22-3.

³⁸ Carlos Semprún-Maura: Revolución y Contrarevolución en Cataluña (1936-1937), Tusquets Editor, Barcelona, 1978, pages 287-8; see also Los Sucesos de Barcelona: Relación documental de las trágicas jornadas de la semana de Mayo 1937, Ediciones Ebro, Valencia, May, 1937, pages 49-51, and Orwell, op. cit., pages 96-7.

³⁹ Semprún-Maura, op. cit., page 289; see also Orwell, op. cit., pages 97-8.

⁴⁰ Los Sucesos de Barcelona, etc., op. cit., pages 48-9; see also Orwell, op. cit., pages 98-9.

⁴¹ Manuel Muñoz Diez: Marianet: Sembralnza de Un Hombre, Ediciones CNT, Mexico, 1960, page 99.

⁴² Cruells, op. cit., page 60.

⁴³ Souchy: The Tragic Week, etc., pp. cit., page 10.

⁴⁴ Garcia Oliver, op. cit., pages 422-3.

⁴⁵ Souchy: The Tragic Week, etc., op. cit., page 14.

⁴⁶ Garcia Oliver, op. cit., page 425.

⁴⁷ Ibid., pages 425-7.

⁴⁸ Muñoz Diez, op. cit., page 101.

⁴⁹ Souchy: The Tragic Week, etc., op. cit., page 12.

⁵⁰ G. Munis: Jalones de Derrota: Promesa de Victoria (España 1936-1939), Editorial Lucha Obrera, Mexico, 1948, page 300.

⁵¹ Diego Abad de Santillán: Por Qué Perdimos la Guerra, C. del Toro Editor, Madrid, 1975, pages 165-6.

⁵² Ibid., pages 166-7.

⁵³ Bernard Bolloten: The Spanish Revolution: The Left and the Struggle for Power During the Civil War, The University of North Carolina Press, Chapel Hill, 1979, page 421.

⁵⁴ Ibid., page 422.

⁵⁵ Diego Abad de Santillán: Porqué Perdimos la Guerra, C. del Toro Editor, Madrid, 1975, pages 167-8.

⁵⁶ Souchy: The Tragic Week, etc., op. cit., pages 16-17.

⁵⁷ Interview with Federica Montseny, in Toulouse, July 31, I960.

⁵⁸ José Peirats: La C.N.T. en la Revolución Española, Ediciones CNT, Toulouse, Volume II, page 200.

⁵⁹ Souchy: The Tragic Week, etc., op. cit., page 20.

⁶⁰ Ibid., page 23.

⁶¹ Ibid., page 26.

⁶² Bolloten, op. cit., pages 427-9.

⁶³ Souchy: The Tragic Week, etc., op. cit., page 27.

⁶⁴ Bolloten, op. cit., pages 429-30.

⁶⁵ Juan Manuel Molina: El Comunismo Totalitario, Editores Mexicanos Unidos, Mexico, 1982, pages 15-16.

⁶⁶ Ibid., page 21.

⁶⁷ Ibid., pages 17-18.

⁶⁸ Interview with Juan Manuel Molina, in Barcelona, July 18,1984.

⁶⁹ Alba, op. cit., page 234; see Jesús Hernández: Negro y Rojo: Los Anarquistas en la Revolución Española, La España Contemporánea, México, D.F., 1946, page 204 for such a Communist allegation.

⁷⁰ Rudolf Rocker: The Tragedy of Spain, Freie Arbeiter Stime, New York, 1987, page 44; see also Rocker: Estranjeros en España, op. cit., page 131.

⁷¹ Molina op. cit., pages 16-17.

⁷² Interview with Manuel Salas, in Barcelona, July 16, 1984.

⁷³ Munis, op. cit., page 305.

⁷⁴ Semprún-Maura op. cit., pages 272-3.

⁷⁵ Peirats, op. cit., Volume II, page 196.

⁷⁶ See in Hernández, op. cit., page 205.

⁷⁷ Garcia Oliver, op. cit., page 420.

⁷⁸ Semprún-Maura, op. cit., page 273.

⁷⁹ Cruells, op. tit., page 24.

⁸⁰ Julian Gorkin: Caníbales Políticos, Hitler y Stalin en España, Ediciones Quetzal, Mexico, 1941, page 69.

⁸¹ Julian Gorkin: El Proceso de Moscú en Barcelona, Ayma, Sociedad Anónima Editora, Barcelona, 1973, page 88.

⁸² Interview with Julian Gorkin, in Paris, July 20, 1960.

⁸³ Gorkin: El Proceso de Moscú, etc., op. cit., pages 59-60.

⁸⁴ Cruells, op. cit., page 83.

⁸⁵ Gorkin: El Proceso de Moscú, etc., op. cit., page 60; a contemporary sympathetic treatment of the role of POUM can be found in Lambda: The Truth About the Barcelona Events, Workers Age Publishers, New York, n.d. (1937).

⁸⁶ José Peirats, Los Anarquistas en la crisis política española, Ediciones Jucar, Madrid y Gijón, 1976, page 76.

⁸⁷ García Oliver, op. cit., page 424.

⁸⁸ Ibid., page 425.

⁸⁹ Ibid., page 428.

⁹⁰ Interview with José Juan Domenech, in Toulouse, August 4 1960.

