Неотъемлемой составляющей гражданского общества является свободный доступ и обмен информацией. Именно это создает основу для успешного функционирования и существования общества взаимной ответственности и одновременной интеграции социума. Особое значение при этом приобретают средства массовой информации, которые выступают в качестве своеобразных трансляторов информации, необходимой обществу, и, одновременно с этим, конструируют новые информационные запросы. С учетом этого, особый интерес вызывают образы действительности, которые формируются и распространяются в социуме и соответственно влияют на общественное мнение. Прошлое дает немало примеров того, как информационные образы, сознательно или бессознательно сложившиеся, определяли отношение общества к отдельным акторам общественно-политических процессов – политикам, политическим партиям, движениям и т.д.
Рубеж ХІХ–XX вв. ознаменовался активизацией деятельности левых антиправительственных сил как в Российской империи, так и во многих странах Западной Европы и Америки. Наиболее радикальную позицию занимали представители анархистского направления, требовавшие коренных изменений общественного строя и ликвидации всех государственных институтов – средства эксплуатации народных масс зажиточными классами. Именно с конца XIX в. термин «анархист» активно распространяется в печати, становится источником определенных ассоциативных комплексов, которые, в свою очередь, сформировали субъективный массовый образ анархиста, являвшийся для простых обывателей своего рода олицетворением революционного радикализма.
Научное изучение проблем истории анархизма имеет собственную историографическую традицию. Исследователи создали солидный массив трудов, в которых обращали внимание на идеологию, масштабы деятельности, социальное лицо анархистского движения и проч. [2–6]. Однако аспект восприятия революционеров обществом, особенностей неформального диалога политической силы и социума малоисследован. Хотя именно в нем мы видим перспективы для интерпретации возможных причин того, почему идеи анархизма приобрели массовую популярность только среди отдельных слоев общества, почему именно анархисты и их деятельность были и остаются окружены негативными стереотипами и т.д.
В качестве материала для исследования была выбрана «The New York Times» – американская ежедневная газета, которая, несмотря на региональный статус, входит в тройку наиболее популярных изданий США и является ярким примером американской «качественной прессы». Критериями «качественной прессы» в целом и в частности «The New York Times» были «отказ от публикации скандальных и неподтвержденных новостей ради издания сенсаций, от сомнительных методов получения информации, от слишком драматизированных иллюстраций и фотографий, от сюжетов, ориентированных на низкие вкусы» [7, с. 138]. Подобное замечание методологического характера необходимо для понимания того, что издание было ориентировано на успешного консервативного американского обывателя и позиции, выраженные в газете, отражали традиции американского мировоззрения того времени.
В общей сложности было проанализировано 45 публикаций по ряду критериев, главными из которых были: во-первых, контекст упоминаний об анархистах; во-вторых, форма представления информации; в-третьих, определения личности анархиста, которые использовались журналистами; в-четвертых, упоминания персоналий и топонимов, содержащиеся в публикациях.
По нашим подсчетам, самым популярным контекстом, в котором подавались анархисты в публикациях «The New York Times», были: применение революционерами оружия (огнестрельного, холодного, различных видов взрывчатки и др.) – 14,3%; нарушение анархистами норм общественной морали – 9,5%; положительное отношение анархистов к нарушению общественного спокойствия и преступлениям против государства – 9,5%; совершение анархистами акций против религиозных учреждений – 7,9%. В общем же, отчетливо прослеживаются 15 контекстов, объединяющей чертой которых является тесная связь между анархистами и несдержанностью, агрессивностью, которую они прямо вызывают, либо они выступают в качестве косвенной мишени общественного осуждения и агрессии. Лишь 4,8% упоминаний относятся к умеренности как одной из характеристик деятельности анархистов [Подсчитано по: 8–52].
Остановимся на нескольких контекстах, которые постоянно характеризовали «агрессивность и безнравственность анархистов» на страницах газеты. Во-первых, это описания покушений и хулиганских акций последних в отношении религиозных, преимущественно христианских зданий. Наряду с информацией о погромах европейских церквей, среди которых резонансной выглядела попытка французских анархистов организовать взрыв в церкви города Аржантёй – месте хранения так называемой «Святой туники Христа» [38], довольно острым для американского читателя было сообщение о попытке превратить в руины Собор Святого Патрика – одну из самых известных святынь Нью-Йорка [22]. Можно с большой вероятностью предположить, что сосредоточение внимания на антирелигиозной направленности действий анархистов формировало образ радикальной, непримиримой политической силы, которая пытается оказывать давление на общественный строй, традиционные ценности социума и, соответственно, угрожает спокойствию добропорядочных обывателей, каковыми являлись читатели «The New York Times».