⁹¹ Cruells, op. cit., pages 52-3.

⁹² Manuel Azaña: Obras Completas: IV: Memorias Políticas y de Guerra, Ediciones Oasis S.A., Mexico, 1968, page 575.

⁹³ Ibid., page 577.

⁹⁴ Bolloten, op. cit., page 408.

⁹⁵ Ibid., page 409.

⁹⁶ Ibid., page 410.

⁹⁷ Ibid., page 410.

⁹⁸ Ibid., page 412.

⁹⁹ Ibid., page 420.

¹⁰⁰ Cruells, op. cit., page 78.

¹⁰¹ Bolloten, op. cit., page 422.

¹⁰² Cited by Bolloten, op. cit., page 412.

¹⁰³ Orwell, op. cit., pages 160-1; see also Hernandez, op. cit., page 210.

¹⁰⁴ Cited in Steve Nelson: The Volunteers: A Personal Narrative of the Flight Against Fascism in Spain, Masses and Mainstream, New York, 1953, pages 118-19.

¹⁰⁵ Claude G. Bowers: My Mission to Spain: Watching the Rehearsal for World War II, Simon and Schuster, New York, 1954, page 356.

¹⁰⁶ Interview with Victoria Kent, in New York City, May 6 1953.

¹⁰⁷ W. G. Krivitsky: In Stalin’s Secret Service Harper & Brothers, New York, 1939, page 108.

¹⁰⁸ Ibid., page 110.

¹⁰⁹ Adolfo Bueso: Recuerdcios de un Cenetista Editorial Ariel, Barcelona, 1978, Volume II, page 231.

¹¹⁰ Ronald Fraser: Blood af Spain: The Experience of Civil War, 1936-1939, Penguin Books Ltd, London, 1979, page 377.

¹¹¹ Garcia Oliver, op. cit., page 420.

¹¹² Ibid., page 382.

¹¹³ Lazarillo de Tormes (Benigno Bejarano): España Cuña de la Libertad: La Revolución Española y sus Conflictos, Ediciones Ebro, Valencia, n.d., (1937), pages 106-15.

¹¹⁴ Santillán, op. cit., page 166.

¹¹⁵ Diego Abad de Santillán: La Revolución y La Guerra en España – Notas Preliminares para su Historia, Ediciones Nervio, Buenos Aires, 1937, pages 141-2.

¹¹⁶ Memorandum from the National Committee of the CNT, signed by Mariano Vázquez, Valencia, May 13 1937 (mimeographed).

¹¹⁷ Interview with Jose Juan Domcncch, in Toulouse, August 4 1960.

¹¹⁸ Interview with Federica Montseny, in Toulouse, July 31 1960.

¹¹⁹ Molina, op. cit., page 25.

¹²⁰ Santillán: Porqué Perdimos la Guerra, op. cit., page 170.

¹²¹ Felix Morrow: Revolution and Counter Revolution in Spain, 2nd edition, Pathfinder Press, New York, 1974, page 152; see also Robert J. Alexander: International Trotskyism 1929–1985, Duke University Press, Durham 1991, 705-6.

¹²² Cruells, op. cit., page 60.

¹²³ Bolloten, op. cit., page 430.

Глава 31

¹ W. G. Krivitsky: In Stalin’s Secret Service, Harper & Brothers. New York, 1939, page 96.

² Ibid., page 100.

³ Franz Borkenau: The Spanish Cockpit, University of Michigan Press, Ann Arbor, 1963, page 196.

⁴ Gerald Brenan: The Spanish Labyrinth: An Account of the Social and Political Background of the Spanish Civil War, Cambridge University Press, Cambridge, 1982, page 327.

⁵ Juan Garcia Oliver: El Eco de los Pasos: El Anarcosindicalismo en la calle, en el Comité de Milicias, en el gobierno, en el exilio, Ruedo Ibérico, Paris and Barcelona, 1978, page 399.

⁶ Ibid., page 396.

⁷ Dolores Ibarruri, Manuel Azcarate, Luis Balaguer, Antonio Cordón, Irene Falcón, and José Sandoval: Guerra y Revolución en España 2936-3939, Editorial Progreso, Moscú, 1966, Volume II, pages 101-3; see also Luis Araquistáin: Sobre la Guerra Civil y en la Emgraáón, Espasa-Calpe, S.A., Madrid, 1983, pages 228-30.

⁸ Enrique Casrro Delgado: Hombres Made in Moscú, Publicaciones Manaña, Mexico, 1960, page 488.

⁹ Ibid., page 508.

¹⁰ Reported in Spanish Revolution, New York, April 9 1937.

¹¹ Francisco Largo Caballero: Correspondencia Secreta, No, Madrid, 1961, page 239.

¹² Largo Caballero, op. cit., pages 241-3.

¹³ Interview with Carlos de Baraibar, in Santiago, Chile, August 9 1956.

¹⁴ Largo Caballero, op. cit., page 271-2.

¹⁵ Burnett Bolloten: The Spanish Revolution: The Left and the Struggle for Power During the Civil War, The University of North Carolina Press, Chapel Hill, 1979, page 355.

¹⁶ Hacía la Unidad de Acción de la Clase Obrera, Ediciones de la C.N.T., Valencia, n.d. (1937), page 8.

¹⁷ Jesús Hernández: Yo Fui un Ministro de Stalin, Editorial América, Mexico, 1953, pages 76-7; Araquistáin, op. cit., pages 224-5.

¹⁸ Salvador de Madariaga: Spain: A Modern History, Frederick A. Praeger, New York, 1958, page 509.

¹⁹ Hernández, op. cit., page 77.

²⁰ Los Sucesos de Barcelona: Relación documental de las trágicas jornadas de la semana de Mayo 1937, Ediciones Ebro, Valencía, May 1937, page 52; Agustín Souchy: Spain: July 19, 1936 – July 19, 1937, Libertarian Publishers, New York, n.d. (1937), page 6.

²¹ Araquistáin. op. cit., pages 222-3.

²² Largo Caballero, op. cit., page 275.

²³ Bolloten, op. cit., pages 435-6.

²⁴ Interview with Juan López, in Mexico, August 25 1963.

²⁵ Hernández, op. cit., pages 79-84.

²⁶ Ibid., pages 79-84.

²⁷ Largo Caballero, op. cit., pages 275-6.

²⁸ Ibid., page 262; see also Araquistáin, op. cit., page 218.

²⁹ Enrique Castro Delgado: Hombres Made in Moscú, Publicaciones Manaña, Mexico, 1960, page 495.

³⁰ Hernández, op. cit., page 66; and Bolloten, op. cit., page 344. [Беляев – оперативный псевдоним Н. М. Белкина. – Примеч. пер.]

³¹ Hernández, op. cit., pages 66-71.

³² Ibid., pages 74-5.

³³ Manuel Azaña: Obras Completas: IV: Memorias Políticas y de Guerra, Ediciones Oasis S.A., Mexico, 1968, page 592.

³⁴ Largeo Caballero, op. cit., page 278.

³⁵ Ibid pages 279-80.

³⁶ José Peirats: La C.N.T. en la Revolución Española, Ediciones CNT, Toulouse, 1952, Volume II, pages 435-6.

³⁷ Interview with Federica Montseny, in Toulouse, July 31 1960.

³⁸ García Oliver, op. cit., pages 435-6.

³⁹ Peirats, op. cit. Volume I!, page 239.

⁴⁰ Ibid., pages 239-40.

⁴¹ Garcia Oliver, op. cit., page 438.

⁴² Bolloten, op. cit., page 442.

⁴³ Peirats, op. cit., Volume II, page 240,.

⁴⁴ Palmiro Togliatti: Escritos sobre la guerra de España, Editorial Critica, Barcelona, 1980, page 136.

⁴⁵ Peirats, op. cit. Volume II, page 240 and César M. Lorenzo: Les Anarchistes Espaginols et le Pouvoir 1863-1969, Editions du Seuil, Paris, 1969, page 273.

⁴⁶ Hernández, op, cit., page 71.

⁴⁷ Ibid., page 87.

⁴⁸ Peirats, op. cit. Volume II, page 240.

⁴⁹ Lozenzo, op. cit., pages 271-2.

⁵⁰ Cited by Lorenzo, op. cit., page 272 (footnote No. 35).

⁵¹ Terence M. Smyth: La CNT al Pais Valencia 1936-1937, Series La Unitate, Num. 33, Valencia, 1977, page 67.

⁵² Toglialti, op. cit., pages 145-6.

⁵³ Lorenzo, op. cit., page 276.

⁵⁴ Ibid., pages 276-7.

⁵⁵ Interview with Valerio Mas, in Paris, September 8 1960.

⁵⁶ Bolloten, op. cit., page 454.

⁵⁷ Ibid., page 455.

⁵⁸ Peirats, op. cit. Volume II, page 306.

⁵⁹ Ibid., Volume II, pages 309-10.

⁶⁰ For details on the June 1937 cabinet crisis see Peirats, op. cit., Volume II, pages 306-11; Lorenzo, op. cit., pages 276-8; and Garcia Oliver, op. cit., pages 444-5.

⁶¹ Boletín de Información C.N.T., A.I.T., F.A.I., Barcelona, No. 277, June 7 1937.

⁶² Lorenzo, op. cit., pages 278-9.

Глава 32

¹ Julian Gorkin: España, Primer Ensayo de Democracia Popular, Asociación Argentina por la Libertad de la Cultura, Buenos Aires, n.d. (1961), page 14.

² Diego Abad de Santillán: Por Qué Perdimos la Guerra, C. del Toro, Editor, Madrid, 1975, page 263.

³ Jesús Hernández: Negro y Rojo: Los Anarquistas en la Revolu cion Española, La España Contemporánea, Mexico, D.F., 1946, pages 417-20.

⁴ José Peirats: La C.N.T. en la Revolución Española, Ediciones CNT, Toulouse, 1952, Volume II, page 306.

⁵ Boletín de Información C.N.T., A.I T., F.A.I., Barcelona, No. 314, July 20 1937.

⁶ Boletín de Información C.N.T., A.I.T., F.A.I., Barcelona, No. 324, July 31 1937.

⁷ Louis Fischer: Men and Politics: An Autobiography, Duell, Sloane and Pearce, New York, 1941, page 417.

⁸ Boletín de Información C.N.T., A.I T., F.A.I., Barcelona, No, 450, December 27 1937.