Деятельность анархистов рядовыми читателями отождествлялась с ореолом конспиративности и таинственности. При этом журналисты часто акцентировали внимание своей аудитории на одержимости анархистов оружием и радикальной, боевой тактикой общественных преобразований. В частности, постоянно встречаются лозунги и прямые цитаты последних о незаменимости динамита и взрывчатки на пути к счастью [43], упоминания о клятвах на холодном оружии и т.д. [22]. Таким образом, в публикациях, посвященных деятельности анархистов, «вооруженный» контекст и соответствующие ассоциации были одними из наиболее устойчивых. Кстати, на это указывали сами читатели в своей переписке с редакцией «The New York Times», справедливо отмечая, что обыватель воспринимает анархистов преимущественно как «убийц и бомбистов». В противоположность этому указывалось, что существует и анархизм непротивления Льва Толстого, идеи которого, впрочем, были малоизвестны в США [49].
Интересно, что на страницах газеты часто содержатся указания на иностранное происхождение анархистов и неамериканскую природу политического анархизма в целом. Так, по нашим подсчетам, в 11,1% упоминаний подчеркивается факт того, что анархисты являются иностранцами, преимущественно связанными со средой итальянских иммигрантов в США [Подсчитано автором по: 8–52].
В целом иностранный контекст освещения данной проблематики был достаточно широк. Особое внимание привлекали вооруженные акции анархистов, или репрессивные действия европейских правительств по подавлению активности революционных организаций. В статьях содержится 49 упоминаний населенных пунктов, как американских, так и европейских. Примечательно, что последние преобладают – 29, против 20 американских. Среди европейских городов наиболее часто упоминались Париж (8 случаев), Лондон (4), Рим (3). Хотя контексты упоминаний довольно разнообразны, наблюдаются определенные закономерности. Так, новости из Парижа и Франции в целом содержат информацию об активных действиях местных властей, направленных на ограничение деятельности анархистов в стране, изобилуют количественными данными о задержанных участниках нелегальных групп, названиями революционных периодических изданий, наименованиями химических реактивов и технических принадлежностей, которые использовались или должны были использоваться для изготовления «адских устройств» [15; 19; 21; 30; 32; 38]. В подобном же контексте подавались сообщения из Италии и Испании. Так, довольно широко освещались попытки испанских анархистов захватить город Херес [16]; организация покушения на испанского короля и королеву в Мадриде [23]; взрыв в оперном театре Барселоны на открытии театрального сезона [29]; подробно проанализированы причины, мотивы и ход восстания шахтеров мраморных рудников в итальянской провинции Масса-Каррара, происходившего при активном участии местных итальянских анархистов [20].
В то же время, в сообщениях из Лондона чаще всего обращалось внимание на то, каким образом властям Великобритании удалось избежать судьбы многих европейских столиц, которые превратились в арену вооруженных акций анархистских групп. При этом подчеркивался тот факт, что именно Лондон является ведущим центром мирового анархизма, в котором его сторонники ощущают самый высокий уровень политической свободы. Высказывались предположения, что между правительством страны, в частности, правоохранительными органами и анархистами существует неформальное соглашение о своеобразном нейтралитете последних в отношении британской аристократии и монаршей семьи. Газета выражала обеспокоенность тем, что британская столица выступает своеобразным плацдармом и базой для террористических атак анархистов по всей Европе [23]. Так, в частности, после покушения на испанскую королевскую чету редакция «The New York Times» пыталась спрогнозировать возможные репрессивные действия со стороны британского правительства и потенциальную депортацию анархистов, если будет доказано, что покушение готовилось именно на территории Британии [23].
Среди американских городов наибольшее внимание было уделено Нью-Йорку и городам, расположенным в одноименном штате – Патерсону, Тарритауну, Буффало (всего 9 случаев) [10; 12; 22; 27; 33; 36; 37; 39; 41]. Вполне понятно, что издание прежде всего пыталось осветить актуальную для читателей газеты проблему деятельности местных радикальных групп. Тем не менее и в этом случае отчетливо прослеживается стремление проанализировать темы анархизма в мировом, а не только в американском масштабе. Подобное стремление было обусловлено еще и объективным ходом событий, вызвавших резонанс во всем мире. Газета живо отреагировала на новость о покушении Гаэтано Бреши, жителя Нью-Йорка, итальянского иммигранта, на короля Умберто I в 1900 г. Несмотря на то, что убийство было совершено в городе Монца в Италии, «The New York Times» подробно изучила личность Бреши: взяла интервью у его жены [37], представителей ряда местных леворадикальных групп [33], представителей полиции, осуществлявших надзор за анархистами [25; 41], оставила место для подробного комментария одного из анархистских лидеров штата – Николы Джильотти [31]. Еще больший резонанс вызвало покушение на президента США Уильяма Мак-Кинли, совершенное в 1901 г. Леоном Франком Чолгошем в г. Буффало. Особое внимание репортеров было обращено на личность анархиста, в частности на факт его иммигрантского происхождения [39; 44], так как он родился в семье поляков, мигрировавших с территории Российской империи.