⁹ Boletín de Información C.N.T., A.I T., F.A.I., Barcelona, No. 459, January 6 1938.

¹⁰ Peirats, op. cit., Volume III, page 67.

¹¹ César M. Lorenzo: Les Anarchistes Espagnols el le Pouvoir 1863-1969, Editions du Seuil, Paris, 1969, page 317.

¹² Manuel Muñoz Diez: Marianet: Semblanza de Un Hombre, Ediciones CNT, Mexico, 1960, pages 112-133.

¹³ Peirats, op. cit. Volume III, page 90.

¹⁴ Juan Garcia Oliver: El Eco de los Pasos: El Anarcosindicalismo en la calle, en el Comité de Milicias, en el gobierno, en el exilio, Ruedo Ibérico, Paris and Barcelona, 1978, page 490.

¹⁵ Ibid., pages 490-1.

¹⁶ Burnett Bolloten: The Spanish Revolution: The Left and the Struggle for Power During the Civil War, The University of North Carolina Press, Chapel Hill, 1979, page 469.

¹⁷ Pierre Broué and Emile Temime: The Revolution and the Civil War in Spam, The MIT Press, Cambridge, 1970, page 527.

¹⁸ Peirats, op. cit. Volume III, page 90.

¹⁹ Interview with Juan Lopez, in Mexico, August 25 1963.

²⁰ Letter from Ramón Álvarez to author, November 15 1989.

²¹ Letter from Ramón Álvarez to author, January 1 1990.

²² Lorenzo, op, cit., page 317 (footnote No. 29).

²³ Ibid., page 319.

²⁴ Ibid., page 317.

²⁵ Santillán, op. cit., page 252.

²⁶ Ibid., page 318.

²⁷ Interview with José Consuegra in Caracas, Venezuela, September 14 1961.

²⁸ Lorenzo, op. cit., pages 319-20.

²⁹ Garcia Oliver, op. cit., page 492.

³⁰ Julian Gorkin: Caníbales Políticos: Hitler y Stalin en España, Ediciones Quetzal, Mexico, 1941, pages 88-90.

³¹ Revolutionary History, London, summer 1988, page 32.

³² Charles Off to Clarence Senior, December 25 1936, Norman Thomas Collection, New York Public Library.

³³ Gorkm: Caníbales Políticos, etc., op. cit., page 92.

³⁴ Ibid., pages 99-104.

³⁵ Ibid., page 104; see also Víctor Alba: El Marxisme a Catalunya 1919-1939, Volume II: Historia del P.O.U.M., Editorial Portic, Barcelona, 1974, pages 508-11.

³⁶ Jesús Hernández: Yo Fui un Ministro de Stalin, Editorial America, Mexico, 1953, pages 112.

³⁷ Ibid., pages 119-26.

³⁸ Francesc Bonamusa: Andreu Nin y el movimiento comunista en España (1930-1937), Editorial Anagrama, Barcelona, 1977, pages 377-8.

³⁹ Alba, page 511.

⁴⁰ Julian Gorkin: El Proceso de Moscú en Barcelona, Ayma, Sociedad Anónima Editora, Barcelona, 1973, pages 198-9.

⁴¹ Alba, op. cit., page 514.

⁴² Manuel Azaña: Obras Completas: IV: Memorias Políticas y de Guerra, Ediciones Oasis, S.A., Mexico, 1968.

⁴³ Alba, op. cit., page 562.

⁴⁴ Adolfo Bueso: Recuerdos de un Cenetista, Editorial Ariel, Barcelona, 1978, Volume II, page 261.

⁴⁵ The Spanish News Bulletin, Barcelona, No. 12, 2nd year, June 1937, page 2.

⁴⁶ Gorkin: El Proceso de Moscú en Barcelona, op. cit., page 249.

⁴⁷ Alba, op. cit., page 589.

⁴⁸ Ibid., page 502.

⁴⁹ Gorkin: El Proceso de Moscú en Barcelona, op. cit., pages 265-6.

⁵⁰ Ibid., page 265; see ibid., pages 238-66 and Alba, op. cit., pages 576-600 for a discussion of the trial; and Alba, op. cit., pages 605-16 for the judge’s sentence.

⁵¹ Palmiro Togliatri: Escritos sobre la guerra de España, Editorial Critica, page 232.

⁵² Steve Nelson: The Volunteers: A Personal Narrative of the Fight Against Fascism in Spain, Masses and Mainstream, New York, 1953, page 131.

⁵³ Justice Triumphs in Spain, A Letter About the Trial of the P.O.U.M., Socialist Party of the U.S., Chicago, n.d. (1939), page 22.

⁵⁴ Ibid., page 23.

⁵⁵ Dolores Ibarruri: Unión de Todos los Españoles: Texto del informe pronunciado en el Pleno del Comité Central del Partido Comunista de España, celebrado en Madrid el dia 23 de Mayo de 1938, Editorial Unidad, Montevideo, 1938, page 59.

⁵⁶ Interview with Federica Montseny, in Toulouse, July 31 1960.

⁵⁷ Boletín de Información C.N.T., A.I T., F.A.I., Barcelona, No. 327, August 4 1937.

⁵⁸ Boletín de Información C.N.T., A.I T., F.A.I., Barcelona, No. 302, July 6 1937.