Если проанализировать статьи «The New York Times» по жанровым особенностям публикаций, то можно видеть, что 55% всех статей выполнены в жанре новостей и репортажа; 15% – репортажа с прямой речью. Остальные журналистские жанры занимали относительно меньшую долю: корреспонденция читателей – 10%; аналитические статьи по анархистской тематике – 10%; интервью – 5%; обзор иностранной печати и перепечатка материалов других СМИ – 5% и т.д. [Подсчитано по: 8–52].
Если учитывать лиц, чья позиция чаще всего излагалась на страницах газеты, то можно констатировать наличие своеобразного паритета между цитированием представителей власти (глав региональной полиции, посла США во Франции, губернаторов и др.) и анархистов, представлявших политические группы Нью-Йорка и пригородов, Чикаго, Питтсбурга и других городов страны. В отдельных случаях журналисты обращались за комментариями к простым обывателям, но доля подобных обращений была довольно незначительной и составляла всего 14%. Однако именно в высказываниях обычных граждан наблюдались наиболее характерные черты субъективной «обывательской» трактовки образа анархистов и всего, что с ними связано.
Например, лидеры методистских церквей Нью-Йорка сравнивали организаторов и директоров Всемирной выставки 1893 г., проведение которой в городе пришлось на время религиозного праздника, с анархистами. Церковные деятели указывали на то, что «пренебрежение традиционными религиозными обычаями является признаком анархизма», подчеркивали иностранные корни подобных аморальных, с их точки зрения, действий и сравнивали негативное влияние анархизма с губительным характером деятельности римо-католиков, которые также пришли из-за океана [51]. В письме в редакцию «The New York Times» в августе 1906 г. американский публицист Дрейтон подчеркивает факт того, что основным стилем и образом жизни анархистов является нарушение закона [28]. В 1916 г. на страницах газеты цитируется письмо лесопромышленника из Техаса, призывающее «защищать свободу от анархистов, неассимилированных иностранцев, игнорирующих наши обычаи и законы и неспособных оценить выгоды, которые дает свобода» [49].
В газете широко было отражено неоднозначное отношение к анархистам и особенностям их политической тактики со стороны рядовых граждан. Так, неоднократно появляются упоминания о попытках жителей Чикаго, Нью-Йорка, Патерсона учинить расправу над анархистами, которые подозревались в организации покушения на президента Мак-Кинли. Например, 14 сентября 1901 г. появляется публикация, в которой описываются трудности, возникшие перед правоохранителями Чикаго, которые пытались доставить девятерых анархистов в суд и обеспечить подозреваемым право Навеаs Corpus (право арестованного лица предстать перед судом). Среди местных жителей были распространены чрезвычайно радикальные настроения, ведущим мотивом которых было желание мгновенной расправы над «виновниками» покушения на президента. В частности, репортер приводит сведения о визите в редакцию местной газеты трех молодых людей, которые объявили, что в случае сообщения о смерти Мак-Кинли на улицы Чикаго выйдут до 10 тысяч человек и линчуют анархистов, находящихся в местной тюрьме [46]. В другой публикации приводится описание молодого человека, который призывал мужчин Нью-Йорка объединиться и двинуться в городок Патерсон (предместье Нью-Йорка), чтобы раз и навсегда покончить с анархистами [39]. Не менее характерен репортаж, посвященный анархистским собраниям в небольшом пригороде Нью-Йорка – Тарритауне. Попытка анархистов провести политический митинг 22 июня 1914 г. завершилась их масштабным избиением местными жителями и фермерами, проживавшими вблизи городка [10].
Размышления на «анархистскую проблему» иного, глубинного уровня можно найти в переписке редакции со своими читателями. В частности, на страницах издания высказывается мнение, что опаснее иностранных анархистов пассивная масса, которая неспособна к решительному ответу на действия анархистов-иностранцев и вместе с тем не может прибегнуть к давлению на фабрикантов, пренебрегающих своими социальными обязательствами и тем самым создающих предпосылки для общественной нестабильности [49].
«The New York Times» активно обращается и к теме личных качеств анархистов. Наиболее информативными с этой точки зрения являются интервью с людьми, близкими к революционной среде, родственниками и друзьями анархистов. Публикуя в августе 1900 г. на страницах газеты беседу с женой Гаэтано Бреши, репортеры представили описание довольно скромного интерьера квартиры итальянского иммигранта, работавшего на местной ткацкой фабрике и зарабатывавшего 25 долларов в неделю. Жена также заявила, что не верит в виновность мужа, хотя и не отрицала того, что он ходил на анархистские собрания и критически высказывался по поводу правительства и правителей. Миссис Бреши отмечала, что ее муж – образованный и утонченный человек, хороший отец, который не мог совершить убийство [37]. В одном из своих сообщений из Парижа корреспондент газеты дал описание местного лидера анархистов Себастьяна Фора, взявшего ответственность за судьбу и содержание дочери своего единомышленника – Огюста Вальяна [32].
Одновременно с этим довольно часто анархисты представали перед читателями как лица с довольно сомнительными моральными качествами. Так, в статье посвященной визиту английского анархиста Чарльза Моубри в Нью-Йорк, журналисты открыто осуждают местных радикалов, которые не только не помогли своему товарищу, более того – обманули его, присвоив гонорары англичанина за серию публичных лекций. В качестве подтверждения была приведена цитата Моубри, выразившего разочарование в своих американских единомышленниках [36].
Рефрены подобного рода, акцентировавшие внимание читателя на своеобразии этики анархистов, довольно часто встречаются в статьях, освещавших их деятельность. В августе 1892 г. газета представила материал, посвященный собранию одной из анархистских групп Нью-Йорка. Подавляющая часть была посвящена не содержанию докладов или описанию мероприятия, а конфликтной ситуации, инициатором и активным участником которой выступила жена одного из анархистов. Она напала на докладчика и обвинила его и всех присутствующих в моральном разложении своего супруга: «Вы сгубили моего мужа, который был трудящимся человеком и хорошим отцом для своих детей, а теперь он ничем не занимается, кроме бродяжничества, питья пива и болтовни об анархии» [12]. В этой же публикации указывалось на то, что анархисты были вынуждены сменить местонахождение собственной штаб-квартиры из-за нежелания других жильцов проживать с ними в одном доме.
В целом же можно констатировать тот факт, что при описании конкретных персоналий, особенно местных американских анархистов, газета достаточно детально останавливалась на всех случаях нарушения общественной морали того времени. Например, при описании массовой демонстрации 1893 г., участие в которой принимали анархисты, репортеры обращали внимание на то, что одна из их лидеров – Эмма Гольдман не произнесла речь, однако «выпила немало пива» [13]. Учитывая консервативную позицию американского общества конца XIX – начала XX вв. относительно поведения представительниц прекрасного пола, подобный поступок являлся ярким примером женской безнравственности.
Еще одной отличительной чертой образа анархиста, который конструировался на страницах газеты, стала психическая неустойчивость сторонников анархии, в частности их уязвимость как перед политической пропагандой, так и перед резонансными общественными событиями. В июле 1894 г. в газете появляется информационное сообщение о судьбе Санте Казерио, анархиста, совершившего успешное покушение на жизнь президента Французской республики – Мари Франсуа Сади Карно. В частности, указывалось на духовный надлом анархиста после задержания и заключения, неустойчивость его психического поведения, что проявлялось в суицидальных настроениях [42]. Размышляя над возможными мотивами террористических действий Гаэтано Бреши, журналисты «The New York Times» цитировали его слова об огромном влиянии покушения Санте Казерио на его сознание [41]. В случае виновника покушения на президента Мак-Кинли – Леона Чолгоша, газета распространила информацию о том, что решение о совершении террористического акта анархист принял под впечатлением от публичной лекции Эммы Гольдман [44].
Если же говорить о конкретных фигурах анархистов и их образах, появлявшихся в газете, то, по нашим подсчетам, чаще всего в статьях «The New York Times» в период с 1885 по 1917 гг. упоминались имена Эммы Голдман – 8 случаев, Гаэтано Бреши – 4 случая, Иоганна Моста – 4 случая, Петра Кропоткина – 4 случая и т.д. [Подсчитано по: 8–52]. Закономерность подобных упоминаний состояла в том, что именно эти фигуры, с одной стороны, выступали источниками информационных поводов, с другой – были узнаваемы широким кругом читателей газеты.