⁵⁹ Diego Abad de Santillán: La Revolución y La Guerra en España – Notas Preliminares para su Historia, Ediciones Nervio, Buenos Aires, 1937, pages 178-9.

⁶⁰ Andrés Suárez: El Proceso Contra el POUM: Un Episodio de la Revolución Española., Ruedo Ibérico, Paris, 1974.

⁶¹ Lazarillo de Tormes: España Cuña de la Libertad: La Revolución Española, Ediciones Ebro, Valencia, n.d. (1937), chapters 12 and 13.

⁶² Los Sucesos de Barcelona: Relación documental de las trágicas jornadas de la semana de Mayo 1937, Ediciones Ebro, Valencia, May, 1937, page 7.

⁶³ Boletín de Información C.N.T., A.I T., F.A.I., Barcelona. No. 303, July 7 1937.

⁶⁴ Víctor Alba: El Marxisme a Catalunya 1919-1939, Volume II: Historia del P.O.U.M., Editorial Portic, Barcelona, 1974, page 580.

⁶⁵ Boletín de Información C.N.T., A.I T., F.A.I., Barcelona, No. 303, August 9 1937.

⁶⁶ Gorkin: El Proceso de Moscú en Barcelona, op. cit., page 250.

⁶⁷ Interview with Luis Pórtela, in Barcelona, August 21 1960.

⁶⁸ Ricardo Sanz: Los Qué Fuimos a Madrid: Columna Durruti, 26 División, Imprimerie Dulaurier, Toulouse, 1969, page 150; Alba op. cit., Volume II, page 539.

⁶⁹ Interview with Juan Manuel Molina, in Barcelona, July 18 1984.

⁷⁰ Francisco Largo Caballero: Correspondencia Secreta, No, Madrid, 1961, pages 296-7.

⁷¹ Ibid., page 296.

⁷² Ibid., page 301.

⁷³ Peirats, op. cit., Volume 11, pages 348-9.

⁷⁴ Ibid., page 388.

⁷⁵ Boletín de Información C.N.T., A.I.T., F.A.I., Barcelona, No. 323, July 30 1937; No. 324, July 31 1937; No. 330, August 7 1937; No. 336, August 14 1937; No. 337, August 16 1937; No. 340, August 19 1937; No. 327, August 4 1937.

⁷⁶ Peirats, op. cit. Volume II, page 347.

⁷⁷ Ibid., page 376.

⁷⁸ Spanish Labor News, New York City, No, 5, December 7 1937, page 1.

⁷⁹ Spanish Labor News, New York City, No. 9, January 13 1937, page 1.

⁸⁰ Peirats, op. cit., Volume II, pages 378-80.

⁸¹ Spanish Labor News, New York City, November 30 1937.

⁸² David T. Cattell: Communism and the Spanish Civil War, Russell & Russell, New York, 1965, page 175.

⁸³ Peirats, op. cit. Volume 11, page 381-2.

⁸⁴ Ibid., page 381.

⁸⁵ José Peirats: Los Anarquistas en la crisis política española, Ediciones Jucar, Madrid y Gijón, 1976, page 296.

⁸⁶ Spanish Labor News, New York City, No. 5, December 7 1937, page 3.

⁸⁷ Spanish Labor News, New York City, November 30 1937, pages 2-3.

⁸⁸ Peirats: La C.N.T. en la Revolución Española, op. cit., Volume II, page 394.

⁸⁹ Togliatti, op, cit., page 243

⁹⁰ Socialist Review, New York City, January-February 1938, page 14.

⁹¹ Text of Caballero’s speech in Peirats: La C.N.T. en la Revolución Española, op, cit., Volume II, pages 382-93; excerpts of same in Socialist Review, New York City, January-February 1938, pages 7-8, 18.

⁹² Caballero, op. cit., pages 306-8.

⁹³ Socialist Review, New York City, January-February 1938, page 14.

⁹⁴ Socialist Review, New York City, January-February 1938, pages 1-3, 14.

Глава 33

¹ CNT Accords del Congres de Saragossa, Maig 1936, Textos de Formacio Llibertaria, Barcelona, 1977, pages 9-10.

² Hacia la Unidad de Acción de la Clase Obrera, Ediciones de la C.N.T., Valencia, n.d. (1937).

³ José Peirats: La C.N.T. en la Revolución Española, Ediciones CNT, Toulouse, 1953, Volume III, pages 67-9, see also José Peirats: Los Anarquistas en la crisis política española, Ediciones Jucar, Madrid y Gijón, 1976, pages 298-306.

⁴ Lazarillo de Tormes: España Cuña de la Libertad: La Revolución Española y sus Conflictos, Ediciones Ebro, Valencia, n.d., (1937), pages 203-14.

⁵ Indalecio Prieto: Convulsiones de España: Pequeños Detalles de Grandes Sucesos, Ediciones Oasis, S.A. Mexico, 1968, Volume II, page 31.

⁶ Ibid., pages 72-3.

⁷ Ibid., pages 37-8.

⁸ Ibid., pages 53-70.

⁹ Salvador de Madariaga: Spain: A Modern History, Frederick A. Praeger, New York, 1958, pages 527-8.

¹⁰ Prieto, op. cit., pages 49-50.

¹¹ Ibid., pages 42-7.

¹² Ibid., page 54.