Упомянутая Эмма Гольдман, которая в 17-летнем возрасте иммигрировала в Соединенные Штаты с территории Российской империи, явила американскому обществу новый тип эмансипированной женщины, которая пренебрегала многими устоявшимися в социуме стереотипами женского поведения. Пример активного участия женщины в леворадикальном движении вызвал живой интерес со стороны средств массовой информации. Это понимали и единомышленники Гольдман, которые, говоря о ее фигуре, указывали на ее популярность и то, что «газеты охотно платят за то, что она пишет» [33]. Также неоднократно на страницах газеты указывалось на ораторские способности Гольдман, ее умение дискутировать и удерживать внимание аудитории, перед которой она выступала [27]. Сама Гольдман в своих воспоминаниях указывала на то, что ее личность была темой многочисленных публикаций, из-за количества и преимущественно негативного содержания которых «у среднестатистического человека уже при простом упоминании имени Эмма Голдман ёкает сердце» [1].
Интересно, что отношения двух наиболее упоминаемых фигур анархистского движения – Эммы Гольдман и Иоганна Моста также были предметом внимания «The New York Times». Наиболее резонансным в этом контексте стал конфликт между анархистами по поводу отношения к вопросу террора (т. н. «пропаганды действием»), в ходе которого Гольдман публично отстегала Моста кнутом. Поводом для этого послужила позиция последнего, когда он осудил террористический акт 1892 г., направленный против Генри Клейтона Фрика – бизнесмена, которого анархисты считали виновным в жестоком обращении с рабочими [27].
Фигура Петра Кропоткина упоминалась в основном в контексте характеристики идеологических особенностей западноевропейских анархистов. В частности, отмечалась его незаурядная роль в становлении анархистского движения, особенно в организации и издании анархистской периодики во Франции [38]. Характерно, что журналисты употребляли словосочетание «князь Кропоткин», что должно было подчеркнуть незаурядность судьбы и статуса данного лица, которое по своему происхождению значительно отличалось от общей массы анархистов. Ведь, по мнению обозревателей, идеи анархистов были преимущественно распространены в рядах деклассированных или необеспеченных элементов общества, малоквалифицированных рабочих и т.д. [40; 44].
Подытоживая анализ публикаций, мы склоняемся к следующим выводам. Обращение к анархистской тематике на страницах «The New York Times» происходило по двум главным линиям, которые условно можно назвать зарубежной и отечественной. Первая включала репортажи и сообщения преимущественно о деятельности западноевропейских анархистов и ответной реакции со стороны правительств стран Старого Света. Эта позиция наблюдателя не только позволяла создать информационную картину, но и предоставляла материал для размышлений на основе иностранного опыта. Американский контекст касался актуальных для каждого читателя событий, происходивших внутри страны. Общим для обеих линий публикаций стал ряд вопросов: во-первых, уяснение степени опасности анархизма; во-вторых, выявление эффективных способов предотвратить его распространение. Ища ответы на эти вопросы, газета создала для своих читателей конструкт образа анархистов и их политического сообщества. Неотъемлемыми элементами данного образа стали следующие утверждения: во-первых, политический анархизм по своему происхождению был иностранным, привнесенным извне явлением; во-вторых, типичными чертами анархистов были социальная маргинальность и немотивированная оппозиционность американским традиционным ценностям и образу жизни; в-третьих, констатация неприятия или откровенно негативного отношения со стороны большинства граждан Соединенных Штатов к идеологии безгосударственности и тактике, которую применяли ее сторонники; в-четвертых, акцент на необходимости межгосударственного сотрудничества в противостоянии антисоциальным проявлениям деятельности революционного движения и т.д. Подобный образ, созданный газетой, был не только позицией редакции, но и своеобразным отражением позиции читательской аудитории и, соответственно, отражением отношения к анархистскому движению консервативной части американского общества конца ХІХ – начала XX вв.
Источники и литература
СПРАВКА О ПУБЛИКАЦИИ
Врадій, Є. А. Образ анархіста у американській пресі кінця ХІХ – початку ХХ ст. (на прикладі «The New York Times») // Наукові праці історичного факультету Запорізького національного університету. – 2012. – Вип. 34. – С. 201–207.
Электронный ресурс: Наукові праці історичного факультету ЗНУ: [сайт].
В данной статье рассматриваются материалы газеты «The New York Times», посвященные деятельности американских и западноевропейских анархистов в конце XIX – начале XX вв., и их влияние на общественное восприятие анархизма.
Перевод с украинского, специально для «Электронной библиотеки имени Усталого Караула».
Karaultheca, 2021