¹³ Palmiro Togliatti: Escritos sobre la guerra de España, Editorial Critica, Barcelona, 1980, page 198.

¹⁴ de Madariaga, op. cit., page 529.

¹⁵ Juan Gómez Casas: Anarchist Organization: The History of the F.A.I., Black Rose Books, Montreal and Buffalo, 1986, page 209.

¹⁶ Manuel Cruells: Els Fets de Maig, Barcelona 1937, Editorial Joventut, S.A. Barcelona, 1970, page 90.

¹⁷ Adolfo Bueso: Recuerdos de un Cenetista, Editorial Ariel, Barcelona,1978, Volume II, page 297.

¹⁸ Franz Borkcnau: The Spanish Cockpit, University of Michigan Press, Ann Arbor, 1963, page 195.

¹⁹ Lazarillo de Tormes, op. cit., page 104.

²⁰ Ibid., page 202.

²¹ Manuel Azaña: Obras Completas: IV: Memorias Poliicas y de Guerra, Ediciones Oasis S.A., Mexico, 1968, page 883.

²² Ibid., page 888.

²³ Spanish Revolution, New York, July 2 1937, page 3.

²⁴ Peirats: La C.N.T. en la Revolución Española, op. cit., Volume 111, page 139.

²⁵ Ibid., page 138-9; see also Burnett Bolloten: The Spanish Revolution: The Left and the Struggle for Power During the Civil War, The University of North Carolina Press, Chapel Hill, 1979, page 469.

²⁶ Peirats: La C.N.T. en la Revolución Española, op. cit., Volume III, page 143.

²⁷ Interview with Jesús de Galíndez, in New York City, April 9 1952; see also de Madariaga, op. cit., page 531.

²⁸ Toglicltti, op. cit., page 240.

²⁹ Pierre Broué and Emile Temime: The Revolution and the Civil War in Spain, The MIT Press, Cambridge, USA, 1970, page 312; see also Bueso, op. cit., Volume II, page 292.

³⁰ Helmut Rudiger: ‘Barcelonasekreterarena Information Infor IAA; Kongress i Paris den 7 December 1937’, page 12.

³¹ David T. Cattell: Communism and the Spanish Civil War, Russell & Russell, New York, 1965, page 102.

³² Rudiger, op. cit., page 34.

³³ Dolores Ibarruri, Manuel Azcarate, Luis Balagucr, Antonio Cordon, Irene Falcon and José Sandoval: Guerra y Revolución en España 1936-1939, Editorial Progreso, Moscú, 1966, Volume I, pages 267-9.

³⁴ Louis Fischer: Men and Politics: An Autobiography, Duell, Sloane and Pearce, New York, 1941, page 421.

³⁵ Albert Perez Baró: 30 Meses de Colectivismo en Catalunya, Editorial Ariel, Barcelona, 1974, page 143.

³⁶ Diego Abad de Santillán: Por Qué Perdimos la Guerra, C. del Toro Editor, Madrid, 1975, pages 244-5.

³⁷ Pérez Baró, op. cit., page 147.

³⁸ Ibid., pages 145-6.

³⁹ José Peirats: La C.N.T. en la Revolución Española, op. cit., Volume III, page 185.

⁴⁰ Spanish Revolution, New York, July 2 1937, page 3.

⁴¹ Josep Maria Bricall: Política Económica de la Generalitat (1936-1939): El Sistema Financer, Edicions 62, Barcelona, 1979, page 263 and footnote No. 12.

⁴² Cruells, op. cit., page 109.

⁴³ Interview with Andrés Capdevila, in Perpignan, September 4 1960; see also Andrés Capdevila: ‘Las Lecciones de la Política’, CNT, Toulouse, October 27 1947, page 2.

⁴⁴ Peirats: La C.N.T. en la Revolución Española, op. cit., Volume III, page 41.

⁴⁵ Bricall, op. cit., page 274.

⁴⁶ Ibid., page 276.

⁴⁷ Ibid., page 277.

⁴⁸ Castilla Libre, Madrid, December 11 1937.

⁴⁹ Gómez Casas, op. cit., pages 229-30.

⁵⁰ J. Esperanza: ‘La Socialización del Ramo de Curtidos de Barcelona’, CNT, Toulouse, July 17 1949, page 3.

⁵¹ Bricall, op. cit., page 135.

⁵² Rudiger, op. cit., page 13.

⁵³ Cruells, op. cit., page 85.

⁵⁴ Interview with Ginés Hernández Pagan, in Toulouse, August 4 1960.

⁵⁵ Interview with Antonio Alorda, in Limoges, France, August 13 1960.

⁵⁶ Prieto, op. cit., Volume II, pages 56-8.

⁵⁷ Peirats: La C.N.T. en la Revolución Española, op. cit., Volume III, page 287.

⁵⁸ Ibid., page 279.

⁵⁹ Ibid., page 280.

⁶⁰ Santillán, op. cit., page 225.

⁶¹ Peirats: La C.N.T. en la Revolución Española, op. cit., Volume III, page 281.

⁶² Ibid., page 282.

⁶³ Ibid., page 281.

⁶⁴ Santillán, op. cit., pages 234-5.

⁶⁵ Peirats, op. cit., Volume III, page 251.

⁶⁶ Ibid., page 254.

⁶⁷ Santillán, op. cit., page 294.

⁶⁸ Interview with Elias Marupe, in Toulouse, September 5 1960.

⁶⁹ Interview with Antonio León, in Limoges, France, August 13 1960.

⁷⁰ Bueso, op. cit., Volume II, pages 312-13.

⁷¹ Peirats, La C.N.T. en la Revolución Española, op. cit., Volume III, page 268.

⁷² Gabriel Javsicas: ‘Spain Divided’, Harpers Magazine, November 1945.

Глава 34

¹ Diego Abad de Santillán: Por Qué Perdimos la Guerra, C. del Toro Editor, Madrid, 1975, page 22.

² Palmiro Togliatti: Escritos sobre la guerra de España, Editorial Critica, Barcelona, 1980, page 162.

³ José Peirats: La C.N.T. en la Revolución Española Ediciones CNT, Toulouse, 1955, Volume I, page 231.

⁴ Interview with Manuel Salas, in Barcelonca, July 16 1984.

⁵ Interview with José Peirats, in Toulouse, August 1 1960.

⁶ Interview with Fidel Miró, in Mexico City, August 22 1963.

⁷ Juan Gómez Casas: Anarchist Organization: The History of the F.A.I., Black Rose Books, Montreal and Buflalo, 1986, page 295.

⁸ Santillán, op. cit., page 289.

⁹ Ibid., page 173.

¹⁰ Ibid., pages 173-4.

¹¹ Ibid., page 176.

¹² Ibid., pages 176-7.

¹³ Ibid., pages 261-2.

¹⁴ Peirats, op. cit., Volume III, pages 116-17.

¹⁵ Ibid., pages 117-18.

¹⁶ Ibid., page 118.

¹⁷ Ibid., page 120.

¹⁸ Ibid., pages 122-3. [Перевод уточнён по англоязычному изданию: Peirats J. The CNT in the Spanish Revolution. Hastings: Christie Books, 2001–2006. Vol. 3. P. 74–76. URL: http://libcom.org/history/cnt-spanish-revolution-josé-peirats. – Примеч. пер.]

¹⁹ Ibid., page 118.

²⁰ Ibid., page 119; see also José Peirats: Los anarquistas en la crisis política española, Ediciones Jucar, Madrid and Gijón, 1976, pages 312-13.

²¹ Peirats, op. cit., Volume III, pages 125-8.

²² Santillán, op. cit. page 251.

²³ Peirats: La C.N.T. en la Revolución Española, op. cit., Volme III, page 135.

²⁴ Santillán, op. cit. pages 262-4.

²⁵ Ibid., page 264.

²⁶ Ibid., pages 265-6.

²⁷ Ibid., page 267.

²⁸ Ibid., page 269-71.

²⁹ Ibid., page 271-2.

³⁰ Ibid., page 272-3.

³¹ Ibid., page 277-82.

³² Ibid., page 275-6.

³³ Togliatti, op. cit., pages 226.

³⁴ Peirats: La C.N.T. en la Revolución Española, op. cit., Voiume III, pages 303-4.

³⁵ Santillán, op. cit., pages 283-316.

³⁶ Ibid., pages 256-9.

³⁷ Peirats: La C.N.T. en la Revolución Española, op. cit., Volume III, page 305.

³⁸ Ibid., page 306.

³⁹ Ibid., page 307-8.

⁴⁰ Ibid., page 309.

⁴¹ Ibid., page 309-10.

⁴² Ibid., page 310.

⁴³ Ibid., page 315-16.

⁴⁴ Ibid., page 317.

⁴⁵ Ibid., page 319; see also Peirats: Los Anarquistas, etc., op. cit, pages 314-22.

⁴⁶ The Spanish Revolution, Barcelona, March 31 1937, page 4.

⁴⁷ ‘Informe de la Delegación de la C.N.T. al Congreso Extraordinario de la A.I.T. y Resoluciones del Mismo, Diciembre de 1937’, pages 94-5.

⁴⁸ Peirats: Los Anarquistas, etc., op. cit., page 309.

⁴⁹ ‘Informe de la Delegación’, etc., op. cit., pages 98-9.

⁵⁰ Peirats: La C.N.T. en la Revolución Española, op. cit. Volume 111, page 91.

⁵¹ Interview with A. Roa, in London, September 13 1960.

⁵² Peirats: Los Anarquistas, etc., op. cit., page 309.

⁵³ Peirats: La C.N.T. en la Revolución Española, op. cit., Volume III, page 93.

⁵⁴ Ibid., page 93.

⁵⁵ Juan Garcia Oliver: El Eco de los Pasos: El Anarcosindicalismo en la calle, en el Comité de Milicias, en el gobierno, en el exilio, Ruedo Ibérico, Paris and Barcelona, 1978, page 526.

⁵⁶ Ibid., pages 505-6.

Глава 35

¹ Jesus Hernandez: Negro y Rojo: Los Anarquistas en la Revolución Española, La España Contemporánea, Mexico, D.F., 1946, page 439.

² Ibid., pages 455-6.

³ Diego Abad de Santillán: Por Qué Perdimos la Guerra, C. del Toro Editor, Madrid, 1975, pages 337-8.

⁴ Aportes a la Verdad en la Liquidación de la Guerra Española, Ediciones C.G.T., Santiago, Chile, n.d. (1939), page 6.

⁵ Santillán, op. cit., page 345.

⁶ Hernández, op. cit., page 465.

⁷ Ignacio Iglesias: La Fase Final de la Guerra Civil, Cuadernos de Frente Libertario, Paris, 1975, page 14.

⁸ Ibid., page 6, citing Prieto and Zuazagoítia.

⁹ Pierre Broue and Emile Temime: The Revolution and Civil War in Spain, The MIT Press, Cambridge, USA, 1970, page 521.

¹⁰ Ibid., page 522.

¹¹ Ibid., page 526.

¹² Jose Peirats: La C.N.T. en la Revolución Espaóla, Ediciones CNT, Toulouse, 1953, Volume III, page 368; Iglesias, op. cit., has an expensive discussion of these claims of Negrin’s.

¹³ Hernánadez, op. cit., pages 466-7.

¹⁴ Palmiro Togliatti: Escritos sobre la guerra de España, Editorial Critica, Barcelona, 1980, page 280.

¹⁵ Hernández, op. cit., page 474.

¹⁶ Ibid., page 505.

¹⁷ Iglesias, op. cit., page 13.

¹⁸ Cipriano Mera: Guerra, Exilio y Cárcel de un Anarcosindicalista, Ruedo Ibérico, Paris, 1976, page 193.

^19a Ibid., page 195.

¹⁹ В других источниках – Франсиско Вальверде. – Примеч. пер.

²⁰ Ibid., pages 199-200.

²¹ Ibid., page 200.

²² Jesús Hernández: Yo Fui un Ministro de Stalin, Editorial América, Mexico, 1953, page 187.

²³ Mera, op. cit., page 201.

²⁴ Hernández: Yo Fui un Ministro de Stalin, op. cit., page 187.

²⁵ Mera, op. cit., page 201.

²⁶ Hernández: Yo Fui un Ministro de Stalin op. cit., page 187.

²⁷ Togliatti, op. cit., pages 282-3.

²⁸ Ibid., page 284.

²⁹ Ibid., pages 282-3.

³⁰ Peirats, op. cit., Volume III, pages 373-4; see also Broué and Temime, op. cit., pages 529-30.

³¹ Hernández: Negro y Rojo, etc., op. cit., pages 490-2, and Broué and Temime, op. cit., page 527.

³² Peirats, op. cit., Volume III, pages 369-70, cites this.

³³ Mera, op. cit., page 202.

³⁴ Ibid., pages 202-5.

³⁵ Peirats, op. cit., Volume III, page 373; and Broué and Temime, op. cit., page 531.

³⁶ Broué and Temime, op. cit., page 531.

³⁷ Mera, op. cit., pages 205-6 (footnote).

³⁸ Peirats, op. cit., Volume III, page 370.

³⁹ Broué and Temime, op. cit., page 531.

⁴⁰ Ibid., page 532.

⁴¹ Ibid., page 533.

⁴² Togliarti, op. cit., pages 280-1.

⁴³ Ibid., page 290.

⁴⁴ Ibid., page 293.

⁴⁵ Hernández: Yo fui un ministro de Stalin, op. cit, pages 190-213; also Enrique Castro Delgado: Hombres Made in Moscú, Publicaciones Mañana, Mexico, 1960, pages 732-7.

⁴⁶ Mera, op. cit., pages 204-5.

⁴⁷ Ibid., page 206.

⁴⁸ Interview with José Pastor in Limoges, France, August 14 1960.

⁴⁹ Epistolario Prieto y Negrin – Puntos de vista sobre el desarrolla y consecuencias de la guerra civil española, Imprimerie Nouvelle, París, 1939, page 117.

⁵⁰ Broué and Temime, page 532.

⁵¹ Mera, op. cit., pages 206-12.

⁵² Ihid, page 212.

⁵³ Ibid., pages 212-13 (footnote).

⁵⁴ Broué and Temime, op. cit., pages 533–4.

⁵⁵ Ibid., page 534.

⁵⁶ Ibid., pages 534-5.

⁵⁷ Mera, op, cit., page 226.

⁵⁸ Broué and Temime, op. cit., page 536.

⁵⁹ Iglesias, op. cit., page 10.

⁶⁰ Ibid., page 54.

⁶¹ Peirats, op. cit., Volume III, page 349.

⁶² Ibid., pages 349-52.

⁶³ Ibid., pages 353-4.

⁶⁴ Ibid., pages 355-7.

⁶⁵ Ibid., pages 357-8.

⁶⁶ Ibid., page 363.

⁶⁷ See Peirats, op. cit., Volume III, pages 376-91 for details of the above; see also José Peirats: Los Anarquistas en la crisis política española. Ediciones Jucar, Madrid y Gijón, 1976, pages 339-67.

⁶⁸ Matias Gonzalez: Sálvese Quien Pueda! Ultimos días de la Guerra Civil Española, Editores Mexicanos Unidos, S.A., Mexico, 1981.

⁶⁹ Víctor Alba: Historia de la Segunda República Española, Libro Mex Editores, Mexico, 1960, pages 251-2.

⁷⁰ Iglesias, op. cit., page 28.

⁷¹ Ibid., page 19.

⁷² Castro Delgado, op. cit., pages 736-7.

⁷³ Broué and Temime, op. cit., page 499.

⁷⁴ Ibid., page 501.

к началу